Все в порядке, я просто болен Чон Хосоком.

О сулмейтах, выжженных на сердце

  Знаете, бывают такие моменты, когда долго держишься, прячешь эмоции, а потом тебя обнимают, как бы закутывают в родные руки, когда ты уже на черте, и тебя прорывает. Громко, протяжно, до боли во всем теле. Юнги сейчас в этом состоянии. У него уже не было сил бить посуду, кричать, драться... Он просто рыдал, задыхаясь и сжимаясь, желая даже сдохнуть, только бы тепло вокруг него не исчезло. Ему было отвратно понимать, какую слабость он показывал, но поделать ничего не мог, даже оправдание: это Хосок, перед ним можно , теряло свою силу от утраченного времени, когда Мин тонул в своей боли, когда не знал, что делать дальше, когда ненавидел, но еще сильнее любил. А чувства, как бы в насмешку, перемешивались, соревновались, кто больнее уколет. Кажется, любовь победила на этот раз? А вдруг, только кажется. Что ж, Юнги знает, что будет тогда. Он уже знает, взгляд в какое окно будет последним, и куда будет сделан его последний шаг.
Но крепкие руки и нежные поглаживания плавили душу, заставляли безоговорочно верить. Юнги любил. Порой до сумасшествия и искр из глаз, до боли и желания послать все нахуй и просто умереть. Но, разве он способен позволить себе это, когда есть хоть какая-то доля сомнения в том, что Хосоку все же это не причинит боль. Он бы не смог, только не ему. Даже спустя почти год того, что он пережил в своей душе, он ни за что бы не позволил себе обидеть или даже хоть немного расстроить единственное солнышко своей жизни, которое сейчас такое ласковое, целующее в шею легко-легко.
Только вот Юнги не знал, что чувствовал. Он должен бы быть самым счастливым на свете, но пустота пожирает его, кажется, даже быстрее обычного. Страшная истерика переходит в молчаливые слезы, предательски стекающие по щекам, а сердце, раненное и избитое, не готово снова все принять. Поэтому Мин отстраняется и, смотря прямо в глаза Хосоку, проговаривает то, на что решался уже очень давно:
-Или иди нахуй из моей жизни раз и навсегда или вини потом себя в моей смерти.
-Справедливо, - печально хмыкает Чон в ответ и понимает, что будет виноват в смерти Юнги при любом раскладе.
-А, можно я еще немножко побуду в твоей жизни. Скажем, пару лет, число которых будет стремиться к бесконечности? Сопливо и глупо, да? Прости, нихуя из меня не романтик, но, если ты хочешь...
-Ой, да заткнись ты. Я думал, я тут сопля.
-Да, давай, самоутверждайся.
-Считаю до трех и бью. Раз... -ну, кто ж ему даст досчитать, когда человек, произносящий это, такой сладкий и манящий. Поэтому поцелуй, который Хосок оставляет на губах своего пианиста, добавляет их жизни рейтинга до NC-17, не меньше. Но кого ебет рейтинг, когда любовь, помноженная на чертову разлуку сейчас разрывает два сердца, выдирая их из груди к чертовой матери и соединяет в одно огромное, совсем не больное, а сильное и бьющееся правильно, немного ускоренно от чувств, заполняющих его.

Все же, идея о соулмейтах, выжженных на сердце, сейчас очень похожа на правду.