KOSHKAWEN- Внеплановая практика

13)Любить нельзя использовать

      Разум дан человеку, чтобы он понял: жить одним разумом нельзя. Люди живут чувствами, а для чувств безразлично, кто прав.
Жизнь взаймы. Эрих Мария Ремарк

      Я вернулась к дверям уже закрытого кафе. Севший мобильный тренькнул несколько раз, напоминая, что не мешало бы его зарядить. Что ж, вряд ли мне потребуется телефон сейчас, так как самый важный звонок я уже сделала.

Блин, что ж я сделала-то?!

      Сидя на промерзших перилах ограждения кафе, я мысленно заклинала, чтобы он не приезжал, не приближался ко мне, бросил бы трубку, не отвечал. Но он ответил. И он сейчас едет ко мне. Едет утешать меня от очередного разочарования в жизни, даже не подозревая истинных целей моего звонка. А я все больше ощущаю себя тварью. Подлой, меркантильной, лживой сукой, которая каждый день по немного, по малым крупицам теряет себя. Но постоянно, не прекращая, не останавливаясь. И уже нет места чувствам. Уже не жалею, что только что от меня ушел близкий человек, потому что не смог занять в моем черством сердце места лучшего, чем просто знакомый. Уже и думать боюсь о том, что испытываю к Левину. Во-первых, от этого больно, а во-вторых, теперь каждое мое необдуманное решение, действие будет нести последствия. Прежде всего, для него.

Не приезжай, не надо. Не появляйся, не будь рядом…
Не подходи.
Опасно.

      Он приехал. Уже минут через пятнадцать он подошел ко мне, будто бы не рассматривая, но я чувствовала, как его взгляд пробежался по мне. Только сейчас я ощутила, как холодят мокрые дорожки на моих щеках. Надо же, я даже не заметила слез. Я не заметила, а он точно увидел их, и глаза его потемнели.
— Что у тебя случилось? — будто не понимая его вопроса, я смотрела на него повлажневшими глазами, пытаясь проглотить комок, скопившийся в горле и грозивший удушить меня за каждое неверно произнесенное слово.
      Он… Он совсем иной. Из другой жизни. Чуткий, понимающий, но совершенно не подозревающий о том, какие причины на самом деле побудили меня набрать его номер.
      Он… Он теперь рядом. Совсем близко. И от этого так спокойно. Так призрачно приятно, умиротворенно... Часть меня тонула в его глазах, ощутив себя в безопасности, в то время как другая задыхалась от фальши, от невозможности сбежать, хотя так хотелось.
— Меня парень бросил… — слезы обреченности сменила наигранно показанная тоска, хотя совсем не по этому поводу мне сейчас хотелось разреветься в голос.
      И вот я жертва. Жертва обстоятельств, несчастная, запутавшаяся в себе, всем своим видом показывающая, как нуждается в утешении. Несостоявшаяся актриса, неумело, но весьма успешно играющая роль куклы. В последнее время мне довольно часто приходится вживаться в эту роль.
      Взгляд его смягчается, а губ касается едва уловимая улыбка: нежная, добрая, все понимающая и реагирующая на все снисходительно легко. А мне злиться хочется. Кричать хочется о том, что все далеко не так просто как ему кажется. Хочется бить кулаками в его грудь и гнать от себя как можно дальше. Но я не могу… Даже не потому не могу, что мне поставили иную задачу. Не могу, потому что он мне сейчас нужен. Как воздух нужен. Как глоток жизни. Бесценная толика свободы, умиротворения, возврата в прошлое. В прошлое, где было не все просто, но решаемо. В прошлое, в котором я была не одна. В прошлое, в котором он был рядом.
— Да, Левин, это х**во, чувствовать себя брошенной! — еще как плохо, а еще хуже то, что я себя чувствую брошенной самой судьбой, и ничего уже нет дальше. Есть только прошлое и это неясное настоящее, которого совсем скоро тоже не станет.
      Прикурив сигарету, он садится рядом. Обнимает меня, прижимает к своему плечу, слушает все мои слезливые всхлипы, будто пытаясь впитать в себя все мои проблемы. Как раньше… Как прежде в длинных коридорах гимназии он так же утешал меня от очередной несправедливости жизни. А я лишь билась в истерике, плакала, кляла весь мир, ненавидела самых близких, презирала всех тех, кто готов был помочь… Единственным кто достучался, кто не отступился — был он. И сейчас он рядом… И как-то само собой стирались года, когда его не было. Память играла со мной, подтасовывая воспоминания, меняя их, стирая день за днем то время, когда я была без него.
      Заморосил дождь, что уже было редкостью для этого времени года. Три дня назад шел снег, но тут же растаял, а теперь с этой же оттепелью пришли и дожди. Я мерзла от холода душевного больше, чем от промерзлых капель дождевой воды. Даня прижал меня к себе крепче, прикрыв мои плечи своей ветровкой. Аромат его парфюма был таким же, как и несколько лет назад. И это лишь способствовало моему необъяснимому погружению в прошлое. Так уютно. Тепло. Уже не страшно.
      Прикрываю глаза, чувствуя легкое покалывание ледяных крупиц дождевой воды на лице. Приятным холодком влажные струйки бегут по коже, собираясь у губ, затем растворяются или же, добираясь до подбородка, стекают по шее. Странно, но мне кажется, что они обжигают. Все мои чувства оголены, душа открыта сейчас, а дождь разносит тепло по телу. Теряюсь в памяти, оставаясь где-то в прошлом. Все бы отдала, чтобы не возвращаться оттуда.
— Поедем ко мне? — отрезвляюще звучат его слова, а я открываю глаза, замечая, как с ресниц капают то ли дождевые капли, то ли слезы. — Дождь начинается.
      Дождь начинается?! Уже ураган бушует где-то во мне, ливень и жадные порывы ветра треплют душу, разрывая ее на кусочки так, чтобы потом никогда не собрать, не склеить. Боюсь, что после этого дождя больше ничего не останется. Ничего, кроме пустоты.
      Едва заметно киваю, переведя дыхание и поспешно смахивая скопившиеся в уголках глаз слезы, немного размазывая до того аккуратно подведенный черным карандашом контур век. Даня поднимается первым, протягивая мне руку. Тепло накрывает мою ладонь, когда я робко касаюсь его руки. В ответ на мою нерешительность Даня сжимает мою руку сильнее, вселяя уверенность, передавая частичку тепла, которого так не хватает мне.
      Он увозит меня, сменяя трассу за трассой, район за районом, разрезая ночь и хлеставший в окна машины ливень. В темноте за окном сквозь пелену дождя я не могу рассмотреть тот район, куда он меня привез. Да, в общем-то, и не стараюсь. По большому счету, мне все равно. В полутемном салоне автомобиля его рука находит мою, накрывая ладонь и едва ощутимо сжимая ее, получая ответное пожатие. Пропетляв между домами, Даня припарковал машину на совершенно незнакомой мне улице. Дождь упрямо колотил по крыше, но как-только автомобиль остановился, я вышла под ледяные струйки, подставляя лицо упрямым каплям, стремясь хоть как-то охладить пылающие жаром тело и душу.
— Пойдем! — Даня снова берет меня за руку, поспешно уводя к одному из подъездов. — Сейчас промокнешь насквозь!
      Незнакомый подъезд, чужая квартира, на убранство которой я совершенно не обращаю внимание. Кардинально отличается от того, что довелось мне увидеть чуть более года назад, но на более детальный осмотр я сейчас просто была не способна. Едва ли успеваю потеребить Тая по холке, перед тем как опуститься на диван в гостиной, поджав под себя колени и уткнувшись взглядом в одну мне видимую точку.
— Кофе? — предлагает Даня, до того подпиравший дверной косяк комнаты и хранящий молчание.
      Согласно киваю, и пока Даня удаляется в сторону кухни, я пытаюсь собраться: взять себя в руки, отпустить уже от себя самые тяжелые мысли, воспоминания о тех условиях, которые передо мной ставил Макс. Его здесь нет. Здесь только двое: я и Левин. Я и человек, в чувствах к которому я так и не разобралась. Должно быть, никогда не разберусь, потому что невозможно столько времени взращивать в себе ненависть и неприязнь, а потом сжечь все, перекроить в себе настолько, что, в конце концов, упираешься в тупик. Я не должна быть здесь. С ним не должна быть. И все же я пришла сюда. К нему. По чужой воле? По чьей-то прихоти? Нет, я просто нуждаюсь в нем теперь. Каждой клеточкой своего естества нуждаюсь. Он именно тот, кто заставляет меня двигаться дальше. Подниматься из грязи, в которую меня уже втоптали, и идти дальше. Ползком ползти, если придется, но только вперед. Не оглядываясь. Не останавливаясь. К черту Макса! Всех к Дьяволу! Пока он рядом, пока не закончится эта ночь.
      Он входит в комнату с двумя кружками, из которых поднимаются сизые струйки пара, а по залу стелется приятный аромат свежесваренного кофе. Я поднимаю взгляд на него. Смотрю несколько секунд, изучая каждую черточку лица, теряюсь в собственном отражении в его глазах: глубоких, пронзительных, внимательных и знающих намного больше обо мне, чем известно мне самой. Так не хватало мне этого взгляда… Как многое хотелось доверить этим глазам, растворить в их заботе, понимании, молчаливом смирении…
      Он едва успевает переставить чашки на тумбочку возле дивана, когда я обвиваю его шею руками, прижимаюсь к его груди, утыкаюсь носом в шею. Без слов, без слез, перехватив дыхание. Как же именно этого не хватало… Как я жила все это время без этих плеч, рук, запаха кожи? Без этой ощутимой защиты рядом, которая, конечно же, меркла на фоне моих нынешних проблем, но без которой движение дальше напрочь лишено смысла?