Так как он знал точную дату своей смерти, ему нравилось отсчитывать дни, когда он был молод. Пока он считал, он хотел, чтобы неосязаемое время превратилось в осязаемый календарь. Так он смог бы протянуть руку и перелистнуть на ту страницу, пока никто не видит, и вырвать ее - в нем миллионы страниц, никто не заметит отсутствия одной из них, верно?
Но время шло, и, повзрослев, однажды он не захотел больше быть этим похитителем времени.
Даже когда ему сказали, что осталось только два месяца, и он знал, что это будут его последние месяцы, он лишь промычал и заснул, не увидев ни одного сна.
К сожалению, его крепкий сон был нарушен. Он открыл глаза и увидел стоящего у кровати Шэнь Ляншэна, точнее в его сонных глазах - размытую белую фигуру.
«Цинь Цзин, я ухожу», - сказал мужчина, наклонившись и слегка похлопав его по щеке.
Завернутый в одеяла так, что видна была одна лишь голова, Цинь Цзин был похож на бобовый росток, засунутый в ролл. От мягкого шлепка его голова повалилась в бок, а изо рта вырвалось неуклюжее: «Взгляни на время... почему ты не даешь мне поспать...»
После этого бормотания, мужчина отошел от кровати и вышел, проскрипев дверью. Затем веки доктора дважды столкнулись в битве, прежде чем объявили перемирие и воссоединились. На этот раз он видел мимолетный сон.
Во сне летнее солнце ослепляло белым светом. И в этом свете был сияющий силуэт.
Фигура продолжала отходить дальше и дальше, но он все еще мог видеть ее, даже когда она стала с игольное ушко.
Он не знал, кому принадлежал этот силуэт, но ему стало интересно, нужно ли бежать за ним.
Однако в следующий момент он исчез.
Небо было окрашено сумерками, когда он снова проснулся. На самом деле Цинь Цзин был рад, что ему удалось с помощью сна избежать первого дня года. Что же касается его сна, то он ничего не помнил.
На третий день он получил обычное новогоднее письмо от своего шифу. В прошлые года он отправлял ему новогодние и весенние приветы в виде изысканно подобранных поэтических образов, но в этом году письмо было не только компактным, но и написано кодом, который понимали лишь они двое. Цинь Цзин ощутил агонию, лишь взглянув на эти сжатые каракули.
Ему потребовались все его силы, чтобы перевести написанное в поддающийся пониманию текст. Большая часть его заключалась в
следующем: в суде достигнуто соглашение - Хуэймин-даши окажет помощь, и он надеется, что план подталкивания лодки по течению сработает. Последнее предложение несло более личный характер:
«Хэнсу, сын мой, в компании с тобой жизнь твоего шифу, в конце концов, не была такой уж одинокой».
Посмотрите на этого старикашку, молча усмехался Цинь Цзин, называет меня сыном, а потом зовет себя шифу. Парень, должно быть, совсем дряхлый!
Потом он просидел над каракулями всю ночь.
Когда начало светать, он зевнул и потер воспаленные глаза. Вместо того чтобы пойти спать, он упаковал маленькую сумку, нанял повозку в город и отправился в Шаолинь.
Хуэймин-даши был младшим учеником Хуэйшэн-даши, который знал о настоящей ситуации, и когда он увидел Цинь Цзина, то поприветствовал: «Амитабха, тебе не нужно было приезжать, Цинь-шичжу».[1]
Несмотря на пребывание на святой земле, Цинь Цзин нацепил игривую улыбку. Он ответил, что знал, что не должен приезжать, поэтому ничего не сказал своему шифу и попросил Даши не сболтнуть лишнего.
Затем двое мужчин почти на два часа заперлись в комнате для молитв. Цинь Цзин сказал, что не должен был приезжать, но все же хотел быть частью плана его шифу «с лодкой».
Хуэймин-даши только тихо слушал, но в конце кивнул в согласие. Произнеся имя Амитабхи еще раз, он опустил глаза, сжимая в руке четки: «Цинь-шичжу, мир полон несчетных связей, очень трудно отпустить кого-то, - он снова посмотрел на Цинь Цзина, его слова были резки, а глаза выражали благожелательность. - Мир полон несчетных связей, но ты должен отпустить».
Цинь Цзин поднялся и ответил: «Слово отпустить само по себе весомо, таким образом, заявляя, что это станет бременем. Я лишь хочу поблагодарить вас за то, что дали согласие».
Помедлив несколько дней, Цинь Цзин, наконец, спустился с горы, обо всем договорившись.
Тем временем, Секта Син давно узнала о последних действиях Шаолиня и об основательном усилении его защиты - в самом деле подозрительно.
«Шэнь-хуфа, что ты думаешь о том, что оно в Драгоценной Пагоде? Это возможно?»
Дата приближалась, и заместитель лидера уединился для подготовки. Трое из четырех танчжу были в поисках потерянных страниц, оставив лишь Мяо Жань и Шэнь Ляншэна для управления делами секты. Естественно, у них не было времени думать о других вещах, так что даже их отношение друг к другу изменилось.
«Дерево, спрятанное в лесу, не так уж и невозможно».
«Ну, я думаю, что это уловка. Бьюсь об заклад, что они просто хотят, чтобы мы бегали кругами вокруг этого грязного храма, и больше никуда не ходили».
«Есть ли новости откуда-нибудь еще?»
«Ну, нет».
«Остался только месяц до небесной даты. Даже если это - уловка, она требует проверки, и чем скорее, тем лучше».
«Планируешь отправиться сегодня? Нужно ли мне пойти с тобой?»
«Старейшины Фан и У пойдут со мной. Я прошу Мяо-танчжу остаться и присмотреть за сектой».
«Ты не шутишь? Так ты в самом деле работаешь не один в этот раз? - правда, они согласились, что дело на первом месте, но она не могла не поддразнить его. - Думаю, ты знаешь, что хотя твой дорогой доктор спас тебя однажды, он не может спасать тебя постоянно».
«... - Шэнь Ляншэн метнул на нее взгляд, прежде чем встал и вышел из зала. Только у выхода он ответил. - Забыл упомянуть, Мяо-танчжу, мы опробовали бальзам. Передаю благодарность от жены».
«...» - рот Мяо Жань все еще был полон чая, и она не знала, выплюнуть его или проглотить. В итоге, она с улыбкой выпроводила мужчину.
Хотя древние, священные монастыри Шаолиня определенно не были теми грязными храмами, что описала Мяо Жань, Драгоценная Пагода, скрытая за многочисленными храмами и залами, была двухэтажным деревянным строением, которое выглядело весьма непримечательно. Шэнь Ляншэн и двое сопровождающих его старейшин были довольно умелыми и под покровом ночи они продвигались вместе с ветром, а их тени слились воедино с воздухом. Даже самые лучшие сети не могли поймать чистый бриз, так что ни одна душа не была побеспокоена в течение всего их пути.
Ни одного признака боевых монахов рядом с Драгоценной Пагодой: возможно, охрана была мощной лишь снаружи, или, возможно, это была ловушка.
Только когда подошел на расстояние тридцати футов до пагоды, Шэнь Ляншэн раскрыл себя, его фигура застыла в воздухе, не касаясь земли. Эта логически-обоснованная способность зависать в воздухе была действительно сверхъестественна.
Двое старейшин были на самом деле способными, но они не обладали той мантрой, что использовал Шэнь Ляншэн. Даже почувствуй они опасность, они не смогли бы избежать приземления. А как только они это сделали, мир вокруг сразу изменился. Они не могли видеть даже пыли под ногами, не говоря уже о деревянной пагоде в тридцати футах от них. Вверх, вниз, влево, вправо - это было состояние полного хаоса, словно Пань-гу[2] никогда не пробуждался, а небо и земля так и не были разделены. Все перед их глазами стало «пустым».
И хотя Шэнь Ляншэн не опускался на землю, он тоже был пойман формацией. Спокойный и собранный, он не стал сразу же искать выход, вместо этого он закрыл глаза и почувствовал действие формации, чтобы прочитать ее структуру.
«Одно порождает два. Два порождают три. Три порождают все вещи и существа...»[3] Вскоре, Шэнь Ляншэн открыл глаза и сделал три шага вперед. Как он и ожидал, заграждение из чего-то, похожего на все клинки мира, полетело на него. Он холодно заметил: «Какое опасное место».
Поскольку он был подготовлен, он активировал свой нэйгун как защиту. Однажды Хуэйшэн-даши прорвался сквозь этот щит и нанес ему смертельный удар, но это также высосало из монаха силы, на накопление которых потребовалось бы целое столетие. Шторм из лезвий казался бесконечным, но против его защиты они были такими же смертельными, как перья.
Создатель этой формации очевидно знал, что вторжение будет не так просто отразить, и после того, как дождь из клинков стих, была запущена следующая атака. Металл порождает воду, вода порождает дерево; в один миг мир оказался поглощенным волнами прилива, а в следующий на него были брошены огромные бревна. Сила мужчины была ограничена, и когда она иссякнет, он умрет в этой ловушке.
К несчастью защищавшихся, Шэнь Ляншэн не был обычным человеком. После второго раунда атаки элементами огня, у него было довольно ясное представление о работе формации. Он не только чувствовал уверенность, но также нашел ее знакомой.
«Цинь Цзин...» - как только он пришел к заключению, его меч покинул ножны, и он прыгнул, не далеко, но прямо в центр формации. Даже он был удивлен отсутствием у себя гнева. Вместо этого на ум пришло кое-что, не относящееся к делу: оказалось, мужчина не был просто без ума от той девушки, но еще и действительно хорошо изучил ту книгу.
«Интересно, что он скажет на этот раз, - центр был сутью всей формации, и опасности только увеличивались, пока он продвигался вперед, но он все еще пользовался роскошью и размышлял. - Позволит ли он снова воткнуть в него меч, как в прошлый раз, а потом скажет «урок усвоен», или найдет себе глупое оправдание?»
«Цинь Цзин, ты правда думаешь, что я спущу это так же легко, как в прошлый раз? Или ты действительно веришь, что я не смогу забрать твою жизнь?» - он почувствовал, как в нем поднимается гнев, но потом вспомнил, что мужчина однажды сказал: «Скажем, настанет день, когда мы с тобой столкнемся друг с другом не на жизнь, а на смерть. Конечно же, тем, кто умрет, буду я, а ты будешь жить» - и почему-то гнев стих так же быстро, как и появился.
«Если бы я знал, что он ввяжется во что-то подобное, я бы никогда не оставил его одного в этой лекарской хижине. Я бы привел его обратно в секту и поручил Мяо Жань, тогда бы ничего этого не было!»
Шэнь Ляншэн не хотел брать Цинь Цзина в секту ради его же блага: Секта Син была местом, куда легче войти, чем выйти, прошлый сбор травы был исключением из правил. И теперь, когда сожаление уже пустило корни, это значило, что он уже принял решение.
Мужчина предсказал верно. Он не сможет забрать его жизнь за что-то подобное.
Центр обычно был безопасным местом для создателя, поэтому естественно защита вокруг него будет еще мощнее.
Формация Цинь Цзина, однако, была чем-то особенным. В центре больше не было атак, это была просто мирная пустота.
Шэнь Ляншэн ступил в это спокойное пространство. Полость не была полностью черной, скорее серой, как осенние сумерки. Сумерки туманным вечером, слегка прохладным и влажным.
Слабый силуэт стоял в тумане и становился отчетливее с каждым шагом.
Наконец, он раскрыл свою форму.
В этот момент Шэнь Ляншэна поразило осознание того, что все это было предначертано.
И вся его жизнь была прелюдией к трем вещам: летнему дождю, проблеску чернильного тростника и одному мужчине.
Для того чтобы искренний взгляд мужчины нашел его, его рука протянулась к нему, и колеса судьбы встали на свои места.
«Цинь Цзин», - Шэнь Ляншэн знал, что его голос не таит гнева или угрозы, и не хотел напугать мужчину, но спустя долгое время не получил ответа.
Он сделал еще несколько шагов и только тогда увидел: Цинь Цзин не управлял формацией сам. Все, что он видел, было поддельными формами и миражами.
«Он определенно быстро исчез в этот раз...» - Шэнь-хуфа не знал, хотел он нахмуриться или улыбнуться. Он остановился перед фигурой и протянул левую руку. Конечно же, его пальцы прошли сквозь тени, не встретив и намека на сопротивление.
Дело есть дело, и он должен был сломать формацию. Безотлагательно он прорезал фигуру мечом, пустив лишь часть силы сквозь клинок, и мираж обратился в ничто.
С уничтожением центра распалась и сама формация. Трое снова увидели друг друга, естественно все еще находясь в тридцати футах от пагоды. Шэнь Ляншэн был в полном порядке, но двое других обзавелись парой другой царапин.
«Приветствую, Шэнь-шичжу».
Двери пагоды отворились, и Хуэйшэн-даши[4] шагнул оттуда вместе с дюжиной монахов, принявших готовность позади него в так называемой Формации Восемнадцати Архатов.
«Я в вечном долгу перед Хуэйшэн-даши за последний ценный урок, - с оружием уничтожения в руке Шэнь Ляншэн все еще был очень вежлив, отчего двое старейшин до боли сжали свои челюсти. - Это моя великая удача, что я смогу получить больше ценных знаний от тебя сегодня».
«Ты слишком скромен, Шичжу. Буду с тобой честен, вещь, которую ты ищешь, определенно у меня в руках. Только эта вещь может помочь в делах более важных, поэтому я надеюсь, ты воздержишься и не станешь творить больше кровавых дел ради всего, живущего под этим небом».
«Ты переоцениваешь свои слова, Даши. Я лишь хочу вернуть потерянное, но если ты не позволишь сделать этого, то прошу прощения, - когда он поднял меч, все вокруг окрасилось аурой смерти, затмевая предстоящий рассвет. - Приступим».
[1]Шичжу - слово, используемое монахами при обращении к людям мира «смертных», дословно - «податель милостыни».
[2]Пань-гу - создатель вселенной в китайской мифологии.
[3] Строки из «Дао Де Цзин» Лаоцзы.
[4]Это ошибка. Очевидно, автор спутал Хуэйшэна и Хуэймина. Либо Хуэйшэн умер, как говорилось в четвертой главе, а это - Хуэймин, что делает следующий разговор бессмысленным, или Хуэйшэн не умер, и другие детали были написаны ошибочно.