Лед небес

IV. Тропы

У загробного мира не было от Иммануила тайн. Небеса, широкие и необъятные, открывали хозяину самые укромные уголки себя, но тот, запертый в тесных стенах, был не в силах распознать все знаки.

Все изменится, когда он покинет свою тюрьму. Тогда он, следуя за зовом мира, отыщет тропы, что ведут к мечте. К теплу, звездам и свободе.

***

Рассказав сыну о войне, Элохим распахнул двери его клетки и ускорил ход назойливых часов. Иммануил, на удивление, не остался равнодушным, а принялся убеждать отца пустить его на казнь неверных, что посмели покуситься на творца.

Откуда эта пылкость во всегда отстраненном сыне? Неужели он и впрямь так возлюбил отца, что готов наказывать неверных сам?..

У мнительного Элохима, трепещущего в страхе перед сыном, почему-то не возникло подозрений в нем. Бог уверовал в то, что завоевал преданность Иммануила, и благословил его сопровождать патрули. С одним условием: неизменно возвращаться с ними.

Душа была готова вознестись в несуществующий рай, и Иммануил с трудом удержал лицо, памятуя о статуях.

Это был только первый шаг.

Второй — шаг за пределы дворца. Ворота были наконец открыты, но Иммануил, захлестнутый торжеством представшего перед ним мира, не решался через них пройти, пока его не подтолкнула стража.

Ему показали все дороги, которыми ходил патруль, и все посты, научили распознавать и запутывать следы, но на неверных они натыкались редко, а их убежище никто не мог найти, и не сознавались пленные.

Иммануил бы смог, если бы прислушался к миру, и если б смог — увел бы отцовских людей далеко. Мир звал его к своим скрытым тропам, зов его нарастал, но Иммануил, захлебнувшийся пьянящей свободой, был глух и ослеплен.

И тогда тропы сами им завладели. Они разлучили хозяина со стражниками, кидаясь им под ноги камнями и закрывая обзор ветвями, и привели его к своему тайнику. Тишина властвовала в этом месте, в нем замолкал и мир, покорно льнущий к принцу, и он наконец прозрел.

В глубине извечного леса пряталась брешь в пространстве, не распознаваемая глазами. Проход между живых и мертвых мирами. Тот, через который когда-то прошел отец. И тщательно им замалчиваемый.