реквием

чужой среди своих, свой среди чужих

Хаку почувствовал, как дрожь медленно протекает от груди к животу, рукам и ногам, оседая на кончиках пальцев. Дождь барабанит по его макушке, прошивая могильным холодом, но холодно вовсе не из-за дождя. Его горло сковал парализующий страх, а в голове набатом била одна мысль — вернуться и помочь этому человеку, которого Хосок заживо похоронил под толщей земли. Билли насильно тащил его назад, но Хаку вдруг остановился, как вкопанный, и резко выдернул свою руку из цепкой хватки. Билли поджал губы и остановился, посмотрев на подрагивающего пацана.

— В чем дело? — спросил он, стараясь перекричать дождь. — Нам уходить нужно, нельзя, чтобы нас видели!

— Иди без меня, — ответил Хаку едва слышно, что Билли пришлось прислушиваться к тому, что он там сказал.

— Ты сумасшедший? — удивился омега, сделав шаг навстречу к младшему и взяв его за руку, но Хаку вновь выдернул ее и прижал к груди, словно обжегся. Они все здесь такие — бессердечные, бездушные, злые и неспособные к состраданию? Если так, то Хаку тут не место. Он не хотел жить с такими, как они, не хотел уйти от одного монстра к другим. — Видимо, и вправду сумасшедший, — Билли начинал злиться. — Да и черт с тобой, — он махнул рукой и отвернулся от него, громко шлепая ботинками по грязи. Ему надоело нянчиться с этим мальчишкой, выслушивать его и уж тем более рисковать своей шкурой из-за того, что маленькой принцессе уж слишком больно принимать реальность. Хочет стоять тут и ждать своей участи — отлично, пусть так. Билли этого делать не намерен.

Хаку развернулся и побежал назад, едва не спотыкаясь на ровном месте о собственные дрожащие ноги. За всего лишь один день, когда, казалось бы, Хаку нашел место, где ему будет хорошо и спокойно, он остался совершенно один. Был только он и его жгучая боль из-за очередного предательства. Хотя... кто его предал? По сути ведь, никто не сделал ему ничего плохого, и ни в чем он не виноват. Его пригрели, одели, обули, накормили и дали кров. Но было здесь то, что кровь в его венах холодило. Виновато не место, виноваты люди. Он чувствует на себе их холодные взгляды с немым вопросом: «Что этот слепой звереныш здесь делает?», они все тут хуже зараженных. Не живые и не мертвые, просто существуют, волоча свои бренные тела по земле. Они были роботами — не умели ни смеяться, ни плакать, ни грустить, ни радоваться. Они просто есть. Без цели своего существования, без каких-либо мечт, без мало-мальской любви друг к другу. Хаку здесь всегда будет чужим, потому что, в отличие от всех них, он был живым. Чужой среди своих.