Прости, я люблю !18+!

ТРИДЦАТЬ ДВА

А.

Полное осмысление происходящего накрыло только под утро, когда я лежала рядом с сопящим Юлианом, который отказывался оставлять меня, но вскоре усталость и переживания сделали свое дело, и он утонул в грезе, по-прежнему крепко сжимая меня в объятьях.

Я была приемной. Те люди, которых я всю жизнь считала своими биологическими родителями, таковыми не оказались. Но меняло ли это мое отношение? Ответ очевиден. Теперь я, поразмыслив в темноте, когда никто не мог помешать, была благодарна им еще больше. Папа так и вовсе спас мою жизнь дважды. Когда вынес из огня, а затем принял решение добиться опеки. Где бы я была сейчас без него? Представить сложно и не хотелось абсолютно.

- Чиж Азалия Родионовна, - проговорила я медленно одними губами.

Это было мое имя и навечно останется моим. Другого не надо.

Еще несколько секунд и в комнате поменялся свет. Из плотного синего он превратился в серый, что означало приближение рассвета, но у меня было одно дело, которое я должна была решить до восхода солнца, потому что в новом дне не было места призракам прошло. До чего же сентиментально.

Я покинула постель осторожно, стараясь не потревожить сон моего Юлиана.

Мой Юлиан... Теперь я по праву могла считать его таковым. По телу разлилось тепло, но я проигнорировала его и, быстро облачившись в спортивный костюм, вышла из комнаты, прихватив смартфон.

Служба «Грин такси» всегда пользовалась популярностью в нашем городе из-за быстроты подачи автомобилей. Мне так же не пришлось долго ждать, так что через минут пять я погрузилась в прохладный салон белой «Гранты» и назвала адрес, сразу предупредив, что точки будет две, а между ними пауза. Таксист не возражал. Тем более, что в столь ранний час с заказами было туго.

Не составит особого труда догадаться, куда я направлялась. Точнее к кому. Собственно, он так же не заставил меня ждать, показавшись на улице в одних пижамных шортах и с взъерошенными волосами. И если раньше во мне настолько небрежный вид вызывал трепет, то в тот момент рука сжалась в кулак, а по пищеводу разлилась горечь.

- Какого черта? – насупился Виктор, буравя мой стан ледяными глазами. – Разве ты уже не должна быть в самолете? Как же уговор?