«Секс - это то, что ты продаёшь лучше всего»

46 4 0
                                        

Дождь, начавшийся как томная бангкокская слеза, превратился в яростный потоп. Он хлестал по крыше старой «Тойоты Короллы» Фрин, заливая лобовое стекло мутными реками, сквозь которые неон улицы Пхаятхаи расплывался кровавыми и ядовито-зелеными кляксами. Мир за стеклом был похож на аквариум с грязной водой – расплывчатый, нереальный, душный. Бекки не чувствовала ни холода, ни тряски машины на выбоинах. Она чувствовала липкое тепло на шее.

Кровь Фей. Её кровь. Нет. Не её.

Но ощущение было настолько физическим, таким настоящим, что она машинально терла кожу в том месте, пока не появилась ссадина, горячая и жгучая под пальцами. Дыхание срывалось, выходя короткими, прерывистыми рывками, будто в горле застрял тот последний хрип медсестры. И глаза. Пустые. Мертвые. Глаза убийцы – Орма? Они впились в её сознание, как крючья, выворачивая душу наружу. Каждое моргание – вспышка алой лужи на ослепительном мраморе, хруст сломанных крыльев бабочки-маски, падение в бездну чужого небытия. Она была там. Внутри этой смерти.

Фрин вела молча. Лицо, подсвеченное мерцанием приборной панели, было высечено из базальта. Только резкая линия сжатых губ да непроизвольный тик у запястья, лежащего на рычаге КПП, выдавали ту ярость, что клокотала под ледяной поверхностью, как магма под тонкой коркой. Ссадина на левой скуле запеклась темно-бордовой коркой, контрастируя с мертвенной бледностью кожи. Она резко свернула в узкую щель между двумя обшарпанными, заброшенными складами, где пахло гниющей рыбой, машинным маслом и мочой, и заглушила мотор у низкой, заваленной гниющими ящиками пристройки. Тишина после рева двигателя и барабанной дроби дождя оглушила.

— Выходи. Быстро, — голос Фрин рассек тишину салона, как лезвие по шелку. Холодный. Без интонаций. Команда.

Бекки повиновалась, движения скованными, деревянными, как у марионетки с перерезанными нитями. Ноги подкашивались, не слушаясь. Дождь обрушился на нее стеной, мгновенно промочив тонкую куртку насквозь, ледяными струями стекая за воротник, смешиваясь со слезами или потом – она уже не различала. Вода залила туфли. Фрин, не глядя, толкнула тяжелую, обитую ржавым железом дверь, впустив волну спертого, заплесневелого воздуха, пахнущего сырой землей, грибами и чем-то химическим. Щелчок фонарика. Луч, узкий и яростный, выхватил из кромешной тьмы сырые, покрытые черно-зеленым панцирем плесени стены, груду пустых, разломанных ящиков, заляпанный масляными пятнами и лужами конденсата бетонный пол. Подвал. Не убежище. Ловушка. Он дышал сыростью, как открытая могила.

Тёмные зеркала БангкокаOù les histoires vivent. Découvrez maintenant