Три мысли на краю солнца

4. Пой мне еще

Оконная рама скрипит под цепляющимися за нее пальцами. Стекло уползает из-под них, из-под иссушенной кожи лица, которое приникло к окну, как к своей последней и единственной надежде.

Пожалуйста.

Сделайте что-нибудь.

Хоть что-то.

Пожалуйста.

Что-нибудь.

Я все еще прижимаюсь к оконной раме, чувствую себя невообразимо маленькой, ничтожной, глупой, наивной. Все это так просто и так тяжело.

Я хочу выбить это чертово окно, да и пыталась не раз. Не помогает. За ним решетка. За решеткой - алчный, жестокий мир. За миром - смерть. В чем же чертов смысл?

А смысл в надежде. Она существует, пока существует то, чего ты не можешь достичь. Пока существует это окно. Поэтому я здесь.

Я слышу эту надежду. Каждый день в одно и то же время.

Все начинается со стука паровозных колес о рельсы. Поезд проносится мимо меня со скоростью запоздавшей мысли и скрывается где-то в Нигде. Поезд проносится мимо, и я точно знаю, что он не остановится здесь. Для меня в нем нет места. Все столики в вагоне-ресторане забронированы другими. Неживыми.

Я знаю, что он никогда не остановится передо мной теплым и ясным вечером. Я знаю, что никогда не переступлю его порог, лесенка за лесенкой. Я знаю, что меня никогда не встретит улыбкой проводник и не спросит, куда я хочу попасть.

Но я все равно отвечаю ему, отвечаю в пустоту. Здесь и сейчас.

Пожалуйста, можно мне в рождественскую сказку? Куда-нибудь на фабрику несбыточных желаний и нечаянно брошенных мечт?

Я закрываю глаза и отправляюсь туда сама. Автостопом по собственной галактике.

Я закрываю глаза и чувствую новый этап - самый ценный. Мои ладони ощущают музыку. Она льется меж пальцев, медленно поднимается вверх, огибает мою шею и щекочет уши. Нота за нотой, я чувствую ее. Бетховен, Бах, Шопен. И «Реквием». Конечно же, Моцарт. Сегодня Рождество, пускай играет самое любимое.

Я возношу руки к потолку и кружусь по комнате. Кружусь все быстрее и быстрее, так, чтобы высохли слезы. В памяти проносятся обрывки киноленты, а я кружусь, совмещаю несовместимое.

Перед моими глазами пылают и взрываются города под увертюру "1812 год" Чайковского. Перед моими глазами стрелки часов замирают и начинают вертеться в другую сторону. Перед моими глазами тают альпийские снега, и Эверест теряет свое былое величие, складываясь в равнину. Перед моими глазами несется история, мелькают люди, крутится старушка-Земля. Перед моими глазами сжигаются книги и возрождаются из пепла. Перед моими глазами течет жизнь.

Поэтому я чувствую улыбку на своих губах. Чайковский, Моцарт и Бетховен замолкают. Я начинаю петь.

Я пою последнюю песню мира, последнюю песню синих китов, атомных электростанций и батареек. Последнюю песню птиц, жуков и озябшего человечества. Реквием голоду, реквием страху, реквием смерти. Тавтология? Отнюдь. В том, о чем я пою, даже абсолютно одинаковые слова могут означать различные понятия.

Я открываю глаза и вижу, как комната наполняется людьми. Посеревшими, запыленными временем личностями из разных эпох. Я вижу, как каждый из них счастлив. Я продолжаю чувствовать музыку на своих губах.

И я снова кружусь по комнате вместе с умершими, но живыми в наших душах поэтами, композиторами, художниками, математиками, физиками и химиками. Я несусь в никуда, но этим движением возрождаю энергию. Превращаю то, что застыло и заснуло в жизнь. Я - двигатель шестеренок.

И они смеются. Мои личности. Мои прошлые жизни. Мои друзья. Они танцуют со мной и даруют миру музыку. Ритм сердцебиения семи миллиардов людей.

Я тяну последнюю ноту.

Закрываю глаза.

И просыпаюсь.

***

Я снова распахиваю веки. Вижу знакомые белые стены. Одно-единственное окно. Запертую дверь. Тарелку с остывшим супом. Тишину. Музыка больше не льется из ниоткуда и отовсюду сразу. Я больше не могу петь.

Я плачу.

Меня не поняли, и никто не поймет. Не поймет до тех пор, пока не сможет сам разбудить энергию в себе. Не сможет запустить шестеренки и создать историю Вселенной, затратив лишь миг.

Мы все в одной лодке, и она тонет.

А нужно было всего лишь научиться чувствовать слова подушечками пальцев.

24. 12. 2015.
Кэтрин Эглхард. Психиатрическая лечебница «Джунипер-Хилл», Оганквит, штат Мэн.