Как скажете, мудрый сэнсэй

Часть 13

« — Если ты не будешь честен, я не смогу тебе помочь» — вот что в тот вечер сказал ему Арсений.

Именно эти слова сейчас крутились, как заедающая пластинка.

Вдруг послышались голоса и прорывающийся сквозь них звук ломающихся под ногами веток.

Антон узнал сквозь шорох задорный голос Добровольского:

— Прям так и поцеловал? Прям не по-детски?

— Паш, не неси чухню. Давай забудем об этом раз и навсегда уже, ну, — наконец ответил знакомый мягкий голос Попова.

Антон тихо встал с качелей и прошествовал на цыпочках до ближайшего раскидистого густого дерева, чтобы не выдать свое присутствие. Спрятавшись в кроне, Шастун стал прислушиваться.

— Нет, ты мне расскажи во всех подробностях, — не успокаивался Павел.

— Это было в моем кабинете. Несколько дней назад. Он просто поцеловал меня. Все. На этом и остановимся.

— Арс, ну что за дела? — Паша не унимался и допытывался до парня, который пытался поскорее отделаться от надоеды, откровенно не скрывая, что как можно быстрее хочет закончить этот неприятный для него разговор.

Сердце Шастуна гулко забилось слева в груди, шестеренки в сознании беспорядочно двигались, а тревога нарастала с каждой секундой.

— Добровольский, я все тебе сказал. Я больше не должен тебе этот спор, поэтому только попробуй вмешать в это Антона, — Арсений из-под нахмуренных бровей посмотрел на Добровольского, в его глазах читалось предупреждение, если только не угроза.

Паша пожал плечами:

— Ты сам его в это впутал. Мог бы и на ком-нибудь другом свои эксперименты проводить. У тебя был выбор.

«Прям так и поцеловал?». «... больше не должен тебе этот спор...». «Ты сам его в это впутал». «...эксперименты проводить».

Потихоньку для Антона все становилось понятным. Предельно ясным. До нехватки чертового воздуха и предательской дрожи в коленях.

Арсений, видимо, уже теряя остатки самообладания более твердым голосом сказал Паше:

— Если изначально ты хотел надо мной посмеяться — пожалуйста. Пусть все остается шуткой. Но не смей, — Попов ткнул пальцем в грудь парня, который заметно оробел, но сохранял на пересохших губах легкую улыбку, — не смей, слышишь, говорить об этом больше. Это ничего не значит. Подурачились и хватит.