В надёжных руках

8 глава

А теперь я должен пойти к ней. Как христианин, я ради Господа обязан себя превозмочь», — размышлял Михаил час спустя, после того как обошел свои владения. Везде были заметны перемены к лучшему. Если бы кто-нибудь увидел его шагающим через долину к замку Замойской, то невольно подумал бы: «Куда он так спешит? «
«Как бы мне хотелось, чтобы эта встреча была уже позади!» — думал он. День клонился к вечеру. Ему в лицо веяло весенней свежестью. Когда молодой человек ступил на мост, перекинутый через Дунай, лучи заходящего солнца ласково коснулись его красивого лица, на котором оставили отпечаток шесть лет нелегкого труда. Он заметно изменился, возмужал. Когда он открывал ворота парка, теплый весенний ветер, словно приветствуя, встретил его сладким ароматом цветов. Михаил ускорил шаг. Этот весенний ветер навевал воспоминания о несбывшихся мечтах, но сейчас ему рано мечтать.
Его ждет суровая жизнь, полная самоотречения.
Михаил быстро поднялся на террасу, приютившуюся в тени цветущих каштанов. Там он неожиданно остановился и, смутившись, неловко поклонился даме, стоявшей перед ним в лучах заходящего солнца. Ему показалось, что никогда в жизни он не встречал более очаровательной и стройной женщины. Ее тонкий стан мягкими складками облегало платье бежевого цвета. На грациозной головке были красиво уложены роскошные светлые волосы. Лицо ее привлекало не столько классической красотой, сколько одухотворенностью. За такой внешностью чувствовалась прекрасная душа и неподдельная искренность. К ее нежно-розовым губам подошла бы улыбка, но сейчас ее не было — на милом лице было написано замешательство. Как бы нехотя и с гордым самообладанием она ответила на поклон молодого человека.
— Я — Михаил Годолич, — представился он. — Мне хотелось бы повидать моего кузена Дюро Тихого. Не подскажете ли, где я могу его найти?
— Его сейчас нет дома, — послышался несколько сдержанный ответ.
Михаил смутился. Он не знал, с кем говорит и как следует обращаться к этой милой даме. Но если это жена Дюро, то она должна понять, что он пришел также и к ней.
— Мне, собственно, нужно было поговорить с Дюро и попросить его, чтобы он проводил меня к Ольге Годолич... — он замялся, понимая, что не в силах произнести «моей жене».
Она взглянула на него и улыбнулась:
— Шесть лет — немалый срок, а люди меняются так быстро. Неудивительно, что ты меня не узнал, — ответила она.
— Ольга, это ты?! — воскликнул он в полном замешательстве. — Таких перемен я, конечно, не ожидал...
— Ты тоже изменился. Дядя Мартын не предупредил меня о твоем приезде. Иначе я могла бы пораньше освободиться и встретить тебя. Ты, наверное, знаешь, что я замещаю госпожу Замойскую.
— Значит, ты не пойдешь со мной домой? — спросил он угрюмо.
— Я должна выполнять свои обязанности. Михаил украдкой наблюдал за Ольгой, когда она шла рядом с ним, — уже не как привидение, а как венец творения, как женщина в расцвете своей красоты.
Она вежливо расспросила, как он добрался, не страдал ли от морской болезни. Он вынужден был признаться, что эта болезнь не пощадила его и что перед отъездом на родину он болел лихорадкой.
— Руфь и я тоже сильно страдали от морской болезни во время последней поездки в Англию.
— Когда ты успела побывать в Англии? — спросил он удивленно.
— В прошлом году.
— И как долго вы там были?
— Почти пять месяцев.
— Тогда мы можем говорить на английском языке, — пошутил он.
— Почему бы и нет? Мне нравится этот язык, — переходя сразу на английский, ответила она с безупречным произношением.
— Ты ездила с баронессой? — допытывался он.
— Да, она так добра. Руфь и я посещали медицинские учреждения, где изучали разные методы лечения, чтобы затем использовать их в нашей больнице.
— А где ваша больница?
— С террасы ее не видно, она находится на берегу Дуная.
— Ты сказала «наша больница». Кто же там работает, кроме тебя?
— Сиделками руководит Руфь, аптекой и кухней заведую я, — ответила Ольга, немного покраснев.
— Как ты справляешься с такой ответственной должностью? — удивился Михаил.
— Я сдала экзамен на фармацевта и могу готовить лекарства.
Он все больше и больше удивлялся ее умению вести разговор. Он слушал с таким восторгом, что даже не заметил, как оказался в светлой комнате, украшенной цветами. Ольга предложила Михаилу стул и сама непринужденно села на софу, позвонив перед этим. Когда вошел слуга, она обратилась к нему:
— Поставьте на стол еще один прибор. Если господин доктор не придет ужинать к семи часам, то мы не будем его ждать. Передайте, пожалуйста, госпоже Руфи, что у нас в гостях господин Годолич.
Слуга вежливо поклонился и вышел.
— Я не намерен злоупотреблять гостеприимством незнакомой мне госпожи Замойской, — стал отговариваться Годолич.
— Ты в гостях не у нашей дорогой госпожи, а у персонала больницы.
— Разве доход, который приносит больница, так велик, что эта дама может содержать столь изысканный персонал?
— Доходы немалые, но и расходы большие, потому что бедных мы лечим бесплатно и отдаем крупные суммы за обучение наших сестер милосердия. А вот «изысканный персонал» ей ничего не стоит, за исключением разве что доктора. Любая работа достойна вознаграждения. Руфь получает жалованье как компаньонка госпожи Замойской, а вот больным мы с ней помогаем бесплатно, из любви и благодарности к Иисусу Христу.
Михаил вздрогнул, услышав ее последние слова. Как она сказала? Он еще не засвидетельствовал ей свою веру, а она уже с такой легкостью произнесла это имя. После появления слуги, пригласившего всех к столу, разговор прервался. Через стеклянную дверь они прошли на веранду, откуда открывался прекрасный вид. Волны Дуная, струившиеся внизу, отражали лучи вечерней зари. Вскоре все небольшое общество было в сборе: две молодые дамы, одна обворожительнее другой, две приветливые сестры милосердия, управляющий поместьем Орлица, казначей больницы господин Николич и молодой студент Мраз.
Один стул остался незанятым. Слуга поставил самовар на столик рядом с хозяйкой. В тот момент, когда Руфь сложила руки для молитвы, открылась дверь и вошел доктор. Все склонили головы, и благодарственная молитва вознеслась к небу. Доктор также молился, закрыв глаза. Михаил онемел от неожиданности, переводя взгляд с одного лица на другое, пока наконец не остановился на Дюро. Какое оно было бледно-прозрачное, с синими жилками на висках. Но в глазах Дюро, устремленных на Михаила, было выражение сердечности и любви, в них светилось что-то неземное, что-то почти небесное. В следующее мгновение братья заключили друг друга в объятия!
За ужином завязалась интересная беседа. Только умные и образованные люди могут так беседовать друг с другом, более того, как понял Михаил, — лишь истинные христиане!
Но как Дюро и Ольга пришли к вере? Это вызывало у Годолича недоумение.
После ужина Руфь села за пианино, господин Николич взял скрипку. Дамы обступили музыкантов — и к небу взметнулась радостная хвалебная песнь.
— Теперь скажи, Дюро, как все это понимать? — Михаил обнял друга, сидевшего рядом с ним на диване.
— Знаешь, мы нашли Иисуса Христа, и Он сделал нас счастливыми, особенно меня. Прости, Михаил, я давно должен был засвидетельствовать тебе веру и спросить, нашел ли ты истину. Все эти годы мы молились за тебя.
— Нашел, Дюро, и в этом нет ничего удивительного. Я не все время находился в Бразилии, а некоторое время жил в Северной Америке. Там у меня появилась возможность присутствовать на больших евангельских собраниях. А как вы нашли Иисуса Христа?
— По соседству с нами жили две христианки, остальное нам открыл Дух Божий и Божье Слово. Однако, брат, ответь мне еще раз, спасен ли ты?
— Я перешел на сторону Христа.
Мужчины умолкли, слушая пение. Вскоре гости, поблагодарив за прекрасный вечер и за приятное знакомство, разошлись.
— Ты в больницу? — спросил доктор Ольгу, за которой только что пришла кухарка.
— Да, Дюро, только сначала мне нужно выдать лекарства и составить меню на завтрашний день.
— Я подожду тебя, и мы пойдем вместе.
— Хорошо, я скоро вернусь.
Михаил и Дюро вышли на веранду и сели в плетеные кресла.
— Дюро, мой друг, как твое здоровье?
— Очень хорошо, брат.
— Я вижу, что духовно — хорошо, а физически?
— Мне стало лучше.
— Вот видишь! А ты говорил, что вряд ли дождешься меня. Скоро ты совсем выздоровеешь!
— Наверное, ты прав, — улыбка появилась на бледном лице Дюро. — А теперь расскажи мне, как тебе здесь, дома?
— Все отлично! Я твоему отцу многим обязан.
— Верно, отец очень старался, но Ольга помогла ему достичь всего этого.
— Разве она, такая важная дама, продолжает заниматься хозяйством?
— Ольга — дама? Я так не считаю, просто она правильно поняла значение слова «служить». Но зачем я говорю тебе об этом? Скоро ты сам все увидишь.
— А тебя не интересует мое мнение о произошедших в ней переменах?
— Переменах? Это верно. Мы забыли то необразованное, забитое дитя, привыкли видеть в ней нашу сестру и любить такой, какой сотворил ее наш Небесный Отец. Тебе она кажется необычной?
— Ты сдержал, Дюро, данное мне обещание. Я вынужден взять назад мои слова, сказанные тогда на корабле. Ольга была просто подростком и теперь превратилась в прекрасную женщину. Но сознайся, что ты усиленно занимался ее воспитанием.
— Да, брат. Сначала я делал это для тебя, потом для себя, потому что это вносило разнообразие в мою печальную жизнь, а потом, когда я узнал ее истинную сущность, занимался с нею для нее самой и, наконец, для Господа, Которому я хотел подарить верную ученицу. И это, наверное, было самое лучшее. Поверь, мало кто из учителей добивался таких блестящих результатов, как я. Конечно, не только мое воспитание превратило ее в столь милое создание. Мне помогли в этом две женщины, которым удалось придать женское обаяние ее чуткому, еще неопытному сердцу. Однако ни они, ни я ничего бы не достигли, если бы не Христос, Который был для нее Учителем и Другом.
— И чем она отблагодарила тебя за твои старания? — спросил Михаил с легкой иронией.
— Она — меня? Мой дорогой друг, ни у одного больного не было более милосердной и верной сестры, чем у меня. Без ее умелого ухода ты вряд ли застал меня в живых. Вот увидишь, когда она вернется сюда, то принесет мой плащ, который я забыл. А вот и она... ну что, я не ошибся?
Молодая женщина держала в руках плащ.
— Дюро, ты забыл свой плащ, а воздух уже сырой, — сказала она, и в голосе ее звучала нежность сестры.
Михаил испытал как будто легкий укол зависти. Конечно, Дюро заслужил любовь, а за что Ольге быть признательной мужу, если он не сделал ни одного шага ей навстречу. В вестибюле больницы они расстались. Михаил с Дюро поднялись наверх, а Ольга задержалась на первом этаже. Когда Дюро показывал гостю приемную для больных, все пациенты почтительно приветствовали доктора. Было заметно, что его здесь любили и уважали. Затем Дюро повел друга в аптеку.
— Вот это Ольгины владения. Она прекрасный фармацевт и в лаборатории работает лучше меня. Недавно они с Руфью ездили за лекарственными травами в Татры. Ведь Руфь по образованию ботаник и даже из Италии, где мы недавно были, привезла трав.
— И Ольга ездила с вами в Италию?
— Конечно.
— Неужели баронесса так ее ценит?
— Она любит ее, как любила родную дочь, которую Бог несколько лет назад забрал у нее. Глядя на Ольгу, она радуется вместе с нами. Нам с баронессой немного осталось жить на земле. Ее, как и меня, удерживают здесь лишь молитвы любящих друзей. Хотя мое здоровье не сравнить со здоровьем баронессы, нас объединяет радость, что Ольга будет хорошей заменой, когда мы уйдем из жизни. Она настоящая труженица. Знаешь, Михаил, я счастлив, что ты вернулся христианином. Ты не станешь для Ольги помехой. Я верил в это и надеялся, что именно так все и будет.
— Ты прав. Я не намерен мешать ей, а хочу, наоборот, помогать. Я вижу: она стала самостоятельной. Как только я верну причитающиеся ей деньги, то сразу смогу подать на развод.
— Михаил, ты говоришь об этом как христианин?
— В таких случаях брат и сестра не связаны.
— Да, если бы на ее месте была неверующая.
Смешавшись, Михаил уставился в пустоту.
— Однако учти, что грех — причина нашего союза.
— Да, но Христос может обновить ваш союз и освятить его. Вы все еще чуждаетесь друг друга.
— Мы никогда не сроднимся.
— Разойтись всегда можно. Но прежде вы должны честно попытаться получше узнать друг друга.
Пока доктор был на первом этаже у тяжелобольного, а Ольга была занята в аптеке приготовлением кое-каких лекарств, Михаил сидел в кресле, глубоко задумавшись. Потом они проводили гостя до двери и оставили его в полном замешательстве.