Как говорил Константин Симонов

Глава V. Болезненные воспоминания Кота и Чайки (1-я часть).

Восьмой день.

— Поверить не могу, что вам надоел холодный душ и вы стали вовремя подниматься. Может быть, ещё пару раз для профилактики? — наконец, похвалил сонный отряд Георгий Николаевич за то, что сегодня умудрились встать на цифре восемь. И то, похвалой-то не назовёшь. — Выйти во двор! Построиться!
После неторопливых сборов, выползающий из палатки первый отряд побил рекорд по проклятиям диверсионной школы. Вишневецкому, наверное, здорово икается в последнее время. А кто-то, всё ещё сонный, собирал ногами половицы и едва на валился навзничь. Устали ребята слушать горлопанство Жоры по утра. С горем пополам образовав неровную шеренгу, строй сразу получил нагоняй.
— Строители херовы, вас кто строиться учил?! — заорал инструктор.
— Ну-ка дали ровный строй! — Проявив снисхождение и подождав, пока шеренга станет ровнее и пацаны окончательно проснутся, Георгий Николаевич, сопровождаемый дядей Пашей — «верным другом первого отряда» — начал говорить:
— Из второго отряда к вам переводят одного шалопая, точно не помню какого. Этот урка припрётся ближе к вечеру, вашей задачей будет освободить спальное место! На этом мы заканчиваем! Теперь перекличка! Кот! — Здесь, — отозвался налётчик заплетающимся языком.
— Кучер!
— Здесь.
Дойдя до конца, Жора крикнул:
— Чайка, — молчание, — Чайка!!! — В ответ тишина, да и только.
— Так, я не понял, куда она запропастилась? В палатке-то её не было? — спросил Жора. Весь отряд, переглядываясь, пожал плечами. Кот, не постеснявшись, слегла наклонился и оббежал взглядом строй. Инструктор, возмущённый таким поведением, заорал:
— Чернов, я тебе тут что, пустое место?! Думаешь, ты осмотришь и Чайка появится?! Упал в строй! — Кот, искренне не понимая причину очередных визгов, выпрямился. — Я сейчас вернусь! Всем оставаться на местах!.. — Это ограбление! — выкрикнул Заяц, стоявший в первом ряду, за что получил громкий подзатыльник от дяди Паши. Пацаны по обыкновению загоготали. Протяжно вздохнув, кладовщик спросил:
— Ну и куда девку дели?
Отряд тут же загудел, как самолёт на посадке, мол, «мы-то тут причем?», на что Дядя Паша устало покачал головой. С одной стороны, куда она денется из школы, а вот с другой стороны, хер её проссышь. Вдруг проскользнула где-нибудь, Птица же, как понос — везде пролетит. Жора, лично проверивший палатку, дескать, «а вдруг засела где-нибудь», пулей метнулся в штаб, откуда притащил дико сердитого Вишневецкого. Что-то яростно обсуждая, мужчины дошли до шеренги.
— Где Птица? — без «здрасте», без «до свидания» вопросил начальник лагеря. Все в унисон повторили то же, что и дяде Паше. Антон сжал губы в тонкую ниточку, что выдавало крайнее волнение или даже раздражение. И все понимали почему — кто свандит отсюда, проблем-то набежит. — Так, сволочи мои ненаглядные, занятий — жаль, конечно, — сегодня не будет. Вместо этого вы все дружно отправляетесь на поиски этой паразитки. Кто найдёт — пусть сразу тащит ко мне, будем разбираться. К грабителям-засранцам это относится в первую очередь. Если не найдёте, с вас первых спрошу! — строй весело заржал, метая взгляды в сторону невезучих голодаев, благоговейно просравшихся на пригорке спортгородка. — Кто надумает сбежать, пока идут поиски, того поймаю и лично всучу пропистон по самые яйца! — шеренга мигом умолкла. — Разойтись!
Отряд, до сих пор не веря происходящему, на мгновение потерял ориентацию в ситуации. Жора же, взяв Принца, Шкета и Черепа под своё материнское крыло, отправился на поиски вместе с ними. От подобной компании они были явно не в восторге, но что ж поделать. Ещё не разошедшиеся пацаны, поржав над троицей, сбились в кучку. Заяц, как всегда, не сумел удержать язык за зубами:
— Пацаны, а давайте её до вечера искать? Отдохнём хоть, проветримся! — по толпе прошёлся смешок. Маэстро шутливо пихнул беспризорника в бок:
— Да тебе лишь бы баклуши пинать, да лясы точить. Успокоился бы уж и поработал на пользу дела.
— А я чё? — удивлённо отозвался тот. — Чё я, нанимался, что ли? Ну ты насмешил, музыкант. Постояв ещё какое-то время, отпуская друг про друга шуточки, парни зажали зубами папиросы и решили разделиться. Да и, судя по крикам, где-то недалеко обитался Георгий Николаевич, и пока их не постигла та же участь, что и трёх обосранцев, пацаны поспешили ретироваться с места сборища. Не хватало ещё, чтобы их пинками под жопу гоняли по лагерю. Тяпа и Кот отчалили последние и едва успели зарулить за столовую — мимо, как вихрь, пронёсся дядя Паша. Чернов не был исключением и тоже закурил.
— Как думаешь, ей удалось сбежать? — поинтересовался Тяпа.
— Нет, она и не собиралась, — глухо отозвался парень, прикусив губу. Щипач приподнял брови, выражая искреннее непонимание. — Да вчера с ней базарили, — признался Костя. — Если бы собиралась, то сказала бы.
— Ага, чёрта с два, — участливо хмыкнул Валя и налётчик понял, что сморозил глупость. Конечно, с чего бы ей отчитываться перед ним. — Бежит и падает, чтоб тебе рассказать, — добавил тот. — И где вот её искать? — Тяпкина уведомили, что не знают. Беспризорник озадачился. Не сказать, что он так сильно горел желанием её обнаружить и притащить к Вишневецкому в штаб, но какой-то азарт в этом был. Ведь нет ничего интересного в том, что её найдёт кто-нибудь другой. — Думаю, и нам с тобой разделиться надо. В ответ Костя как-то равнодушно пожал плечами. Ему было абсолютно всё равно искать Чайку вместе с Тяпой или отдельно, поэтому Валя, взяв инициативу на себя, неторопливо зашагал в сторону спортгородка. Проводив мальчишку взглядом, Кот докурил и только потом тронулся с места. Интуиция подсказывала, что она где-то за территорией мёртвой зоны.
***
Тёмный, заброшенный барак. Изначально здесь планировали сделать склад, так как кругом были какие-то пустые ящики, полки и столы, но, судя по всему, руки так и дошли. Помещение словно запечатано снаружи толстой, не пропускающей свет материей. Однако щели между досками всё же позволяли проникнуть сюда небольшому количеству горного солнца. От этого в бараке витала жуткая атмосфера. В углу валялся деревянный стул, который явно оказался там не по своей воле — на толстом слое пыли отчетливо виднелись маленькие отпечатки пальцев, да и паутина, стягивающая ножки, оказалась порванной. Маленький восьминогий мастер, старавшийся над ней, сильно расстроится.
В противоположном углу покоился заставленный хламом стол, из-под которого доносилось тихое и горькое всхлипывание:
— Нет, нет, — словно в бреду, причитал кто-то, стуча по пыльному полу кулаками, в которых уже не было сил, — этого не может быть... это всё сон...
***
Маэстро и Заяц, выработавшие свою тактику поисков, торопливо слонялись по территории школы кругами, то и дело, натыкаясь на Жору или дядю Пашу. Каждый раз они спрашивали одно и то же — «нашли?» — парни в ответ лишь мотали головой. И намотались так, что скоро всё вокруг начнёт кружиться и земля уйдёт из-под ног.
— Интересно, она сбежала или где-то на территории школы? — философски протянул Заяц.
— Скорее всего, здесь где-то, — отмахнулся музыкант, заглядывая за угол санчасти. Его всё ещё не покидала мысль, что Птица, обладая на редкость язвительным характером, решила подзадорить всех и устроила, так называемые, прятки. Но здравый рассудок кричал ему, что Чайка, хоть и язва, но не дура и зазря получать от начальства дюлей не шибко хотела. Тогда куда и зачем она так хорошо схоронилась? Музыкант понять этого не мог. — Ну ничего, где наша не пропадала! — весело усмехнулся Маэстро, дескать, «хоть и с трудом, но найдём её». — Правда, загасилась уж очень добротно.
— Может быть, но от нас её жопа пернатая точно не укроется, — бодро заявил Заяц, сплюнув через плечо. — Пошли за складом посмотрим?
— Думаешь, она там сидит и нас поджидает? — усмехнулся беспризорник. — Сидит с куском халвы и ждёт... Ай, не смотри ты так на меня, пошли уже.
***
Чайка сидела под заваленным хламом столом и стучала по пыльному полу кулаками, на которых от таких интенсивных ударов появились красные отметины. Воровка не могла осознать, что это правда. Её мозг просто-напросто отказывался верить, сознание не хотело признавать, а мышление совсем сбилось с курса. Лицо заплаканное, глаза красные, будто только что напыхалась анашой, а голова пустая, не держащая в себе никаких мыслей, кроме этой. За возможность всё исправить она, ни грамма не жалея, отдала бы жизнь.
Истерика затуманивала разум Алие, сидевшей под столом, как забитый щенок. Как слепой котёнок, который беззащитен и ожидает хоть малейшей помощи. Как ребёнок, заблудившийся в тёмном лесу. «Нет, это неправда!» — носилось в голове. Чайка не кричала, предполагая, что её будут искать, но остервенело царапала ногтями пол, словно пытаясь через боль заставить себя очнуться. Представить, что это — страшный сон, который кончится, стоит только за руку себя ущипнуть. Вся боль, как ток, истязала тело, прожигая насквозь каждую клеточку её ослабевшего организма. «Вскрыться, что ли?» Подлая мыслишка, забравшая так много невинных жизней, которые смогли бы выкарабкаться из этой страшной рутины, но Чайка думала, что не осилит. Самоубийство — не выход? На самом деле, для неё сейчас именно оно казалось самым верным и практичным решением! Только вот ни ножичка, ни заточки с собой не было. От отчаяния Аля закрыла лицо грязными ладонями и едва сдержалась, чтобы не взвыть во весь голос. Контролировать себя помогало лишь осознание того, что при таком раскладе её слишком быстро обнаружат. Мало того, что вломят по самое не хочу, так ещё и застанут в таком позорном и униженном состоянии. Зарёванную, сопливую, грязную. Мысли роились в голове, словно бурлящая в кратере вулкана лава. Всплыл такой знакомый, родной образ человека, благодаря которому Чайка находила в жизни какой-то смысл. Благодаря Тимуру Лаврину — Лаврику. Только вспомнив это прозвище, Аля снова ударила кулаками об пол, что сразу отдалось жуткой режущей болью. Воротник свитера насквозь пропитался солёными слезами горечи. Обхватив руками голову, воровка начала мерно покачиваться из стороны в сторону, бормоча под нос кличку любимого ею беспризорника. Она до последней крупицы помнила их встречу.
***

Алма-Ата. Декабрь, 1943г.
И без того холодная зима на фоне войны, казалось, сворачивала в венах кровь. И если не урвал себе тёплую одежду до первых холодов, то с вероятностью в девяносто процентов откинешься где-нибудь под забором от обморожения. День ото дня в закоулках возле домов оказывались обледенелые трупы, которых называли красивым, но жутким прозвищем — «подснежники». Половину беспризорников покосили морозы, а самые живучие до сих пор творили беззаконие. Так и девчонка, переживающая вторую холодную зиму, с лёгкостью пушинки скакала по скользкой крыше очередного продсклада. Скакала не просто так, ради забавы, а с осторожностью кошки, словно кого-то выслеживая. Одежда не ахти какая тёплая, ноги начинала схватывать дрожь, но ей и не нужно пуховых одеял, ибо её миссия не предполагала скованность движений. Однако, тёплая шинель всегда была наготове и висела на плече плотным валиком. Словно жидкость, просочившись под массивный навес, беспризорница затихла и забилась плотнее к холодной стене — отличное место. Можно подумать, что от голода ум девчонки тронулся настолько, что она надумала гнездиться, но нет, здесь было отличное место для закрадки. Видно и крыльцо продсклада, и ворота, и все выходы из дворов. Она знала кого ожидать, но не знала сколько, поэтому пришлось, согнувшись в три погибели, чуть-чуть вытащить край шинели, дабы ледяная крыша не отморозила всё на свете. Подставив под подбородок руку, беспризорница кинула мимолётный взгляд на небо. Чистое, без единой тучки, с ярко светящим диском — оттого и морозно. Вдалеке из чьего-то домишка ввысь поднимался ровным столбом дым. В домике горел свет. То ли от холода, то ли от усталости, но девчонке показалось, что она кого-то там увидела. Будто мать что-то делала на столе, а неугомонный ребёнок лез ей под руку. Хорошо им, наверное. Вздохнула и тут же потрясла головой, ощерилась. Наблюдение ей не доставляло удовольствия, от вглядывания в темноту начинали слезиться глаза, а как только их потрёшь, накатывает сон. Благо, хоть луна лупила с небосвода, как прожектор, не давая сомкнуть глаз. Девчонка заскучала, но свою миссию продолжала — с серьёзным видом смотрела то на выход со двора, то на угол дома. Ожидание растянулось на вечность. Пусть ей и показалось, что просидела она на крыше чуть ли не всю свою прекрасную молодость, но через полчаса из-за того самого угла вывернули гости. Ишак, тащивший разваливающуюся арбу с тряпьём, недовольно мотал головой, на что пацан, ехавший на нём, недовольно, но шёпотом восклицал:
— Тс-с, скотина, люди спят! Девчонка прижалась вплотную к стенке. Место у неё хорошее, однако при хорошей внимательности — очень палевное. Если б эти двое вывернули из дворов, она бы даже не дёрнулась. Оставалось надеяться на навес, который создавал тень, прикрывающую её, однако наездник и ухом не повёл, уж больно был увлечён ослом. Проехав по скрипящему снегу, воровато оглядываясь по сторонам, мальчишка скомандовал «тпру!» и остановил арбу у ворот продсклада. Наблюдающая склонила голову, гадая, её клиент или нет. Спрыгнув с ишака, парень в два шага подскочил к воротам, заглянул в щель между створами. Да, точно по адресу. Угнездившаяся под навесом беспризорница бесшумно смотала шинель и окинула взглядом стену продсклада. Всяко-разно есть тут где-нибудь окошко или отсутствующие доски. Приметив залаз, она снова переключилась на мальчишку, не понимая одного — неужели пришёл на дело в одиночку. Глупо и опасно, на такие мероприятия всегда ходят толпой. Не успела она заподозрить что-то неладное, мальчишка озорливо провозгласил: — Станция Березайка, кому надо — вылезай-ка! — и откинул тряпьё. Пока девчонка подбирала свою упавшую от удивления челюсть, из арбы выскочило ещё пятеро парней. Один из них, самый высокий, поправив потрёпанную шапку-ушанку, тут же пробежался взглядом по переулку и по крыше, где засела воровка. Видимо, от сидения в темноте под тряпьём глаза были не готовы к ярко светившей луне и он, не зная, как у девчонки ушло сердце в пятки, подставы никакой не заметил. Шмыгнув носом, скомандовал: — Ладно, чисто. Через ту крышу не полезем, там сторож у входа сидит. Пойдём здесь. Из кармана бугор вытащил фомку и лихо сорвал нижние гвозди у пары досок с забора. Девчонка, уже собравшаяся продвигаться в сторону залаза, как будто засомневалась. Судя по тому, как главный перво-наперво оценил обстановку, заяц он явно стреляный. Будет опасно. Глянув куда-то вдаль, беспризорница плюнула. Работа есть работа. Будто тень, она проскользнула к щели между крышей и помещением. Узковато, но воровка и сама была хилой комплекции. Внизу она углядела сено, а значит, можно спокойно пробираться. Закинув вперёд себя шинель, она протиснулась сначала головой, а затем и плечами. Аккуратно и без лишнего шума упёрлась ногами в деревянный каркас навеса, оттолкнулась и повисла на несущей балке. Передвигаться по сену нужно осторожно. Если верить внешнему виду с улицы, то склад двухэтажный, и шуршание сена будет достаточно отчётливо слышаться на первом ярусе. Но и тут ей повезло. Склад оказался большим, попала она лишь на небольшой закоулок, куда зачем-то кинули кучку сена. Да и судя по всему, пацаны ещё орудовали где-то на улице. Сейчас её задача — как следует спрятаться. Стянув с руки потасканный чёрный платок, который впопыхах сорвала с головы какой-то дамочки, воровка повязала его на лицо. Она знала что делает. Пусть и выглядит это со стороны смешно, но в тени, да ещё и в тёмной одежде, ты её хер заметишь. Местечко тоже заприметила сразу — слепая зона под крышей склада на ящиках. Кипиш и шорохи дали понять, что пацаны уже внутри, у неё не более минуты. Действовала она по обыкновению быстро и тихо, поэтому когда шапка-ушанка главаря показалась в проходе, девчонка уже сидела на ящиках. Нащупав рукой выключатель, парень подрубил две еле работающих лампочки. В тусклом свете обозначился один основной ярус продсклада и два верхних, идущих по бокам, как в амбарах. Он ругнулся: — Тьфу ты, сука. Хоть бы свет нормальный сделали. — Ну чё там, Лавра, а? — заглянул через плечо второй. — Есть чё? — Есть, — буркнул тот и отступил с порога. Трое заползли, оглянулись, посмотрели на бугра в ожидании. — Чего я вам, икона? Берите консервы, что найдёте, сахар, чай. Главное, сгущёнку, без неё не выпущу. — А если не найдём? — Ищите! — На порог склада заскочил пятый, в руках у него был потёртый пистолет Макарова. Лица издалека воровка не разглядела, но на всякий случай плотнее прижалась, ибо пока у этого хлопца в руках такая шугалка — кто его знает, что от него ожидать. — Слышь, Котяра, а это тебе зачем? — Сувенир от сторожа, — хмыкнул тот и скрылся где-то на улице. — Во дурак, — покачал головой Лавра и самолично пошёл искать заветную сгущёнку. Шерстили они недолго, но по максимуму, так как никто не исключал незваных гостей, которые могли появиться в самый неподходящий момент. За короткое время, постоянно переругиваясь между собой, вынести успели много — ящики с консервами, коробку мятных пряников, яичный порошок, кругляши сырокопченой колбасы на длинной бечёвке. Беспризорница запомнила всё. И дождавшись, пока мальчишки спешно покинут склад, подумывала как уйти. Варианта было два: можно также через крышу, а можно более опасно, зато быстро — там же, где на склад вломилась свора пацанов. Беспризорница потёрла глаза. Не выспалась, устала, замёрзла, хотелось поскорее домой. Домом был признан маленький, но зато тёплый и тихий подвал в полуразваленном бараке на окраине Алма-Аты. Там всё обустроено так, как ей надо. Есть даже кровать, собранная из досок и чьих-то телогреек, и полка с потрёпанными книжками. Стоило ей подумать об этом безопасном и спрятанном месте, как усталость накатывала ещё большей волной. А если вспомнить о том, что накануне вечером она притаранила в своё укрытие несколько витков такой же колбасы и буханку чёрного хлеба, которые достались ей за хорошую работу, так накатывал ещё и голод. Однако, стартовать туда рано — на очереди следующее место, куда ей нужно добраться, и это точно не дом. — Наплевать, пойду по горячей, — шепнула она. — А то пока доберусь до дома — уже утро будет. Да и эти, вроде как, ушли. С опаской привстав на колени, воровка внимательно осмотрела склад на предмет припоздавших шалопаев. Путь показался ей чистым. Поскольку ящики большие, спуститься с них было тяжело. Однако, чуточку ловкости и вот она уже спрыгнула с последнего. Спрыгнула неосторожно и громко, разнеся по всему помещению гулкий стук массивной подошвы о дощатый пол. Испуганно замерла, приготовившись прятаться, но кругом была лишь мёртвая тишина. Можно отчаливать.
С той же опаской озираясь по сторонам, она подскочила к тяжёлой двери продсклада, которую грабители предусмотрительно закрыли. Приложив немало усилий, чтобы протиснуться в щель между косяком, она вдохнула в лёгкие морозный воздух. Трупа сторожа нигде не наблюдалось, только небольшой пятачок двора, усыпанный свежими следами. Пора снять платок. Но стоило поднести руку к лицу, чтобы сорвать маскарад, за спиной послышалось чьё-то дыхание. Среагировать не успела, поперёк шеи её уже схватила рука. Захват со спины был настолько крепкий, что воровка от испуга и нехватки кислорода, тут же пала на колени. Душили не жалея и не обращая внимания на уверенные удары, которыми беспризорница принялась сыпать направо и налево. — Ты посмотри, заарканил на раз-два! — Боковым зрением она уловила несколько парней, выходящих из-за угла. — Сейчас кто-то увидит, как бычки в глазах шипят. — Да ты чё, Лаврик, уж поди не увидит! — проскользнул едкий смешок. И вот сейчас нужно было соображать быстро: либо сдохнуть от рук пятерых пацанов, либо сделать хотя бы попытку удрать. На поясе всегда и на обязательной основе болтался потасканный отцовский штык-нож. Она носила его, не снимая, даже по своему тайному убежищу. Знала, что когда-нибудь он спасёт ей жизнь. И похоже, момент настал. Душивший также присел на корточки, ибо неудобно держать хоть и такую маленькую тушу, как эта девчонка. В поле зрения попала его нога. Стоит ли говорить как пронзительно и жалобно он заверещал, с силой откидывая от себя заложницу. И судя по всему, силы у него было немерено, ибо своим полётом воровка раскрыла нараспашку дверь склада, в прямом смысле слова, впечатавшись в неё. Прокатившись по дощатому полу пару метров, она не сразу вскочила на ноги. В глазах потемнело, а голова ходила ходуном. Ещё никогда её не душили по-настоящему. Но громкая команда «хватай её!» заставила придти в себя. Всунув обратно в ножны окровавленный штык, беспризорница, шатаясь, встала с пола и на ватных ногах принялась бежать к своему недавнему укрытию — ящикам. С них можно было заскочить на второй ярус и смыться через ту самую щель, через которую изначально попала сюда. Но плывший волнами пол ясно давал понять, что также ловко взобраться на ящики, не переломав себе что-нибудь, она уже не сможет и девчонка рванула к лестнице, притаившейся сбоку. — Стой, зараза, стой! — слышалось из-за спины. — Всё равно ж не уйдёшь! — У-у, сука, больно-то как! — верещал раненый где-то вдалеке. Она бегло обернулась — наперерез ей неслись двое, но ей чудом удалось избежать поимки. В помутившемся сознании беглянка не сразу поняла, что свернула не в ту сторону, не к тому ярусу. Однако думать было некогда. Лестницу преодолела с трудом, еле контролируя неслушавшееся тело. Как же её так угораздило? Ну кто тянул побыстрее слинять со склада?! Свернув направо, девчонка припустила вдоль стены, с прискорбием понимая, что впереди тупик и податься будет некуда. Остаётся отбиваться. А отбиться-то хер получится — не считая подбитого, их четверо и у одного из них огнестрельное оружие, которое быстро отнесёт её к ангелам небесным, петь райские песни. — Попалась, тварюга. Она обернулась, к ней подходили те же двое преследователей. Без палок, без ножей. Конечно, хрупкую девчонку и голыми руками можно в бараний рог свернуть, особенно вдвоём. А всё же подступались осторожно. Недаром на пороге продсклада сейчас валяется один из шайки с порезанной ляжкой. Опасаются, суки. — Ты лучше по-хорошему с нами, крыса, — прошипел парень со здоровенным фонарём на щеке, — а то только пух с тебя посыпется. Второй же разглагольствовать с этой подлой нюхачкой не хотел и ринулся на загнанную в угол. А как известно: тот, кто хочет жить, способен на многое. Парень не сразу почувствовал в животе холодный металл и ещё успел махнуть рукой. Затем просто упал на пол, изгинаясь, как на раскалённой сковороде. Казалось, девчонка испугалась не меньше, но уже приготовилась к повторной схватке. — Чё ты стоишь?! — послышалось снизу и тот с подбитой щекой сорвался с места. Не желая повторить судьбу товарища, потерявшего столько крови, что она стала капать на первый ярус, он умело увернулся от пары взмахов и штык-нож тут же полетел в сторону. Соперники сцепились. Грабитель пропустил несколько оплеух по лицу, которые завтра сделают его марафет только краше, но влепил такой удар девчонке под дых, что та загнулась в скрипичный ключ. Не теряя момент и ухватив поверженную поперёк живота, дабы принести добычу своей банде, он и не рассчитывал, что та уж слишком не хотела сдаваться. Завертевшись в руках захватчика, воровка уцепилась за стоявшую в углу метлу и черенком топнула парню прямо по носку сапога. Пацан ругнулся, но отпускать нюхачку никак нельзя. И тогда той в голову взбрело совершить ещё одну недопустимую ошибку. Конечно, раз всё пошло наперекосяк, то стоит испортить до конца. Беспризорница упёрлась ногами в стену и со всей силы оттолкнулась назад. И если б мёртвый товарищ на полу ещё что-то слышал, то его дружок с подбитой щекой от души поблагодарил бы его. Дай бог, если б не отправился следом за ним. Поскользнувшись на крови, воришка с пленницей в руках плюхнулись на перила второго яруса и всё бы ничего, да только те оглушительно треснули. С грохотом и криком бойцы приземлились, девчонка отлетела в сторону. Едва сдерживая слёзы от боли, она стянула со рта платок и с трудом перевернулась на живот. Рядом с ней ещё никого не было. Решив, что и это шанс на побег, она, постанывая, проползла небольшое расстояние и попыталась встать на ноги, но не может судьба бесконечно раздавать такие подарки. Её остановили шаги за спиной и чёткий удар по темечку. Худенькое тельце обмякло на дощатом полу. Сероглазый парень в шапке-ушанке вытер рукавом телогрейки пот из-под носа, шмыгнул. Выдохнув, словно с плеч свалилась огромная ноша, он опёрся руками в колени и ядовито сплюнул: — Ну шавка... Еле взяли. Горыныч, ты живой? — Ага, — проскрипел десантник, приземлившийся едва ли не на шею. — Ещё б посильнее — сломал бы.
— Твоему дружку, кажется, повезло меньше. — Бугор присел на корточки, грубо перевернул воровку на спину. — Сраная ищейка, теперь мы тебе точно нюх собьём. — Как ты её назвал? — поинтересовался тот, что с Макаровым. Как выяснится потом, патроны были холостыми и убить разведчицу он бы даже при большом желании не смог. — Ищейка это, самая натуральная, — повторил Лаврик. — Редкостные крысы, которые по чьей-то наводке пасут какую-нибудь банду. А потом либо сдают барыге место, куда они таскают краденое, либо рассказывают что украли, а там уже барыга сам решает чё делать. Поубивал бы каждую. — Он приподнял голову девчонки. — И, сука, красивая ведь, дрянь. — Смотри не влюбись, — прыснул Котяра, вертя на пальце бесполезный огнестрел. — Сам ещё влюбишься, — рыкнул в ответ главарь. — Ладно, я пойду арбу соберу, давайте тут быстрее, — сунув пистолет в карман, он склонился над товарищем со вспоротой ляжкой, которую уже успели замотать каким-то тряпьём. — Давай, руку мне на шею клади, вставай... — Чё с этой будем делать? — к Лаврику подошёл Горыныч. — Отправим вслед за Рыжим? — он глянул на верхний ярус продсклада, где остался истёкший кровью товарищ, и неуклюже перекрестился. — С собой возьмём, пригодится. Иди скажи, чтоб место в арбе освободили, кинем её между ящиков. — На вполне логичный вопрос «нахера?», парень ответил неопределённо: — Не зря ж Рыжий умер. — Ты только грабли ей свяжи, а то очнётся раньше времени, ещё кому-нибудь нож в ляжку вгонит. Сам справишься? — Да, давай к остальным. Горыныч кивнул и, потирая ушибленный хребет, поковылял на выход. Лаврик, нахмурив брови, стянул с узких плеч валик шинели и распустил ремешок, которым вся эта конструкция крепилась. Стоило бы её тут на этом ремне и повесить за то, что доставила такие неудобства, но если он не путает её с той, о ком ему рассказывали, то терять такой улов будет очень глупо. Да и мало кому повезёт поймать такую скользкую, как мыло, ищейку. Крепко стянув руки девчонки за спиной, а её саму аккуратно завернув в шинель, чтобы не скопытилась от холода раньше времени, он зацепился взглядом за окровавленный штык-нож, валяющийся неподалёку. Этот сувенир тоже стоит забрать с собой. Судя по гравировке на деревянной рукоятке, это именной инструмент. Возможно, даже дорог ей. В любом случае, если разговор у них не сложится, будет справедливо этим же ножом вспороть дрянной нюхачке глотку. Напоследок посмотрев на место побоища и на тело Рыжего, который не так давно появился в их группировке, Лаврик поднял на руки свёрток и спешно покинул продсклад, ибо кипиш могли слышать на улице, а второй схватки — уже с легавыми — остатки банды уже не переживут.
***
Очнулась пойманная ищейка спустя несколько часов, но для неё они показались мгновением. Она даже засомневалась, каким образом её так быстро куда-то оттащили. Глаза объяты темнотой. Чувствуя, как лицо колют мелкие сухие травинки, воровка сделала вывод, что валяется в мягкой куче сена. И собираясь было встать, поняла, что руки за спиной перетянуты чем-то очень жестким, режущим кожу. Отлично, что ещё не на том свете — плохо, что в плену. Ей даже думать не хотелось о том, что с ней могут сделать за то, что шакалила из-за угла. И ведь даже соврать не удастся, что пришла на этот склад гораздо раньше или позже, потому что по одиночке, как говорилось ранее, на такие вылазки не ходят. Встать ей таки удалось. Обладая вёрткостью, коей нет даже у змеи, девчонка опёрлась сначала на голову, затылок которой немедленно отозвался ноющей болью, затем на колени. Притянула корпус наверх, поочерёдно выпрямила ноги и вуаля — она в вертикальном положении. Правда, вставать следовало осторожно и плавно. Звонкий стук, будто от пустого ореха, пронёсся по балке, державшей крышу, и все старания насмарку. Похоже, она на каком-то чердаке. Перевернувшись на живот, она хотела попробовать снова, но вдруг раздался скрежет, словно в полу открылся деревянный люк. Воровка повернула голову и не ошиблась. В ответ на неё смотрели хмурым взглядом серые глаза, на брови свисала растрёпанная чёлка, а рука держала керосиновую лампу на уровне лица. Озарённый тусклым светом чердак-сеновал оказался маленьким, тесным, но при желании тут могут расположиться для ночлега несколько человек. Смотря нежданному гостю в глаза, она вспомнила, как его называли — Лавра, Лаврик. На секунду мозг перестал соображать. Воровка не знала, как себя повести. Однако ситуация на продскладе быстро прогнала в голове картинки и урывки воспоминаний. Заложенная в характер черта «бороться до конца» ужалила в самое неприятное место и она, словно уж на сковородке, попетляла к стенке вперёд головой. Парень резво заскочил на чердак, увернулся от ноги, летящей в голову, и схватил уползающую девчонку за грудки. В ту же секунду в руку вцепились острые, как у акулы зубы. — Ах ты сука! Звонкая пощечина выбила из колеи, она разжала челюсти, но всё также продолжала ползти и брыкаться, пока не упёрлась в стену. Её корпус вновь приподняли за грудки, да так, будто вместо неё была пара пустых колготок, и Лаврик, зажав худенькие ноги промеж колен, припёр беспризорницу к стене. Шанса вырваться не осталось и строптивая замерла. Лизнув капельки крови, выступившие от укуса, он процедил: — Какая, блядь, бойкая. Сейчас-то уже некуда деваться. — А ты мне руки развяжи и полетят от тебя клочки по закоулочкам. Чё, смелый на девочку рыпаться? — Из тебя девочка, как из дерьма граната, молчала бы уж. Скажи спасибо, что на том складе не пришил, а то легавые нашли бы свежезамороженную тушу. — Ищейка промолчала. Понимала, что в выигрышном положении сейчас не она и любая неосторожная фраза может хер знает к чему привести. — Я думаю, тебе нее по нраву такой вариант. — Так что ж не пришил, а? — левая бровь машинально дёрнулась, будто бросая вызов. — Неужто решил перед кончиной жизни меня поучить? — Такую, как ты, бесполезно учить — таких, как ты, рвать надо, — Лаврик упёрся ладонью в стену. — Надеюсь, тебе понравилась последняя разведка, а то мало ли, нечего будет вспомнить. Потому что ты вряд ли ещё раз осмелишься шакалить из-за угла.
— Что, сам займёшься? — Чё, шутница дохера? — стукнул по стене в нескольких сантиметрах от головы девчонки. — Ты для начала представься, а то что ж мы как неродные. Негоже общаться, не познакомившись. — А я с тобой не общаюсь, козёл, — вырвалось у неё. — Ща как дам, — в этот раз он замахнулся уже на неё, беспризорница зажмурилась. — Ты лучше меня не зли. Ножом в живот — это слишком легко. Я тебе, падла, такое веселье устрою, что ещё очень долго будешь вспоминать. Кличку свою говори. — У меня кличка такая, которую не заслужил произносить. — Я ж догадываюсь, кто ты, — Лаврик чуть дёрнул за ворот её лёгкой курточки, — просто удостовериться хочу. — Так если догадываешься, то может догадаешься куда тебе следует пойти? — Не скажешь по-хорошему? — рыкнул бугор. Ищейка саркастично ощерилась. И вдруг Лаврик дёрнул её за бёдра так, что она оказалась лежащей на полу. Сидя сверху, парень одним движением разорвал ряд криво пришитых пуговиц, отчего курточка сразу распахнулась. Молниеносно сообразив что к чему, девчонка зашлась криком. Это одна из самых страшных вещей, которые могли сниться ей только в ночных кошмарах. Она всегда старалась оставаться в одежде. Даже в довоенное время после бани, воровка пулей пролетала мимо зеркала, висевшего в коридоре. От самой себя неловко становилось, когда оказывалась обнажённой, а уж речи о том, что кто-то видел её нагой, кроме бабушки, и вовсе не заходило. Поэтому осознав, что сейчас её не спасёт полотенце или бабушкина шаль, которой она прикрывалась в предбаннике, девчонку обуял страх. — Отпусти! — сиплым голосом заверещала она, захлёбываясь в льющихся градом слезах. Не обратив внимания, Лаврик грубо и беспринципно сорвал поясной ремень с пустыми ножнами от отцовского штык-ножа и, задрав свитер, запустил под него холодную руку. — Убери лапы! — Можешь кричать громче, никто не дёрнется даже. — Опираясь на локоть второй руки, он добрался до груди и крепко сжал её в ладони. — Так как тебя прикажешь называть? — В ответ он слышал лишь пронзительный крик. — Ты, кажется, не поняла вопроса, — его рука скользнула по бедру. — Чтоб ты сдох, гнида, — выла она, не прерываясь. — Отпусти! — Ну ты сама напросилась, — пожал он плечами и одной рукой стянул с себя чёрный свитер, оставшись в пододёвке. — Чайка, — просипела из последних сил воровка. — Чайка я. — Чайка? — переспросил Лаврик. — А может Птица? — и взялся за резинку её штанов. — И Птица тоже, кому как. — Так бы сразу, — в эту же секунду он опустил её свитер обратно и посадил пленницу в первоначальное положение. — Можешь не ссать, я не тот, кто насилует девчонок против их воли, по-другому ты бы не сказала, но я могу это сделать, если ты снова начнёшь меня расстраивать. Ясно? — в ответ ему слабо кивнули. — На кого ты работаешь, Чайка? — Молчание. — Снова хочешь со мной развлечься? Только в этот раз я доведу дело до конца. Ты же умная вроде, должна понимать, что если я знаю твою кличку, то ты уже никуда не денешься. Я спрашиваю, на кого ты работаешь? — Зачем тебе это знать? — сглотнула слёзы Чайка, на секунду прикрыв глаза. — А это уже не твоего ума дела. Мне надо знать по чьей наводке ты, сучья ищейка, попёрлась за нами на склад. — Да не работаю я ни на кого, я одиночка. А если просят, то могу оказать услугу. Не за даром. — И кто же попросил тебя об услуге шакалить сегодня ночью? — Лаврик слегка наклонил голову. Серые глаза пугали своей безэмоциональностью. Если у всех в глубине зрачка отражались все эмоции, то у него лишь статичный холод, пробирающий до мурашек. Птица поймала себя на мысли, что именно сейчас боится его. Хоть уговор и дороже денег, но не дороже жизни, а исходя из того, что её несколько минут назад чуть против воли не лишили невинности, с ней она может распрощаться в любой момент. — Ты сам на него работаешь, — выдала беспризорница. — И уж явно побольше моего. — Я не шестёрка, чтобы на кого-то работать — я просто живу и выживаю, — оттряхивая свитер, поправил её Лавра. — Простите, мистер выживающий, — шмыгнула носом, опустила глаза, — но ему ты должен был отдать заказ с того продсклада. — На мгновение бугор побледнел и, казалось, изменился в лице. Руки, счищающие сенную труху, замерли и через мгновение сжались в кулаки. Он явно не ожидал. Качая головой, бугор сквозь зубы процедил: — Ну ты и сука, Ветер. Сам себе приговор подписал, крыса тыловая... И дорого стоили наши бошки? — Недорого, — качнула головой Птица. — У тебя такие низкие цены? — Нет, просто вас дороже не оценили. Лаврик узнавать подробности не стал, было достаточно того, что их группировку заказали. Ещё несколько секунд помолчав, он со всего размаху саданул кулаком по стене. На фоне его холодности такой всплеск эмоций напугал Чайку до слёз. Показалось, что и она сейчас попадёт под горячую руку. Однако парень лишь шумно выдохнул и открыл люк в полу. В последний момент он кинул взгляд на Птицу и спросил: — Жрать хочешь? — Нерешительный кивок. — Щас принесу. Сиди тихо и не делай глупостей, иначе, повторю, я доведу дело до конца, а затем передам тебя тем, кому надо. Помимо нас, есть желающие встретиться с той, кто накрысил на них, — люк захлопнулся и Птица осталась наедине с собой. Лампу главарь оставил и не побоялся, что в следующий раз эта лампа со всего размаху застрянет в его черепной коробке. Потому что не застрянет. Во-первых, руки связаны, а во-вторых, уж больно тело ломит от весёлого приключения и полёта с трёхметровой высоты. Да и кто его знает, ну саданёт она ему, а что там после сеновала? Вдруг там их целая орава. И если Лаврик не изнасиловал, то эти уж точно не воспротивятся, а потом поминай как звали. Однако, смысл бояться оставался, ибо она не знала на что они способны.
Под светом керосиновой лампы чердак стал вырисовываться чётче, но путей отхода она как ни старалась, а не нашла. Всё закупорено и заделано. Тут даже очень тепло, нигде в спину не дует, как будто снизу топят печь. Также крыша оказалась достаточно высокой. Просто ввиду сказочного везения Птица вмазалась головой в одну единственную балку на весь потолок. Сплюнув изо рта травинку, которая каким-то боком залетела и мешалась там с самого начала разговора, девчонка сникла. Вот так вот сидишь и ждёшь. А чего ждёшь — хер его знает. Вдруг своей смерти? В полу открылся люк, Чайка вжала голову в плечи, но зашла вовсе не смерть. Всё тот же озадаченный рассказом пленницы Лаврик, что-то тащивший в узелке. Ищейка не сразу приметила, что на поясе у него болтался такой же штык-нож, как у неё самой, но явно не тот отцовский, который так бессовестно она посеяла на складе. Самая любимая вещь из тех немногих, что остались от отца, который сейчас не пойми где — то ли на фронте, то ли на том свете. Присев на корточки и обнажив холодное оружие, парень поманил её им: — Подь сюда. Только я тебе сказал, без глупостей. Дёрнешься или рыпнешься — всажу по самую рукоятку. — Толку пугаешь, если всё равно убьёте? — Если не будешь делать то, чего не просят, то никто тебя и пальцем не тронет, поверь мне. Двигай сюда уже! — Чайка, мысленно сетуя на невоспитанного дурака, который мог бы и сам подойти, у неё, как-никак, руки связаны, предприняла попытку отодвинуться от стены. Видно поняв, что это затянется до завтрашнего утра, Лаврик в момент оказался рядом и, запустив руку с ножом ей за спину, одним движением облегчил давку на кисти. Потирая посиневшие запястья, она увидела из чего самопровозглашённый бугор сваял ей путы и не на шутку разозлилась: — Это чего, ремень от шинели что ли? Нельзя было получше что-то найти? Он ж отцовский. — Будешь свистеть — удавлю этим же ремнём, — отрезал главарь банды. — На, жри, — ей протянули узелок. Не считая нужным благодарить, Птица развязала подачку и одобрительно покачала головой. В узелке Лаврик приволок здоровую головку репчатого лука, несколько горбушек чёрного хлеба, половинку стыренной с продсклада колбасы и стеклянную бутылку молока. Хрен пойми где он её откопал, но молоко Чайка очень сильно любила и была благодарна всему сущему, что именно сейчас ей где-то бог послал это чудо. Первым делом она откупорила пробку и осушила бутыль чуть ли не на треть. Не надо иметь мега-зрение, чтобы увидеть, как в тот момент Лаврик, прилёгший на стену, вскинул брови. — Обдрищешься, — прокомментировал он ситуацию. Его удостоили укоризненным взглядом. — Ты так и будешь мне в рот смотреть? — не без наслаждения прожёвывая колбасу, спросила Птица. После того, как бугор испортил отцовскую вещь, желание подохнуть встало на первый план и она уже не так его боялась. — Я смотрю не в рот, а чтоб ты пожрала, потому что до завтра я к тебе не приду. — Я вроде должна этому радоваться, но, а куда ты денешься? — Пойду заказ твоему начальству относить, заодно обкашляем с ним одну тему, которая мне не очень понравилась. Скорее всего, ты больше не будешь у него работать, — на одном дыхании и бесхитростно проговорил Лавра. — Потому что в том состоянии, в котором он будет, вряд ли можно приказы раздавать. — И что ты мне предлагаешь, прописаться на твоём чердаке? Или ты меня отпустишь? — хрустнула долькой лука. Ей было абсолютно всё равно на Ветра-барыгу, на планы Лаврика, но одно знала точно — после такого визита кто-нибудь из группировки заказчика сто процентов захочет повидаться с ней. И желательно повидаться так, чтоб после свиданки такой девчонки, как Птица, больше не существовало на этом свете. Поэтому надо будет быстрее манать к себе домой. — Отпустить — не отпущу, — покачал головой бугор. — Потом решу что с тобой сделать. Девка ты, вроде, ничего, симпатичная, может и доведём дело до конца. — Чайка вытаращила глаза не столько от удивления, сколько от того, что ком встал в горле. Подавившись и еле прокашлявшись, она сглотнула слюну, надеясь на то, что этот придурок пошутил. — Ладно, оставлю тебе пайку, не торопись. Не дай бог попытаешься отмудохать меня бутылкой, когда в следующий раз приду, потом пеняй на себя. Отряхнувшись от сена, Лаврик открыл люк и скрылся с поля зрения Птицы. Снизу проскрипела задвижка. Хлебнув молока, она уставилась в никуда. Ну что за дебильная привычка, погружать человека в такое эмоционально подвешенное состояние и потом молча уходить? И ведь главное, что никаких комментариев по поводу того, шутка это была или нет, он не оставил.
***
Просидела она в беспокойстве достаточно долго. Лаврик, который отправился относить заказ Ветру только через три дня, неоднократно наведывался на чердак, приносил в узелке паёк, доливал керосина в лампу и не забывал читать нотации о том, что её ждёт очень жестокая расправа, если ослушается его. — У тебя что, проигрыватель в качане? — однажды не выдержала Чайка. — Почему? — озадаченно нахмурил брови главарь. — Да потому что у тебя, видать, пластинку заело на одном и том же! Постоянные угрозы быстро наскучили ей и воровка перестала удостаивать их своим вниманием. Также она не знала точно по каким причинам он так отсрочил визит к барыге, но предполагала — один со вспоротым животом на продскладе, второй с порезанной ляжкой где-то снизу, а третий десантировался на свой собственный хребет. Идти с этими полутора инвалидами к рослому барыге, который раза в два старше, никто бы не додумался, поэтому главарь подтянул в свою группировку ещё несколько человек и только потом отправился по своим личным целям. Чайка, у которой от четырёх стен и потолка голова пошла кругом, выманила у Лаврика какую-то книженцию, которая, вероятно, служила им подставкой под горячий котелок, и теперь читала её, валяясь на возвращённой на родину шинели. И между делом, слушала что творилось снизу. Как она поняла, группировка Лавры обосновалась в каком-то то ли поместье, то ли просто очень хорошем домике в самой жопе окраин Алма-Аты. Даже её подвал, по сравнению с этим богом забытым местом, можно считать чуть ли не центром города. Как говорил сам главарь: «здесь спокойнее».
Птица не спорила. Так вот, чердак, в котором она куковала, как принцесса в башне, находился в самом верху дома, а снизу уже тусовались остальные. И если прислушаться, то можно услышать, как на нижнем этаже кипит жизнь, как кто-то матерится или рассказывает анекдоты. Она никогда не жила в одном доме с какой-либо группировкой. И как ей показалось, это обычная пацанская тусовка, куда нет входа девочкам. Ещё бы быть ей точно уверенной в том, что её никто не тронет, так цены бы этим ребятам не было. А так, кто его знает. Вдруг им сейчас предложат за неё выкуп и они, наварившись, отдадут её на растерзание людям Ветра. Вот так и сидела каждый день, как на пороховой бочке. Но сегодня Лаврик ушёл в город, в гости к барыге, которого так мечтал увидеть с тех самых пор, как узнал о том, что он точит зуб на его группировку. В доме осталось несколько парней, двое из которых по наказанию бугра сидели в комнате под чердаком и играли в карты. Как ни крути, а она поймала себя на мысли, что без Лаврика ей немного страшновато. Если она знала, что кроме него к ней никто не поднимется, то сейчас она не могла найти себе места. Старалась читать, но чтение не шло, ибо Птица постоянно отвлекалась, прислушиваясь к тому, что происходит внизу. Лаврик — их бугор. И без его разрешения они и чихать не станут, но сейчас он отсутствовал. Кто скажет им, чтоб не поднимались к ней? А ведь они могут сделать что угодно. Переживала она так около двух-трёх часов, точно не знает, но когда смогла кое-как вовлечься в чтение и успокоиться, мельком услышала разговор: — Слушай, а кого мы тут охраняем? — спрашивал первый голос. — А я знаю? Девчонку какую-то, кто ж её разберёт, — отвечал второй. — Есть, двадцать одно! — Вот блин, — ругнулся первый. Некоторое время было молчание, видимо, перемешивали и сдвигали колоду. — А чё за девчонка-то? — Я ж сказал, что не знаю. Ты в уши долбишься?.. Ещё давай... — он помолчал. — Может какая-нибудь краля или игрушка Лавры, я не спрашивал. Да и мне-то какое дело? — Игрушка? — противненько усмехнулся. — Звучит смешно, мы ж не в детском садике. — Ему поведали о бесполезности данной темы. — Интересно, а Лавра слишком жадный до своих игрушек? — Вот сучий род, перебор. Дай, счас перемешаю, а то у тебя чуйка шепчет «бей по бане», а жопа шепчет «что ты, что ты»... А чё тебе до девки-то? — Да думаю тоже поиграть, вот и размышляю. — Лучше не лезь, Лавра потом башку отвинтит, а я тебя и защищать не буду. Сдвигай. — А как он узнает? — Чайка тут же отложила книгу и перевернулась на живот, прижала ухо к полу. Если ощущения ей в тот момент не врали, то по телу прошлась дрожь. И не та, которая от холода, а та, которая от страха. — На ней же не написано будет, что играли. А мы ей строго-настрого накажем, чтоб молчала, а она зассыт, да прогнётся. Будем иногда заходить, играть, пока Лавры нет. — Да ну, порожняк какой-то, — отмахнулся второй. — Думай о чём-нибудь другом. — Да ты сам об этом подумай, а, — ехидно протянул подстрекатель. — Тема-то рабочая, я тебе отвечаю. Она живёт тут на птичьих правах, надо когда-то за нашу доброту платить... Ну, пошли? Судя по молчанию, это был знак согласия, либо кивок, который Птица не видела. Паника, охватившая её с ног до головы, заставила едва ли не лезть на стены. Чего боялась, то и получила. И что сейчас делать?! Смириться с тем, что её первый раз произойдёт в атмосфере насилия и против воли? Или с тем, что она заплатит натурой за кров над головой? Такая перспектива Чайку не устраивала. Может, огреть одного из них лампой по голове или разлить по сену керосин и подпалить здесь всё к едрени матери? Пока Птица металась в поисках решения, задвижка на люке звякнула и он приподнялся. Чайка не нашла ничего лучше, чем напрыгнуть на люк всем своим небольшим весом. Снизу сматерились и тут же рванули вверх так, что девчонка улетела в угол чердака и погрязла в сене. Пока выбиралась, не стоит говорить, что двое насильников уже оказались на чердаке и перекрыли выход. Первое, что воровка почувствовала, это то, как настойчиво тянут за ногу. Реакция не заставила себя ждать — ботинок с массивной подошвой врезался в лицо одному из обидчиков. Такая подача и взрослого собьёт с панталыку. Вскочив на ноги, она ринулась было к керосиновой лампе. Какое-никакое, а оружие. Но второй оказался проворнее. Хватив девчонку поперёк живота, он навалился всем весом, быстро переведя поединок в горизонтальное положение. Изловчившись, Птица перевернулась на спину и попробовала отбиваться руками. Вовремя подоспел помеченный Чайкиным ботинком и насильники быстро скрутили хилую девчонку. — Суки, отпустите меня! — верещала воровка. Голос полностью восстановился с того инцидента с Лавриком, однако связки не железные и быстро потеряли былую силу. — Вы пожалеете об этом! — Тю-ю, ты её слышал? — саркастично спросил у товарища тот, что держал ноги. — Мы пожалеем об этом, она, наверное, Лавре всё расскажет. Да тебя, босявка, он первый на мачту посадит, если вякнешь. Ты лучше по-хорошему покажи, что у тебя под тряпками. — Отпусти! — взвыла Птица, начав вырываться пуще прежнего. Державший руки очень грубо дёрнул запястья на себя и, заломив хрупкие кисти, без какого-либо беспокойства прижал их коленями к полу чердака, лишив возможности отбиваться. Чайка визжала от боли и от страха, изгибаясь, как простыня на ветру. Склонившись над ней, душегуб задрал свитер вместе с хлопчатобумажной майкой, полностью обнажив бледный девичий торс. Стыд вперемешку со страхом охватили сознание, вроде бы ясно давая понять, что сейчас уже не вырваться, но смириться с такой судьбой Птица в силу непокорного характера не могла. Слушая грязные комментарии о том, что Лаврик завёл хорошую игрушку, она сделала попытку укусить, ударить головой — тщетно. Руки, словно гвоздями прибитые, не оставляли ей шансов. Чувствуя, как по обнажённой груди, талии метаются холодные клешни, крик перешёл на визг, а из глаз хлынули слёзы. Её будто хотели разорвать на части — с таким остервенением и дикостью грубые ладони насильников мяли её тело.
Резким движением с ног слетели ботинки, штаны. Ноги на мгновение оказались свободны и вертящаяся Чайка попала насильнику прямо под дых, отчего у того перехватило кислород. Подтянув ноги, напрягая как следует мышцы живота, она дотянулась и до второго. Одним коленом он оторвался от пола и освободившейся правой рукой Птица тут же вцепилась ему в кадык. Неясно откуда взялось столько сил, пальцы сжались мёртвой хваткой, которой вполне бы хватило, чтобы размолоть в порошок камень. Она понимала, что сейчас висит на волоске и что соперник в более выигрышном положении. Он тоже это понимал. Локоть, со всей силы врезавшийся в аккуратный носик, полностью дезориентировал и выбил из колеи. А отдышаться душегуб смог только после второго удара, когда на ворот задранного свитера брызнула кровь. Его уже мало волновало, что игрушка попорчена, поэтому последовал третий удар, которым оказалась сильная пощёчина. Он рыкнул на второго: — Иди руки ей держи! — Ты хрена ли делаешь, баклан?! — Иди, я сказал!!! За секунду насильники поменялись местами. Птица, сейчас похожая, скорее, на подбитого рогаткой воробья, не переставала отбиваться, но не с той силой. Ему пришлось помучаться, чтобы раздвинуть костлявые колени. Беспризорница и думать не хотела о предстоящей пытке. Залитые слезами глаза были зажмурены не только из-за вытекшей крови, но и из-за страха. Теперь Чайка лишь жалобно скулила и мысленно молила бога о том, чтобы мучения закончились. И без того отдавшая войне всех своих близких, она и не думала, что может случиться что-то хуже. Она не сдавалась, когда в родную деревню ворвались немцы, она не сдавалась, когда бежала оттуда, сломя голову и чувствуя, как от холода отнимаются ноги. А здесь... Птица готова была распрощаться со своим беспризорным бытием, лишь бы не терпеть это и потом жить со страшными воспоминаниями всю жизнь. Сквозь предобморочную пелену до неё доходили ощущения тела. На грудную клетку тяжело навалились, а внутренняя сторона бедра чувствовала что-то инородное, отчего мышцы таза машинально поджимались кверху. Губы прикрыла всё та же холодная ладонь. — Тише будь. Что-то щёлкнуло в её голове и Чайка из последних сил завопила во всё горло, почему-то крича «Лаврик!». Рот попытались закрыть, а она отворачивалась, зовя парня с серыми глазами и абсолютным равнодушием ко всему. Голос осип, став похожим на скрипящую колёсами арбу, связки надорвались, но девчонка не замолкала, пока шею грубо не прижали. — Рот на замок, шавка! — Лаврик! — задыхаясь, простонала она. И в этот момент люк чердака с оглушительным хлопком открылся, сорвавшись с петель. Давка на шею и руки сразу исчезла, колени сомкнулись. Девчонка, схватив край шинели, забилась в угол, укрываясь от всего, будто одеялом. За пределами которого происходило неведомое месиво. Топот, шорохи, кряхтение. Пятой точкой чувствовались деревянные доски чердака, ходившие ходуном, будто качаясь на волнах. Закрыв от страха уши, она всё равно услышала «попишу обоих!». Затем секундный вскрик, грохот, будто что-то провалилось в открытый люк, и последним был стук, словно от мешка картошки, упавшего на пол. Выглядывать из-за шинели она не решилась. От перепуга Чайка не могла остановить плач, еле успевая утирать рукавом солёные ручьи. От трясущихся рук всё размазывалось, растекалось. Половицы прогнулись от шагов, кто-то направлялся к ней. Готовясь к самому жесткому исходу, Птица сжалась в комок и когда плеч коснулись руки, вздрогнула, как от оглушительного взрыва. — Тихо, — сказали за шинелью. — Отойди! — сипло провыла воровка, склоняя голову к поджатым к груди коленям. — Не трогай меня! — Тихо, тихо, — руки стали притягивать к себе. Край шинели отогнулся. Стянутый насильниками свитер сполз и теперь болтался на локтях бесформенным грязным мешком, отчего угловатые плечи оказались неприкрытыми. Тёплые ладони мягко обняли их, будто пытаясь согреть истерзанную душу. — Я здесь. Ты звала меня? Птица подняла опухшие глаза. Она и не сразу распознала знакомый голос. — Лаврик, — не веря своему счастью, прошептала воровка и кинулась парню навстречу. — Всё, тише, — он провёл ладонью по растрёпанным тёмно-шоколадным волосам. Через плечо Чайка увидела одного из обидчиков. Насильник лежал на животе со спущенными штанами, а от горла сочилась кровавая струйка, затекая меж досок. От жуткого зрелища она уткнулась Лаврику в шею, получше завернувшись в шинель. — Я не должен был тебя оставлять, не должен был. — Он очень аккуратно прижал левую ладонь к щеке и заглянул ей в лицо: — Они били тебя? — Слабый кивок в ответ. — Суки они, суки, — с неприкрытой горечью и ненавистью выплюнул парень, прижав девушку обратно к себе. — Ты же был в городе, — еле удерживая рвущиеся наружу слёзы, проговорила она. — Ты был далеко. — Был, — кивнул Лавра. — Проблемы там возникли. На шум уголовка приехала и наши разбежались кто куда, а я сюда, к тебе. — Ко мне? — шмыгнула носом. — Ну не к нему же, — его торс слегка дёрнулся по направлению лежащего вниз лицом насильника. — Хотя, дал бог сюрприз, к нему тоже наведался. — Спасибо тебе, Лаврик, — слёзы удержать тяжело, поэтому щёки вновь намокли. — Я уже надеяться перестала. Думала, что всё, хана мне, — всхлипнула. — А ты пришёл, пришёл, Лаврик. Я не знаю, как тебя благодарить. — Тимур, — вдруг сказал он. На вполне логичный вопрос «что?», пояснил: — Тимур меня зовут. — Тимур, — выдохнула Птица, прижавшись к его шее ещё сильнее. — Спасибо тебе, Тимур. Он ещё долго гладил её по плечам, прижимая к себе так, будто за её спиной бездонная пропасть и неровен час девушка свалится туда вниз головой. Если сейчас кто-то спросит у Лаврика, почему же он не реализовал планы обменять ищейку на выкуп, ради которых и держал девчонку взаперти несколько дней, то он с вероятностью в сто процентов пошлёт этого кого-то весёлой дорогой. В голове укрепилось чёткое понимание того, что эта девушка — не валюта и не предмет торговли. Это нечто другое. Ради которого он убил двоих парней из собственной группировки.
— Они не сделали, чего хотели? — сквозь зубы спросил Тимур, поймав себя на том, что не желает слышать положительного ответа. И когда ему поведали, что он может быть спокойным, главарь банды выдохнул. — Ты хоть тоже представься, а то чё мы как неродные. — Алия, — она вытерла кровь из-под опухшего носа, — но ты можешь звать Алей. — Аля, оденься, а то замёрзнешь, я отвернусь, — он, опустив глаза, мягко разорвал объятия и отошёл к противоположной стене, слыша, как зашуршало сено. — И позволь, я уберу это отсюда. — Птица услышала лишь то, как на нижний этаж что-то глухо упало. Пока девушка старалась привести себя в порядок, Лаврик достал из кармана брюк пачку папирос и открыл потайное окошко, которое пряталось чуть выше той самой балки. Чиркнул спичкой, закурил. Пропустив пару затяжек, он услышал, как подошла всхлипывающая Алия с прижатыми к лицу рукавами свитера. Он без слов притянул её к себе. — Тут всё время было окно? — вяло, но с неподдельным удивлением спросила она. — Было, было, — покивал Тимур, стряхивая в него пепел. — И ты не боялся меня здесь оставлять? — Знал, что не сбежишь. — Одной папиросы оказалось мало, парень вытянул из пачки вторую. — Я знаю, что вредно, — по-доброму отмахнулся он, когда увидел пару голубых глаз с диковато-жёлтым ободком вокруг зрачка, осуждающих его. Осуждающих, но пустых. В них всё ещё стояли страшные картинки из страшного происшествия, отчего девушку становилось искренне жаль. Поддерживать он не умел, поэтому всё, что смог сказать, это: — Постарайся забыть. — Не смогу, — покачала головой Аля. — Что теперь? — Всё, — пожал плечами, — ты свободна. Можешь забрать свои вещи и вернуться к прежней жизни. Обещаю, никто не узнает об этом. Аля прикрыла глаза. Теперь она и представить не могла, что вернётся в свой родной подвальчик. Каждый шорох, каждое дуновение ветра будет пугать, напоминая шаги по сену или звук открывающегося сеновального люка. А сон в одиночку превратится в пытку и боязнь отворачиваться к стене, лишая себя возможности видеть, что в помещении никого нет. А кто защитит её? — Но я же... — захотела возразить Чайка. — Не спорь, — резко обрубил Тимур, зажав зубами папиросу и стряхивая с рукава свитера упавший пепел. Почувствовав, как к груди прижалась голова, он на мгновение замер. Непривычными были такие ощущения, да и не любил он нежностей. Тимур уже хотел было оттолкнуть её, положив ладонь Птице на затылок, но вместо этого спустился к подбородку и приподнял его пальцами. Ближе к своему лицу. Он никогда этого не делал. Не имел никакого интереса, опыта и представления, однако в тот момент желание перевесило всё. Чайка лишь испуганно отстранилась, когда его губы почти соприкоснулись с её. Но Лаврик всё сделал быстро. Птица не пробовала целоваться, поэтому неумело пошевелила губами и прикрыла выпученные до этого глаза. Странное чувство, но приятное. Тимур же напротив всё это время держал глаза закрытыми, дабы не видеть заплаканного лица. Абсурдно было лезть целоваться к девушке, которую буквально десять минут назад избили и едва не изнасиловали два кобла. По необъяснимым причинам это хотелось сделать ещё вчера, до ухода в город. Глупо всё получилось: сначала держал взаперти из-за жажды выгоды — хотел отдать тем, кто и сообщил ему о том, что орудует в городе такая скользкая ищейка, — а по итогу сам не захотел отпускать. Инстинктивно он углубил поцелуй, почувствовав робкий язык, который тут же спрятался. Появился привкус железа, что и отрезвило парня. Оторвавшись от Алии, он утёр губы рукавом свитера и его предположения оказались верными — на рукаве остались бардовые пятна. Стыдно стало за самого себя, ведь если по-хорошему, то ей сейчас помощь нужна, а не лобызания на чердаке, где только что произошло двойное убийство. — Одежду я тебе дам, еды тоже, провожу до города, — стараясь не смотреть ей в глаза, протараторил вор. — А дальше сама. Больше мы не увидимся. Отойдя от стены, он спрыгнул в люк. Алие не хотелось идти вниз, так как она прекрасно понимала куда спаситель скинул тела бывших беспризорников. Однако и здесь она оставаться больше не могла.
Птица, еле волоча ноги и смирившись с тем, что придётся прощаться, проскользнула вслед за Лавриком.