Один в поле не воин

Ночной кошмар

Уснуть все не удавалось. Соседи вели себя совершенно бесшумно, в отличие от мышей, которые то и дело бегали по потолку. Но дело даже не в них было, а в бесконечных размышлениях о случившемся.

Понимание того, что произошло приходило постепенно, словно оно было скрыто под множеством слоев, которые я медленно снимала, подбираясь все ближе.

Со временем сменился и самый главный вопрос.

Как так-то?

Это, получается, меня всю жизнь, как свинью на убой, растил приспешник существа, которое на раз-два уничтожает целые миры? И все эти Кати, Джессики и ненормальные Дарко на самом деле никакие не молодые специалисты, а того же поля ягоды?

— Алекс, — тихо начинаю я, когда эмоции уже накрывают с головой, — спишь?

— Неа, — она лежит на спине, сложив руки с разведенными в стороны локтями под головой, и смотрит куда-то в потолок, — Фрипп так и не объяснил ничего толком, да?

— Ага, — я тяжко вздыхаю и переворачиваюсь на живот, про себя отмечая, что новая знакомая уже не так немногословна, — может… Хоть ты что-то объяснишь?..

— Нельзя, — она цокает языком, мол, ничего не поделаешь, — Фрипп на светлой стороне уже много тысяч лет и всегда был против сил тьмы… Он сначала всем кажется чудным… Но на самом деле это не так. Сама поймешь…

По интонации временной (или нет) соседки сразу становится понятно, что она не хочет ненароком ляпнуть лишнего.

Все это слишком напрягает.

***

Не знаю, сколько времени мы еще обсуждали всякие отдаленные от всяких друидов вещи, но к концу нашей беседы у Алекс совсем развязался язык, и я уже не чувствовала прежней откровенной неприязни, что в самом начале слышалась в ее голосе.

Так или иначе, подниматься действительно пришлось еще задолго до рассвета, часов в шесть утра, если не раньше.

— Будешь есть? Есть хлеб и…эм… Другой хлеб… И масло. Колбаса… Нет, колбаса заплесневела, так что только хлеб и масло. А еще гречка, но я бы не рисковала ее есть, потому что в ней уже начала зарождаться новая жизнь.

С не особо довольным лицом перечисляет Алекс, то и дело хлопая дверцей холодильника, дабы тот прекратил пищать. Я же сижу на табуретке и, замотавшись в плед, жмусь к спасительной батарее. Холодно настолько, что зубы не стучат только потому что уже, кажется, примерзли.