Hands off

1

  Америка не для всех.
Начинаешь понимать это, конечно же, только когда приезжаешь, сдаёшь багаж курьеру, называешь адрес отеля, в котором остановилась, и пишешь сообщение маме о том, что долетела отлично, жарко и влажно, хотя октябрь. В ЛА вечное лето и спасибо киноиндустрии за то, что это совсем не так, как я себе представляла, когда смотрела «Ла-Ла-Ленд» и «Пятьсот дней лета». Однако сворачивать с пути поздно, как и искать причины побега, оправдывая банальную трусость сменами ориентиров.
В Лос-Анджелесе более пятидесяти тысяч бездомных. Я жую бутерброд с рыбой и икрой, пока таксист пытается строить мне глазки, и читаю об этом, листая новости на фейсбуке в своём смартфоне. Хотя недавно мне пришло в голову податься в вегетарианство, пока я не смогла отказать себе ни в сочной курочке, ни в лососе, поджаренным с рисом и овощами. Наполнение желудка едой после тренировок — единственное, что не даёт сойти мне с ума от усталости и боли в мышцах.
— Я не гей.
Я говорю это с максимально серьёзным лицом, и парнишка, чей член на меня наверняка уже встал, смотрит с недоумением.
— Я знаю, что ты подумал, что я миловидный парень из Южной Кореи, но я девчонка. Просто у меня с макияжем и лифчиками отношения на «вы».
Он открывает рот, прям как рыба, и тут же захлопывает его. Он всё понял — английский у меня отличный, от местного не отличишь. Не зря же Ким Сокджин по совместительству биологический отец по три часа по скайпу три раза в неделю гонял меня исключительно на английском.
Мы доезжаем молча. Он высаживает меня у входа в большое монолитное здание, именуемое как Hyatt Regency, и как только я появляюсь в холле, мой взгляд сразу натыкается на высокую широкоплечую фигуру со знакомой стрижкой копны тёмно-каштановых волос и в идеально отглаженном кремово-сером костюме.
— Приехала, — выдыхает Сокджин и по-отечески раскрывает руки для объятий. Но я прохожу мимо, потому что не люблю этих телячьих нежностей и вообще, если бы мы сейчас были не в холле, где много других глаз на нас смотрят, я бы встретила перекидыванием через плечо.
— Сокджин, я не люблю этого, ты же знаешь.
— Но я не видел тебя почти семь лет!
— Слушай, где у вас тут тренажёрный зал?
Сокджин громко хмыкает, и мы отправляемся на маленькую экскурсию по огромному отелю, комната в котором мне, если бы я платила сама, обошлась за сутки не менее восьмисот долларов. Но у меня всё по блату, потому что Сокджин секретарь владельца отеля, и потому я могу немного понаглеть.
— На пятом этаже зал, где можешь позаниматься, там даже есть курсы тхэквондо...
— Думаешь, мне нужны курсы? — я слегка приподнимаю бровь. — Неделю назад я защитила первый кып.
— Мне известно, что мастер, обучающий там, несколько лет подряд выигрывал национальные соревнования и лет с пятнадцати имеет чёрный пояс.
— Ты давно посещал своего фитнес-тренера? — перевожу я тему. — Животик надо подтянуть.
— Ты умеешь унижать людей.
— Нет, я забочусь о папочке.
Сокджин закатывает глаза. Когда заходим в лифт, Джин нажимает на восьмой, где его и моя теперь по соседству комнаты. Я знала, что сентиментальный папа постарается быть ко мне как можно ближе и, возможно, даже попытается повоспитывать, но забыл, что с пацанками иметь дело ещё труднее, чем с девочками-девочками, как я их называю. Тем более когда последние почти семь лет ты общался с дочерью только на расстоянии и только на английском.
Я называю папу Сокджином, а не папой, потому что это распространённая практика в Америке — обращаться к родителям по именам, хотя звучит мило, когда ты пытаешься говорить dad с акцентом. Он не тянет на суровое dad и уж тем более я никогда не назову его daddy, потому что... потому что. Не стоит знать об этом Сокджину. Он верит, что я пацанка, что дерусь, как Нур Татар, что верю в единорогов и пока ещё ни разу не целовалась с мальчиками. Не стоит рушить его картину мира ради меня же самой и моего спокойствия. Чем меньше он будет вмешиваться, тем спокойнее пройдут наши совместные каникулы.
— Так как называется чемпионат, в котором ты участвуешь?
— Ежегодный лос-анджелесский турнир на первенство среди тхэквондистов и тхэквондисток. Если я смогу победить, меня возьмут в команду и тогда я уже вернусь на мартовские сборы.
— А если нет?
— Пидора ответ. Сокджин, ты веришь в меня или где?
— Не выражайся, — хмурится отец, — мне и так не нравится, что ты постоянно прикидываешься мальчиком. Только не говори мне, что ты будешь бороться с парнями.
— Я собираюсь надрать им задницу, — усмехаюсь я, и Сокджин понимает, что я не шучу. Но я так привыкла. Я с десяти лет тренируюсь в мужской команде, я играла в волейбол в школе за мужскую команду, и кстати, на ежегодных школьных соревнованиях мы побеждали четыре раза подряд. Но потом волейбол я оставила и полностью отдалась восточным единоборствам, и мой первый парень как раз из команды, Тэхён, бросил меня накануне моих соревнований, когда мне пришлось уехать в столицу на неделю. Вернувшись, я застала его с моей одноклассницей. Нам было по четырнадцать, Тэхёну шестнадцать. Уже тогда я носила короткую стрижку, а грудь и не думала расти, чтобы я хотя бы немного походила на девушку, и тогда я решила, что это определённо плюс. Чем меньше сиськи, тем менее болезненно, когда тебе по ним в бою попадают или ты на них падаешь.
— Если пойдёшь к тому мастеру, — напоминает Сокджин, — то он, кстати, тоже говорил что-то про те соревнования.
Краем уха я улавливаю нужную мне информацию.
— Если он мастер, то он не имеет права принимать участия. Тем более это же среди молодых людей до двадцати пяти лет. Он старше?
— Всё верно, ему тридцать один, — улыбается Джин, — он там судья. Его зовут Чимин, он наш земляк.
Вздыхаю, кивая, и как-то слишком резко прощаюсь с отцом, получая от него ключи от комнаты. Обещаюсь зайти на ужин, и, когда вижу, что вещи уже доставлены, машу ему рукой. Руки чешутся. Я никого не знаю здесь, никто не знает меня. Возможно, это лучший расклад, чем я предполагала. О душе пока не думаю, а вот набить грушу идея хорошая. И, переодеваясь, я иду к лифту, чтобы спуститься на пятый этаж и посмотреть тренажёрку, которую так восхвалял отец. Когда я получаю пропуск и иду внутрь, то думаю только о том, чтобы размять мышцы, но из головы всё не выходит та информация о мастере тхэквондо. До соревнований не так много времени, а я хочу узнать тот максимум, который в случае чего поможет мне победить. Если этот Чимин так хорош, могу ли я слукавить и попросить его позаниматься со мной, улучшить свои навыки, а потом разбить всех на этом турнире?
Зал для тренировок открыт. Я толкаю полупрозрачную дверь за ручку, она легко поддаётся, и я оказываюсь внутри затемнённой комнаты. Она сразу превосходит мои ожидания, потому что в центре висит большая груша в чёрной кожаной обивке. Хотя это и подписано как зал для тхэквондо, возможно, занятия по боксу тоже проходят здесь или тренер любит оттачивать другие свои умения, помимо ударов с разворотом и прочими восточными техниками.
— У меня нет утренних занятий, — раздаётся голос за спиной. У меня рефлекс, я разворачиваюсь и наношу удар без предупреждения. И снова приятно удивляюсь, потому что тот, кому сейчас я могла разбить лицо, прекрасно ставит блок двумя руками, слегка отходя. Выпрямившись, я киваю вошедшему и, разглядев его совсем чуть-чуть, понимаю, что этот тот самый, о ком сказал мне Сокджин. — Так. Входной контроль пройден, — усмехается мужчина и обходит меня, чтобы подойти к столу в самом конце зала. — Ну и кто ты такой?
Я всматриваюсь. Его спина в ширину уступает Сокджину, да и в целом он выглядит меньше, с ростом та же ситуация. Он примерно сантиметров на десять всего выше меня самой, и я не успела толком понять, на что он способен.
— Пак Чимин? — спрашиваю я, и он кивает.
— Там на стенде написано, вообще-то, — сообщает он.
— Ты ведёшь занятия? Я хочу потренироваться сейчас. Мне Сокджин сказал, что ты прям крутой мастер.
— Я? Сокджин? — дважды удивляется он и немного смеётся, а мне причина смеха не ясна. — Ну в общем-то всё понятно. Есть такое.
— Я могу заплатить за индивидуальные со мной занятия.
— Полегче, парень, — он подходит ко мне ближе и осматривает оценивающим взглядом, а я только фыркаю на это «парень». Ну да, кто бы сомневался. — Выглядишь ты... щупловатенько.
— Хочешь проверить, на что я способна?
Забавнее всего в английском (и ряде других языков) языке то, что во многом он гендерно-нейтральный. Я понимаю это, когда Чимин встаёт в боевую позу, а я до сих пор размышляю не о том, что он сейчас нанесёт мне удар, а о том, что мне нравятся гендерно-нейтральность английского. В корейском такая фишка существует тоже, но чаще всего мы позиционируем себя как тот или иной гендер, когда начинаем подбирать обращения. «Хён» или «оппа», «онни» или «нуна». У меня язык не поворачивается называть старших «оппами» и «онни», максимум, на который я способна, это «ачжумма» и «ачжосси». Но Чимин для «ачжосси» мелковат.
Чимин приготавливается и, когда я только сжимаю ладони в кулаки, он слегка подпрыгивает и наносит мне удар с захватом, причём действует так ловко, что я понимаю, что если мы начнём совместные занятия с ним, я буду нервно курить в сторонке через полчаса занятий. Всё это проносится у меня в голове уже тогда, когда он разворачивает меня спиной к груди, принимая захватывающую стойку, и его руки будто бы нарочно создают удушающий эффект, хотя в соревнованиях это, конечно, всегда не по-настоящему и потому практически не бывает больно.
— Малыш, — ржёт Чимин, и меня пробивает током от подобного обращения, — тебе надо идти в женскую команду к тренеру, который занимается с девочками.
— Чё сказал?
Я играю не по правилам, а как меня научили вне занятий, где если кто-то ко мне лез, я выворачивала тому руки. Вот и сейчас я захватываю его, резко выходя из-под хватки, и одновременно заламываю руки, а так как мы стоит у стены, то не составляет труда прижать его к ней, пусть и через секунду он с лёгкостью высвобождается, потому что держу я несильно. Чимин серьёзнеет и делает выпад ногой, который должен был задеть меня как минимум, оставить на плече след-синяк как максимум, но я уворачиваюсь и делаю то же самое, копируя его движения. В прошлом моя тактика боя была узнать технику противника и, предугадывая удары, делать то же самое, только с большей силой. Удивительно то, что в лицо Чимин не целился, хотя это был один из излюбленных ударов многих. После того, как ты попадаешь носком в точку между глаз около лба, обычно боль такая, бывает даже до звёздочек в глазах, что ты падаешь и уже не можешь подняться без посторонней помощи.
— Дерись как девчонка! — всё ещё подначивает меня Чимин, и я криво улыбаюсь, когда он делает очередной выпад с разворотом, таки попав мне по шее сбоку. Я пригибаюсь и делаю выпад ногой, однако он подпрыгивает, а потому остаётся на ногах. — Тебе лучше подходит к твоему миловидному личику.
— Я и есть девчонка, — цежу я и что есть мощи делаю тот двойной разворот, которому меня научил мой прежний тренер, и попадаю точно ему по плечу. Чимина чуть откидывает и он падает на пол, благо, подстелены маты, на которые он приземляется. Спустя несколько минут начала нашего спарринга мы оба не успеваем выдохнуться, но оба тяжело дышим и оба понимаем, что по уровню довольно высоки. Приходится признать, что не будь Чимин расслабленным, потому что спарринг спонтанный на выявление мастерства, то я бы ему проиграла через десять минут после начала. Не факт, что вообще получилось бы уложить на лопатки. Но это и понятно — его годы практики и тренировок намного против моих нескольких. Пусть я уже и хожу с красным поясом.
— То есть девчонка? — недоумённо смотрит на меня он. Я складываю руки на груди. — Джин не говорил, что у него дочь. Я слышал только про сына.
— Его сыну пять, — я подаю ему руку, и Чимин, взявшись за неё, встаёт. Вот почему мне нравится тхэквондо, как и многие другие искусства в отличие от несанкционированных уличных боёв без правил — никто ни на кого не обижается и с ножом потом в переулке не поджидает. Была такая практика, когда меня затащили знакомые. И больше я этого повторять не хочу. Подобной жестокости за деньги я не видела нигде, пожалуй. Это даже не сравнится с хладнокровным убийством. — А меня зовут Дана, я приехала из Кореи, и мне восемнадцать.
Чимин удивлённо вскидывает брови.
— Второй брак, — понятливо кивает он. — И что же ты делаешь в ЛА?
— Я собираюсь его покорять. И мне нужны твои индивидуальные занятия.
— Ладно, дочь-Сокджина-Дана-восемнадцать-лет, — тараторит он, и я замечаю, что волосы его какого-то рыжеватого оттенка, и в целом, выглядит не совсем как тренер, или не как тренер по тхэквондо, и уж точно не как тридцатилетний, — позанимаюсь. Но, если что, детка, это Америка, и я тебя предупредил.

*Нур Татар — олимпийская чемпионка из Турции