Один в поле не воин

Могучий медведь

Артур — «могучий медведь» с кельтского.

Я вздыхаю и ретируюсь от коллайдера подальше. Что ж этот «могучий медведь» так угнетающе смотрит?

Как на врага.

Свешиваюсь спиной с перил и думаю над тем, что мое имя звучит совсем не воинственно и даже как-то бестолково.

Аль.

Море сегодня отчего-то до боли спокойное. Почти штиль, даже несмотря на то, что на улице уже который день с короткими перерывами, видимо, на покурить, моросит мерзопакостный осенний дождь и чичер стоит неимоверный.

Я по дому-то в свитере шатаюсь, хотя отопление работает исправно, а уж на одной из бесчисленных нефтяных платформ и подавно в тулуп хочется укутаться. Но тулупа нет, приходится довольствоваться стянутой у пилота шинелью.

Колючая, зараза.

Но теплая.

Мелкие капли падают на лицо, по лбу стекают под очки. Сейчас макияж растечется, и «отче» снова начнет ругаться за небрежность, а после, в худшем случае, отправит домой. В то время, как другие магнаты и иже с ними, в большинстве своем, холят и лелеют своих киндеров, покупают им дорогие авто, какие душе угодно шмотки и отпускают на выходных поплавать на Бали, мой la papa считает все это ненужной романтикой.

Домашнее обучение вместо элитной Йорвийской школы, разномастные книги вместо социальных сетей, уроки фехтования и шахмат вместо конного спорта, которым на этом трижды проклятом острове занимается каждая вторая девочка моего возраста. К лошадям отец, отчего-то, сколько себя помню, не подпускал ни на шаг, оправдывая это…

Да никак не оправдывая. Потому что просто так. Сколько бы я не пыталась узнать истинные мотивы такой упертости в отношении непарнокопытных, он игнорировал или просто отмахивался, как от назойливой мухи. Видимо, не позволяет религия.

Такой образ жизни, в общем-то, вполне устраивает, потому что ученье — свет, а гиперопека воспринимается как должное.

Потому что как иначе?

Единственными днями, в которые батек спускал поводок, во все времена были немногочисленные праздники. А именно, Рождество и день рождения.

Второй сейчас был на самом носу, дни до него я начала считать еще, кажется, в середине октября, а подарок придумала еще весной. В этом году мне, ни много ни мало, восемнадцать, поэтому отказ будет самым настоящим кощунством.

Не помню, сколько еще простояла под гадским дождем, но когда все же вернулась к вертолету, коса заметно утяжелилась из-за влаги, а папа уже заканчивал разговаривать разговоры со своей великой и ужасной. Временами кажется, что эта Джессика действительно выточена из куска обсидиана. Не знаю, почему именно из него.

Абсолютно бессовестно проигнорировав сие прекрасное, по скромному отцовскому мнению, создание, непонятно что вообще делающее в одной из крупнейших нефтяных корпораций мира, я молча залезла в кабину и насупилась.

— Пап, — медленно начинаю я, когда папашка наконец приземляется на соседнее сиденье, — можно мне в центр завтра? Ну… Одной. Это будет подарком на день рождения.

Он медленно, в своей «акульей» манере, поворачивается и одаривает меня… Абсолютно ничего не выражающим взглядом.

— Нет.

Коротко и категорично. Может, все же поконючить? Хотя, как бы от этого хуже не стало.

— А как же правило? Все, кроме лошадей…

— Исключено, — вздыхает он так устало, будто на его плечи сейчас легла ответственность, как минимум, за все человечество, — только с охраной.

С моей души падает метафизический камень.