Черный сахар.

Дневник. Запись 4.

Запись 4

Приличная горстка скатилась на стол, когда ты достал ложку из переполненной сахарницы.
Поморщившись, я, в очередной раз, показала, как сильно не люблю этот продукт, рассыпанный около двух чашек.

— Можно аккуратнее, — сухо, но довольно громко произнесла я, отодвигая свою кружку.

Ты лишь дернул бровью и, демонстративно, смахнул крошки на темно-коричневый паркет.

— Убирать все равно не тебе.

Марк пристально посмотрел на меня, довольствуясь тем, что я не успела отвернуться.
Взгляд был тяжелым, уничтожающим и отрицающим все то, что происходило в данную секунду.

Керамическая крышка, со звенящим звуком, накрыла сахарницу, не закрывая ее полностью.

— Она переполнена.

как и мы с тобой в этот момент, сидящие на, когда-то, нашей кухне

Ты молчал. Громко ударяя ложкой о стеклянный стакан, и не сделав, за все это время, ни единого глотка.

— Я прошу, чтобы ты отпустил.

Сильные руки сжали мои запястья, оставляя на них глубокие отметины.

— Я прошу, чтобы ты не уходила.

Звенящей тишиной в этот момент можно бить хрусталь, а напряжением, застывшим в воздухе, резать даже самые прочные металлы.

Я со всей силы отдернула правую руку, пока ты не успел ее перехватить. Вскочила с барного стула и, резким движением, сбила ту самую сахарницу, стоящую на другом конце стола.

— Почему спустя столько времени непонятной войны, мы снова должны приходить на начальную точку?! — я сорвалась на крик.

— Непонятной?

— Почему ты просто не можешь ... — мне хотелось подобрать слова, которые будут услышаны, но понимая, что их не осталось, я прикрыла глаза, чтобы тихо добавить. — Отпустить.

Я наступила на лежащий рядом осколок и быстро убрала ногу, переставляя ее на белую пыль, рассыпанную по всей кухне.

— Я не хотела.

— Это неправда.

Ты медленно поднимаешься со стула и убираешь осколки упавшие рядом со мной.

— Никогда бы не сделала, если бы не захотела.

В этот момент я понимаю, что тебе так просто удалось в очередной раз загнать меня в угол.
Каждым словом, лишним взглядом и интонацией.
Я снова ощущаю чувство вины, от которого бежала последние месяцы.
Снова говорю себе, что совершаю ошибку, окидывая взглядом кухню, на которой мы завтракали каждое утро на протяжении последних 3 лет.
И снова не могу подобрать слов, которых за это время, кажется, уже не осталось.
Изо дня в день тупое «Прости» за то, что смогла полюбить кого-то другого, так нечестно и открыто, перечеркивая каждый год в который мы были вместе.

И сейчас я готова схватить тебя за руки, убирающие осколки под моими ногами, потому что я заслужила эту боль.
Каждый порез и каждый глубокий шрам.
Я хочу чувствовать и перекрыть ей, хотя бы, один процент того, что ощущает человек, которого так ужасно предали.

— Если бы я только смогла, я бы никогда так не поступила.

Ты смотришь отрешенно.
Как будто никогда не видел меня до этого.

В следующую секунду возвращаешься за стол, широким размахом руки подписываешь документы, лежащие на столе, и откидываешь ручку назад.

От этого негромкого удара закладывает уши. И я непроизвольно зажимаю их руками.

— У него теперь есть всё, — твой голос почти не слышно, слова теряются за шелестом бумаг, которые нервно перебирают твои пальцы. — Я проиграл.

Ты уходишь медленно, не оборачиваясь, оставляя следы на сахаре валяющемся по всему полу.

В голове эхом звучит последнее «проиграл», и я готова отдать все что угодно, чтобы у игры под названием «Жизнь» были не такие жестокие правила.

И мне так хочется крикнуть: «Отряхни ноги и не тащи мусор по всему дому».
Но это уже давно ничего не значит.
Ни для кого из нас.

Я стою, в упор смотря на совместные фотографии, которые ты так и не убрал с верхней полки, и понимаю, что если кто-то и проиграл, то это была исключительно я.