Своё не может быть чужим

Бонусная: с -6- по -7-

-6-

За окном тихо падает снег, фоном доносится музыка из настольного радио, а тёплый стаканчик с кофе в руках приятно согревает ладони. Юнги сидит за невысокой стойкой, покачивает ногой в такт новогодним песням и с лёгкой улыбкой наблюдает за Чонгуком. Младший забавно подпрыгивает на месте, чтобы сдёрнуть с угла высокого стеллажа закинутую туда невероятным образом мишурину, и это довольно забавно, ведь Чонгук не такой низкий, как Юнги, а всё равно напоминает котёнка, что мягкими лапами пытается дотянуться до дёргаемого банта на ниточке. Взгляд скользит по пушистому серому свитеру младшего. Точно котёнок, маленький и пушистый. Или всё тот же крольчонок.

- Хён, ну помоги!

Чонгук оборачивается, по-детски дует губы, но Юнги лишь посмеивается, качает головой и прикрывает глаза. Хорошо. Ему хорошо, очень. На душе царит умиротворение, в голове постоянно крутятся разнообразные нежности, чуждые обычно серьёзному и грубому омеге, и хочется улыбаться. Постоянно.

Это действительно странно.

Юнги помнит, как всё начиналось. Его жизнь никогда не была сказкой, и в этом нет ничего удивительного, потому что родился омегой. Омеги - жалкие существа, не считаемые за людей, притесняемые обществом, презираемые, используемые. Кажется, не было и дня, чтобы Юнги не проклинал свою судьбу. Ему и с семьёй не повезло, хотя до определения своей природы он никогда об этом не думал. Мать - альфа, волевая, чрезмерно строгая и не чурающаяся телесного наказания женщина, которую Юнги всегда боялся, и отец - бета, сосредоточенный лишь на самом себе и своей работе. У них не мог родиться омега, шансы были почти нулевыми, но так уж получилось. В памяти порой мелькают проблески, в которых мать обнимает и целует в щёку, а отец сажает к себе на шею, но всё это тут же скрывается под слоями страха, боли, ненависти, отчаяния. Говорят, невозможно не любить своих родителей, и Юнги всегда готов был спорить с этим утверждением. Когда животное загоняют в угол, оно начинает бросаться. Юнги хоть и оказался омегой, но прогибаться не собирался. Наверное, упрямство досталось ему от матери.

Пожалуй, за многое родителям всё-таки можно сказать спасибо. Они не сдали в приют, не сделали вид, что Юнги не существует. Напротив, старались просто не замечать его природу. Мать заставила ходить к бете-репетитору, который обучил основам, хотя вроде как и не положено омеге иметь образование, а после пристроила на подработку у своих знакомых. Разумеется, это была самая грязная и самая тяжёлая подработка, какая только могла быть, но Юнги не чурался работы, хотя и проклинал про себя каждую минуту. Ещё будучи ребёнком, парень решил накопить денег и сбежать. Почему-то тогда ему казалось, что где угодно будет лучше, чем в родном Тэгу, но жестокая реальность в который раз ткнула лицом в грязь.

Сеул оказался огромной помойкой, полной альф и бет, которых даже с натяжкой было не назвать людьми. Успешные персоны вели себя так, будто короли мира, и смотрели на омег, как на грязь. Те же, кто был менее успешен, у кого не ладилось с работой, кто не мог позволить себе приличные костюмы и нормальные обеды, просто срывались на несчастных забитых жизнью созданиях. Юнги знает, Юнги благодаря своей везучести или чёрт знает, чему ещё, смог устроиться официантом в каком-то захудалом баре. Все эти похотливые ублюдки с их масляными взглядами, грязные приставания и чужие руки на своём теле, шлепки, щипки и пошлые комментарии. Сколько раз Юнги зажимали в коридорах, оставляя синяки на коже? Сколько раз его пытались подкараулить на выходе? Каждый раз, сумев сбежать, омега просто не верил тому, что ещё остался цел, что самым страшным для него было разбитое лицо, а не порванная задница.

Взгляд цепляется за Чонгука, что украшает витрину. Чонгук давно совершеннолетний, ему уже двадцать три года, но Юнги всё ещё видит его маленьким ребёнком с заплаканными глазами и синяком на скуле. Короткие шорты, сбитые коленки и худенькое щуплое тельце, дрожащее от сквозняка в подъезде. В тот день, когда они познакомились, отец Чонгука в очередной раз вернулся с работы уставшим, раздражённым, переполненным желанием выместить свою злость на первом встречном. Этим встречным оказался Чонгук. Слабый омега, забитый жизнью, не знавший счастья с самого рождения. У него родители оказались ещё хуже, чем у Юнги, и не потому, что били часто и упрекали во всех грехах, а потому что плевать хотели на своего ребёнка.

Неудивительно, что Чонгук сразу и накрепко привязался к Юнги, вскоре став считать его своим всем. Юнги был тем, кто заботился, опекал, приглядывал, поддерживал и утешал. Юнги обрабатывал разбитые коленки и ладошки, помогал отмывать испачканную кровью одежду и зашивать на ней дыры. Юнги был тем, кто защищал от всего мира, разбирался с уличными хулиганами, из-за чего сам постоянно с разбитыми кулаками ходил. А в один прекрасный день, день рождения младшего, Юнги подарил тому не самую дорогую, но интересную книжку с историями, на которую копил долго, очень долго, желая порадовать своего крольчонка. А Чонгук разревелся и кинулся на шею, причитая о том, что хён сделал ему такой дорогой подарок, а он, такой глупый и бесполезный, даже читать не умеет. Юнги в тот день чуть не пошёл к нему домой, чтобы в лицо родителей высказать, какие те ублюдки. Вместо этого Мин пообещал младшему, что всему его научит, благо в городской библиотеке книги выдавали всем, не деля на пол и «ты недостоин держать сие печатное издание в руках».

После знакомства с Чонгуком жить стало немного легче. Нет, ничего не изменилось, всё та же подработка, маленькая зарплата и угроза быть зажатым в любом из тёмных углов и коридоров, но Юнги знал, что дома его ждёт тёплое улыбчивое чудо, и от этого хотелось улыбаться. Для кого-то забота о постороннем, когда в своей жизни бардак, показалась бы ужасной ответственностью и головной болью, но не для Юнги. Пусть он и храбрился, пусть шёл напролом, но одиночество грызло его изнутри, заставляя порой думать о том, что «один порез и свобода, а мир всё равно не заметит». Но всё изменилось с появлением соседского ребёнка в небольшой съёмной квартире. Лучезарные улыбки, преданные взгляд и крепкие объятия. Чонгук с порога кидается на шею, лепечет «хён, я так скучал по тебе» и ведёт на кухню, где приготовлен пусть и скудный, но ужин.

Чонгук - это тепло. Чонгук - это дом.

Юнги никогда не забудет тот вечер, когда Чонгук домой не вернулся. Когда в установленную минуту в коридоре не заскрежетал замок входной двери, Мин тут же оделся и понёсся к магазину, в котором младший работал. Не было мыслей о том, что задержался или зашёл в продуктовый, о том, что решил вдруг прогуляться по ночным улицам. Юнги как душой чувствовал, что-то случилось, и бросился искать младшего. Сначала грела надежда, что они столкнулся на полпути, что Чонгук просто ключи никак не мог найти, чтобы магазин закрыть, или к нему заглянул страдающий бессонницей хозяин, заставив задержаться. Но магазинчик закрыт, вокруг тишина, и внутри разливается паника. Юнги оббегал весь их район, обошёл соседние, где чуть не нарвался на неприятности, а после невольно ввязался в драку с подвыпившей компанией, от которой чудом унёс ноги. Он посреди ночи едва не вынес соседям дверь, требуя сказать ему, где их сын, но подвыпивший папаша Чонгука двух слов связать не мог. Впрочем, Юнги и так понял, что младшего дома нет, тот бы обязательно вышел на крики.

Паника и страх. Эти чувства накрыли с головой. Юнги искал ещё несколько дней, разве что встречным в лицо фотографию не совал, и злился, злился, злился. На себя злился, потому что не уберёг, на Чонгука злился, что пошёл на эту чёртову подработку, на хозяина магазина, который заставлял омегу засиживаться всё время допоздна, будто тот может позволить себе разъезжать на такси, на чёртову полицию, которая и пальцем бы не пошевелила, даже если бы Юнги пошёл к ним. Но Юнги не пошёл. Он искал сам, искал, пока были силы, а после просто заперся в доме и даже не знал, о чём молиться тому, кого не существует. О том, чтобы его маленький Чонгукки был жив или о том, чтобы он был мёртв, лишь бы не терпел побои, издевательства и изнасилования в доме тех, кто его забрал.

- Добрый вечер. Вы, я так понимаю, Мин Юнги? Мне нужно с вами поговорить.

Юнги всегда остерегался таких вот холёных красавчиков. Классический костюм, начищенные ботинки и сверкающий автомобиль за спиной, в котором явно сидит парочка «помощников». Юнги наслышан о таких типах. Подкатывают к обездоленным омегам с «у меня есть для вас выгодное предложение», а после те бесследно исчезают. Некоторые, правда, позже находятся. Мёртвые в какой-нибудь канаве, с руками, украшенными многочисленными следами от игл, и с развороченными из-за многочисленных изнасилований внутренностями. Проще говоря, всех этих омег просто увозили в бордели, где те становились живыми игрушками. При взгляде на доброжелательно улыбающегося альфу Юнги невольно думает о том, что Чонгука могли похитить именно для таких вот целей. К горлу разом подкатила тошнота. Только не его невинный, наивный, такой светлый Чонгук.

- Мне не о чем с вами разговаривать, - холодно отозвался Юнги и спешно направился дальше по улице.

Чёрт знает, как и когда всё закрутилось, будто экшн из телевизора. Просто этот альфа схватил его за руку, что-то недовольно шипя и косясь на часы, просто Юнги с разворота врезал ему по лицу. Хруст, хлынувшая кровь из разбитого носа и грязные ругательства на незнакомом языке. Кровь леденеет в жилах, Юнги бросается наутёк, за спиной крики, приказы догнать и схватить, а в голове - рассказ Чонгука о тех странных парнях, что заезжали к нему за цветами. Если Чонгука увезли эти типы, он наверняка уже мёртв. Становится чертовски больно от знания, что даже мёртвым Чонгука Юнги никогда не найдёт. Младший просто исчез из его жизни, оставив светлые воспоминания, и Мин несётся вперёд, чувствуя застилающие глаза слёзы и разрывающую изнутри боль. А после его перехватывают, заламывают руки и зажимают рот ладонью. К носу прижимают платок, пахнущий чем-то едким, мерзким, от чего тошнота подкатывает к горлу, и последнее, что Юнги помнит, это как его довольно аккуратно запихивают в салон автомобиля.

- Хён... Хён!

Юнги вздрагивает, взгляд приобретает осмысленность, а перед лицом улыбающаяся мордашка Чонгука, который наконец-то закончил украшать помещение. В порыве эмоций, переполнивших из-за дурных воспоминаний, Юнги встаёт со своего стула и крепко обнимает удивлённого таким порывом младшего. Чонгук замирает на мгновение, вслушиваясь в сопение старшего, а после улыбается тепло и крепко обнимает его, опуская подбородок на чужую макушку.

- Эй, хён, а помнишь, когда-то я смотрел на тебя снизу вверх. Ты казался мне таким высоким, таким сильным, таким... Я верил, что ты сможешь уберечь меня от всех невзгод, и ты...

- А я не уберёг, - шепчет Юнги и притирается лбом к плечу, тяжело вздыхая. - Если бы ты только знал, как я был напуган, когда ты пропал. Я просто...

- Тише, тише. Не вспоминай об этом, ладно? И не накручивай себя, ведь ты действительно меня спас. Ты обучал меня, растил, заботился обо мне, приглядывал, защищал. Ты делал всё это, хотя и не обязан был, а я просто не знал, как тебя отблагодарить. Да и сейчас, если честно, не знаю. Чувствую себя таким же бесполезным, как в детстве, хотя прошло уже столько времени.

Чонгук тяжело вздыхает, жмётся теснее и чувствует наполняющее душу тепло. Несмотря на прошедшее время, несмотря на жизнь, что напоминает претворившуюся в жизнь сказку, омега всё равно боится, что это лишь сон, что вот сейчас он очнётся в той грязной подворотне, где его избивали, а никого рядом нет. Юнги понимает его, прекрасно понимает. Он и сам всё никак не может до конца поверить, что всё так сложилось.

Остаться жить в Энзе было решением много раз и хорошо обдуманным, но всё равно внутри ютился страх. Юнги не верил, что всё вот так просто наладится, что всё получится, что жизнь наконец-то станет хоть чуточку лучше. Ему вновь пришлось брать на себя ответственность и за Чонгука, как за младшего, хотя это и не доставляло никогда проблем. Просто Мин не хотел, чтобы его младшенький вновь с головой окунулся во всю эту грязь, вновь вынужден был вернуться к родителям и на эту чёртову подработку, возвращение с которой поздним вечером рано или поздно закончится плохо. Да, они бы вернулись и могли какое-то время потерпеть, чтобы после уехать в Тэгу, но что дальше? Никакого светлого будущего для них не было, никакого просвета. Счастьем стало бы найти работу, да только даже за гроши никто омег на работу брать не хотел. Юнги сам смог бы пробиться, но не был уверен, что слабый нутром Чонгук сможет, нет у него стержня. Хотелось видеть улыбку младшего, а не его слёзы, хотелось тёплых объятий и «хён, я так счастлив». Юнги просто хотел, чтобы жизнь наконец-то лицом к ним повернулась.

- Ты рад, что мы остались? - спрашивает Юнги, отстраняясь и заглядывая младшему в глаза.

Чонгук улыбается и кивает.

- Я очень рад этому, хён. Здесь я могу жить и не бояться, здесь я могу дышать спокойно. Здесь я нашёл много хороших людей, приобрёл друзей и... Здесь я могу не думать о том, что однажды приду домой, постучусь в твои двери, а ты не откроешь, потому что не дошёл домой с работы по тёмным улицам, потому что тот приставучий ублюдок и его дружки всё-таки добрались до тебя, что ты лежишь в подворотне, истекая кровью, или вообще...

У Чонгука нижняя губа дрожит, и Юнги тепло ему улыбается, ерошит и без того пушащиеся волосы и чувствует накрывающий с головой прилив нежности к этому тёплому комку заботы и привязанности. Связь между ними никуда не пропала, она всё так же опоясывает их светящимися нитями, которые накрепко связали две блуждающие души, нашедшие друг друга. Юнги помнит, как читал про связи между альфами и омегами, но среди строк никогда не упоминалось о том, что подобное может произойти между двумя омегами. Наверное, Мин просто накрутил себя по этому поводу, но ему всё равно нравится думать о том, что между ним и Чонгуком действительно есть что-то нерушимое, что-то, что позволит никогда не потерять друг друга, как бы ни сложилась жизнь.

- Добрый веч... Ох, прошу прощения.

На пороге смущённый увиденным клиент, и Чонгук тут же алеет щеками, отпуская своего хёна. Посмеиваясь, Юнги наблюдает за тем, как Чонгук уносится, чтобы проверить состояние холодильников с живыми цветами, а сам Мин улыбается клиенту и спрашивает, чего же тот желает этим прекрасным морозным вечером. Клиент просит организовать для него букет, и Мин тут же принимается за работу.

Когда Юнги решил остаться жить в чужом, таком светлом и прекрасном мире, он первым делом отправился к Намджуну, чтобы обсудить с ним происходящее. Намджун держался с достоинством, говорил спокойно и по делу, но в его глазах была заметна неприкрытая радость. Юнги прекрасно понимал его. Во-первых, раз Юнги остаётся, то останется и Чонгук, который был так важен для Тэхёна. К тому моменту Юнги уже знал всё о связях между альфами и омегами, знал о том, что Чонгук почувствовал эту связь, тянущую его магнитом к Тэхёну, и знал о том, чем всё закончится, если разлучить связанных. Помимо этого Намджун был так же рад и по другой причине.

Разговор Юнги послушал совершенно случайно, но ему не было стыдно. Когда люди считают, будто их никто не слышит из посторонних, они говорят правду, раскрывают свои мысли, говорят о наболевшем. В тот вечер Намджун разговаривал у себя в кабинете с Сокджином, тем парнем, которому Юнги в день их встречи нос сломал, приняв за сутенёра, похитителя и просто распоследнего ублюдка. Сокджин хотя и принял происходящее, всё равно был взволнован, не уставал повторять другу о том, как всё это опасно, что был нарушен закон, что если кто-то узнает, будет скандал. Намджун этого не отрицал, был согласен и честно признался, что всё ещё не уверен, как поступить, хотя из-за самодурства Тэхёна выбор у него небольшой.

- Я всё понимаю, Джин, - говорил Намджун, и в голосе его слышалась усталость. - Но даже если мы нарушаем закон, даже если бы Тэхён не связался с Чонгуком, это просто... Ты упрекаешь меня в этом поступке, во всей этой затее, но смог бы ты сам отправить их обратно? Смог бы ты самолично отвезти их на станцию, проводить до трапа, зная, что ждёт их там? Подработки, за которую не платят толком, жалкие однушки, больше похожие на какой-то клоповник, постоянные болезни в холодное время года, потому что просто нет денег на тёплую одежду. Избиения, издевательства, постоянные притеснения. Смог бы ты жить спокойно, зная, что отправил омег туда, где их бьют и насилуют, колют наркотиками, чтобы были послушными куклами с пустыми глазами, а после просто выкидывают на ближайшую помойку, как обычный мусор? Смог бы ты жить спокойно и без угрызений совести, если бы однажды узнал, что омег, которых ты отправил домой, потому что «так будет правильно, так будет по закону», больше нет в живых и...

- Всё, всё, заткнись! - прорычал Сокджин, и Юнги был уверен, тот до побелевших костяшек сжимает бокал с виски. - Я даже слушать всё это дерьмо спокойно не могу, а ты мне ещё тут примеры подсовываешь. Чёрт с тобой, пусть остаются. Но ты же понимаешь, будет много мороки и взяток. Документы, медкарты, осмотры. Я уже не говорю о том, что нужно будет помочь им устроить свою жизнь, выучить язык, да и просто выучиться.

- Это неважно. Главное, чтобы они согласились остаться, чтобы просто сделали шаг навстречу и дали им помочь. Чёрт, я чувствую себя грёбаной крёстной феей, которая появилась в жизни двух бедолаг и пытается взмахами пачек с купюрами решить все их проблемы.

Намджун страдальчески застонал, Сокджин рассмеялся, принимаясь его подначивать, а Юнги тихо удалился, возвращаясь к себе в комнату и принимая окончательное решение.

Они с Чонгуком остаются.

Было сложно, очень сложно. Самым большим препятствием на пути стало незнание языка. Чонгуку было легче, Чонгук впитывал в себя всё, как губка, а ещё по вечерам занимался вместе с Тэхёном, в ответ подтягивая его знания по своему языку. Юнги же приходилось корпеть над всем в одиночку, сложностей добавляло и отсутствие склонности к языкам. Все эти правила и значения, буквы и написание отказывались укладываться в голове, и чёрт знает, как долго омега мучался бы, если бы не заметивший его трудности Намджун, который в свободное от работы время начал вытаскивать Юнги в библиотеку, чтобы помочь со всем разобраться. Лишь после этого дела пошли на лад. После были и прочие репетиторы, готовящие обоих омег к поступлению, и если Чонгук был просто в восторге от того, что сможет учиться, хотя и боялся до трясущихся коленок обилия людей и новых лиц вокруг, то Юнги с радостью бы заперся в своей комнате до скончания веков. Вот только это не его комната. Это комната Намджуна в доме, принадлежащем Намджуну. Всё, что у Юнги есть, принадлежит этому человеку, и Мин просто не мог с этим смириться. Он всегда был самостоятельным, он всегда всего добивался сам и факт того, что теперь он сидит на шее у альфы, бил наотмашь по самолюбию и гордости. Юнги прекрасно понимал, что это лишь помощь, что это временно, но не желал с этим «временно» затягивать. Он выучится, найдёт работу и выплатит Намджуну свой долг до последней копейки. Свой и Чонгука, чтобы ничем не быть обязанными.

Как так вышло, что Юнги до сих пор живёт у Намджуна, омега и сам не понял. Со дня начала их новой жизни, когда Юнги чуть не убил Намджуна настольной лампой, потому что тот пытался заставить его выпить странного вида таблетки, а после разревелся, прижимая к себе живого, целого и невредимого Чонгука, что влетел в комнату, остужая его пыл и обнимая так сильно, что рёбра затрещали, прошло чуть больше шести лет. Они с Чонгуком не так давно выучились, а теперь работают в цветочном магазине, который принадлежит только им и никому больше. В своё время Сокджин был тем, кто позаботился обо всех нюансах, вернулся на родину омег и провернул там сделки по продаже имущества, так что деньги на счету Юнги появились почти сразу. Сумма была приличная, хотя и не очень большая, Мин думал не тратить эти запасы, оставив на чёрный день, но Намджун предложил другой вариант спустя какое-то время. И вот вокруг стеллажи с вазами и горшками, декоративными подставками и прочими украшениями, ассортимент удобрений, земли и прочих наполнителей, а в другом конце огромные холодильные камеры, в которых столько цветов, что не счесть.

- Вот, пожалуйста.

Юнги протягивает клиенту цветы, забирает деньги, пробивает чек и прощается, советуя не лихачить на дорогах в такую погоду. Клиент улыбается, кивает и выходит. Дверь звякает колокольчиком, звук которого эхом раздаётся в помещении, и Юнги без всякой причины улыбается. Широко, от всей души. Ему так хорошо, что хочется кричать об этом. Разве мог он когда-то подумать, что будет сидеть в тёплом помещении собственного магазина за невысокой стойкой, наблюдать за суетящимся под боком Чонгуком, пить кофе и думать о том, что любит свою жизнь, попутно вдыхая свежий травянистый аромат цветов вокруг? Нет. Оттирая залитые пивом столешницы, уворачиваясь от лапающих рук, стараясь сдержать в себе рвотные позывы от запах пота, табака и перегара, Юнги мечтал лишь вырваться на улицу, вдохнуть относительно свежий воздух и поскорее добраться до квартиры, чтобы запереться там, обнять Чонгука и почувствовать себя в относительной безопасности. А теперь он обслуживает приличных людей, создавая для них маленькие цветочные шедевры, и чувствует себя наконец-то на своём месте.

- Добрый вечер, - слышится над ухом знакомый до последней нотки басистый голос. - Мне нужен всего лишь один цветок, но он необычный. При взгляде на него в душе поселяется покой и умиротворение, просыпается нежность и желание заботиться. Этот цветок, он...

- Чонгук у холодильников, - отзывается Юнги и закатывает глаза, глядя на улыбающегося до ушей Тэхёна в забавной шапке с помпоном. - А ты мог бы уже перестать каждый раз устраивать представление.

- Ничего не могу с собой поделать, - отзывается Тэхён и исчезает из виду.

Пожалуй, тем, что всё ещё проживает в доме Намджуна, Юнги обязан именно Тэхёну. Альфа за прошедшее время успел окончательно сродниться с Чонгуком и добиться взаимности. Связь между ними сформировалась окончательно, Чонгук принял альфу, хотя отношения их с мёртвой точки всё никак не двигались, потому что омега просто боялся что-либо делать, а Тэхён не смел напирать, и именно Тэхён был против отъезда. Ситуация сложилась самая банальная. Юнги хотел свободы, Чонгук хотел быть рядом с ним, а Тэхён устроил сцену и заявил, что никуда Чонгука не отпустит, а значит и Юнги тоже. Это могло бы закончиться серьёзной ссорой между Тэхёном и Юнги, только недавно нашедшими наконец-то общий язык, как вмешался Намджун.

- Не думаю, что есть смысл тратить деньги на съёмное жильё, когда в нашем доме полно свободных комнат. Понимаю твоё желание ни от кого не зависеть, Юнги, но рассуди здраво. Пока вы учитесь и осваиваетесь, пока вам действительно нужна помощь и поддержка, вам лучше остаться здесь. Я дома редко бываю, Тэхён пропадает на учёбе, а вскоре и вы тоже будете почти, что жить в институте. Поверь, у тебя не будет возникать мыслей о том, что ты здесь лишний или что ты кому-то мешаешь. Я читаю это в твоих глазах, но хочу, чтобы ты знал, вы стали своими, родными. Поэтому подумай ещё раз, прежде чем собирать вещи.

И Юнги остался, сдаваясь под напором добродушия хозяина дома, мыслями о том, что деньги действительно лучше пока копить, а не тратить, и робкими просьбами Чонгука, который за хёном действительно хоть на край света, но только начал сближаться с Тэхёном и не хотел этого потерять. Сейчас, конечно, у Юнги уже куплена своя квартира, кредит за которую он почти погасил, но омега всё равно продолжает проводить время в доме Намджуна, потому что там ему как-то... Спокойно? Всё-таки именно в этом доме произошло самое значимое, в этом доме решилась их судьба, в этом доме случилось так много хорошего. Юнги чувствует привязанность к столовой, где они собирались все вместе, как настоящая семья, и библиотеке, в которой так хорошо проводить время в одиночестве и в которой Намджун удивлялся тому, почему ругань на иностранном языке Юнги запоминает намного быстрее, чем нормальную речь. К коридорам, украшенным картинами, по которым нравится бродить и размышлять о многом и ни о чём, к залу с роялем, который выполняет чисто декоративную функцию, потому что никто на нём играть не умеет. Юнги любит сидеть за ним, нажимая на разные клавиши, слушая эхо и фантазируя о том, что когда-нибудь научится играть. Но нет, ему в жизни не хватит терпения.

- Хён, нам пора закрываться.

Чонгук вновь подкрадывается тихо, улыбается счастливо распухшими от поцелуев губами и сверкает глазами. Юнги осматривает его с ног до головы, щурится на выправленную из брюк джинс и пронзает тяжёлым взглядом возникшего рядом с омегой Тэхёна. Тот взъерошенный, раскрасневшийся, шапка на бок сбита и шарф ослаблен. Ким ухмыляется как-то вот совершенно очаровательно, отчего только сильнее ему врезать хочется, и обнимает Чонгука со спины, коротко чмокая того в висок.

- Собирайтесь, поскорее, у нас сегодня наконец-то общий ужин, Намджун-хён уже дома.

Чонгук кивает и бросается всё ещё раз проверять, устанавливать датчики на таймер и прочее по мелочи, пока Юнги прибирает стойку, убирает всё по ящикам и протирает столешницу. Тэхён ускакал разогревать машину, колокольчик над дверью вновь негромко тренькает, и Юнги в который раз, пока никто не видит, улыбается.

Он счастлив.