KOSHKAWEN- Внеплановая практика

9)Запретное участвие

Так и просидев на полу добрых полчаса, я впитывала в себя тишину номера, как завороженная вцепившись взглядом в закрытую входную дверь, будто ожидая, что в любую секунду она распахнется, и мне снова придется вести борьбу. Сама с собой. Ведь он не знает... Никто не знает, какой фонтан эмоций я пережила этой ночью: от банального эгоизма до болезненного осознания собственной ненужности. Мне хотелось выть от бессилия, бить и рвать все вокруг, но из-за того же бессилия я не могла даже с пола подняться: снова взглянуть на себя в зеркало, опять найти тысячи аргументов своим поступкам, защититься перед самой собой. «Я - слабая» - кричало свой вердикт сердце. «Я все делаю правильно» - вторил разум. А душа продолжала кровоточить, окропляя все самые блеклые мечты, надежды, что все изменится и станет лучше. Легче.
Медленно, как после долгого обморока я поднимаюсь с пола и чувствую, что колени дрожат. Кисти рук также подрагивают, став холодными и бледными настолько, что проглядывалась каждая вена. Меня всю трясло. Воздух разрывал легкие, едва только я пыталась вздохнуть чуть глубже, чем обычно. Слабая. Настолько опустошенная сейчас, что себя не чувствую, не нахожу в этой маленькой каморке гостиничного номера. Перестала ощущать. Чувствовать перестала. И одна лишь въедливая мысль долбила в висках, посылая импульсы по всему телу: все правильно, все верно.

Я ненавижу его.

Замок на двери в ванную заедает, поддавшись лишь тогда, когда я с силой дернула дверь. Ненавижу всем своим естеством! Вру. Я ненавижу лишь мозгом. Сердце мое изнывает от грусти, от мучительной разлуки, от невозможности чувствовать его рядом, видеть глаза бездонные, пронзительные, любимые... Душа рвется из тела, кромсая всю меня изнутри, истязая, мучая, лишая покоя, сна, жизни... И я горю внутри, и чувствую все явственней, что с каждым днем, часом, минутой - не смогу больше сдерживать в себе это пламя. Оно сжирает меня, лишает личности, разума, сердца... А быть может, нет у меня давно этого сердца. Отдала ему, без него ушла, забыла. Он вернулся - и в груди все встрепенулось, заныло и впервые за несколько лет что-то застучало гулко, отдаваясь в мозге, продираясь через лед, который я так тщательно копила, хранила, берегла...
Из зеркала в ванной на меня смотрела незнакомка: осунувшиеся болезненные глаза, запавшие щеки, губы, искусанные едва ли не до крови. И так бездонно пусто, так больно внутри, что кричать хочется, но никто не услышит. Звать хочется, но никто не придет. И я снова одна. Опять одна с этой болью, грустью, пустотой, с душой кровоточащей... Моя любовь впитала ненависть, и с этой гремучей смесью я уже не справлялась. Я лишь болеть могла... Им болеть. До абсурда, до сумасшествия, до боли каждой клетки тела. Хорошо, что не видит. Хорошо, что никогда не узнает.
Холодная вода смывает косметику, слезы, тщательно вырисованную маску, и я плачу, не стараясь сдержаться, не пытаясь скрыть слезы. Впервые плачу за последних три года. Впервые так открыто, не жалея себя, погружаясь в свою боль, смягчая ее лишь ледяными струями, бьющими из душа. Знаю, что завтра мне предстоит поправить макияж, снова надеть маску. Ту самую, с привычной жизнерадостной, но искусственной улыбкой. И роли снова найдут своих актеров, а театр жизни предложит сыграть в очередном спектакле, и я буду беззаботной, равнодушной сукой, которая любить уже не может. Просто не умеет. Не хочет.
Замерзла под ледяной водой настолько, что зуб на зуб не попадал, но стало немного легче. Закутавшись в огромное мягкое полотенце, я вышла из ванной, прошлепав босиком до кровати, забравшись на которую и скрутившись клубком, прижимая к груди колени и продолжая тихо пускать слезы, я так и уснула.