Все в порядке, я просто болен Чон Хосоком.

В три часа ночи люди становятся искренними поневоле

  Все адово по кругу - думает Юнги, вернувшись домой. Поцелуй с Хосоком в губы, нет, прямо в душу, тормошит раненное сердце, заставляет его снова биться. Сам Мин потерял счет сигаретам, которые утонули в его легких. Он не знает, что делать. Ни с Хосоком, ни со всей собственной жизнью. Все это выглядит как глупая шутка. Хотя, не даром говорят, что у Судьбы отвратное чувство юмора. Маленький, наивный мальчик просыпается в его душе, умоляя надеяться и верить, а опыт давит на него прошлым, учтиво подкидывая картинки памяти.

Они с Хосоком любили друг друга, а, может, любят и до сих пор. Но это не помешало им обоим тогда сказать "прощай". Сначала Хосоку, по глупости и детской неопытности. А потом и Юнги, от боли и злости. Казалось бы, все давно решено, они уже не маленькие и понимают, что так нельзя. Но что-то израненное и побитое внутри каждого умоляет их сделать хоть что-нибудь.

Никто не принял тогда их отношения, а теперь, когда жизнь научила плевать с высокой колокольни на чужие мнения, уже слишком поздно.

Сжимается душа, сердце и сам Юнги, щемящая боль никак не хочет заглушаться.

-Сколько можно? - тихим, истерическим шепотом спрашивает Мин у пустоты, и он даже до конца не уверен: это пустота одинокой комнаты или его собственная.

Больше нет сил ни на что. Он устал от всего на свете, а то единственное, что давало ему сил, снова коснулось его, но ускользнуло. Он не знает, обжегся ли снова или пока еще нет, но так тянет. Плевать: жечься, страдать, да хоть гореть. Теперь уже в последний раз.

Желудок хочет выблевать всех сдохших балочек, а легкие порваться на тысячи ошметков. Сердце, уже совсем мертвое, прокуренное и уставшее, все равно бьется. Опять бьется.

-Зачем, -думает Юнги, не в силах что-либо произнести.

В такие моменты хочется кричать, но понимание того, на сколько это будет глупо, сводит желание на нет, да и какой смысл? Все равно вселенная не способна слышать.

Пачка заканчивается , а вместе с ней и силы стоять у открытого окна, но все же, Мин достает еще одну и кладет в задний карман. Каждая пачка в его доме исписана одним единственным именем, которое, кажется, выжжено на сердце. Интересно, а бывают такие соулмейты? Юнги в этом сомневается, потому что понимает, что Судьба, конечно, больная сука, но не на столько же.

Дышать трудно. Когда-то свежий, воздух уже пропитан едким дымом, словно окутывает маленький мир Юнги, мешает.

Он идет, ложится на кровать и сильно жмурится, накрыв глаза руками, засыпает. Тьма окутывает больное сознание, забирая в никуда.

Два часа ночи. Гулкий звонок некогда любимой песни пробивается сквозь пелену забвения. Рука на ощупь , сначала путается и вытаскивает сигареты, потом находит в другом кармане телефон, и, принимая вызов, прикладывает аппарат к уху, глаза так и не открылись.

-Где ты? - спрашивает словно чужой голос. Мин изо всех сил старается не узнавать его, будто это возможно.

-Дома, - не задумываясь, отвечает он.

-Впустишь?

-Нет.

-Говори адрес.

Весь этот смутный диалог кажется Юнги очередным сном. Но, пусть так, хоть где-то же он может быть счастливым? Именно поэтому спустя час на пороге его квартиры стоит Хосок. Без мерзкой, неживой улыбки, без пафоса и напыщенности. Настоящий и до боли родной.

-Зачем? - выдавливает Мин, стараясь не хрипеть так сильно прокуренным голосом, но не получается.

-Не знаю, - честно отвечает ночной гость. На что Юнги молча отходит, пропуская внутрь. Кажется не просто в квартиру, а в сердце, хотя, оттуда и не уходили.

-Опять гробишься? - зайдя на кухню, Чон устроился на табурет возле окна. Мин молча пожал плечами и, открыв окно, вытащил пачку, закуривая снова.

Действия стали уже рефлекторными. Каждое утро после пробуждения он курил, курил безбожно и долго. Пока Юнги пытался собраться с мыслями и, наконец, понять : спит он или нет, его неожиданный собеседник заметил, чем пачка в руках пианиста особенная.

-Написал, потому что не можешь забыть или так приятно выбрасывать? - тяжесть и расстроенность сложно держать, особенно когда она накапливается вот уже почти год.

-Потому что дышу, - как бы доказывая свои слова, выдохнул Юнги и только после понял, что рассказал, но уже было поздно, поэтому он не стал ничего добавлять.

- Интересная искусственная вентиляция. Поделишься, вдруг мне тоже поможет?

-Нет, тебе выступать скоро.

-Мне похуй.

-А мне нет, - и каждый понимал, что это вовсе не про сигареты...

-Вернись. Я скучаю. Очень.

-Пошел ты.

-Пойду.

-Сиди уже. - на это Хосок лишь горько хохотнул.

-Ну так что?

-Тебе обязательно вслух сказать?

-Да.

-А, ну да, то, что я, дышать могу только тобой, что я все бросил из-за тебя, нет, ни о чем? Чт...- пока Юнги кричал и срывался, он выбросил в окно все: зажигалку, сигарету, пачку.. прошлое. Хосок схватил его за руки, тем самым обрывая на полуслове. Он обнял его, понимая, что, как Юнги дышит им, так и Хосок дышит самим Юнги, только ему повезло чуть больше, он нашел выход, пусть и убивающий его здоровье, а Чон не смог.

-Я люблю тебя, слышишь? - ответа не последовало, только тихие, сдавленные всхлипы, которые Мин изо всех сил пытался подавить.