Имуги

Свёрнутый кольцом

Тэхен всегда, в отличие от Юнги был рядом с папой. Варил по рецептам Чжибу отвары, ухаживал за единственным родителем, поддерживал порядок и покой в доме. За ним вечно увивались альфы, таская тяжелые корзины и сумки с продуктами к дому, надеясь получить расположение красивого притягательного омеги. И все, поголовно, получали ничего кроме искренней благодарности. Омега не гулял, не заигрывал ни с кем, мрачнел от шуток Юнги про монастырь в горах и тихо ждал своей участи, которая вот-вот, с совершеннолетием, должна была его настичь. Чимин, деливший с Тэхеном чрево папы, чувствовал смирение брата и сам им заражался. Вдвоем они подолгу сидели на пороге дома по ночам и молчали, улегшись друг на друга и слушая одно на двоих сердцебиение.

В средине весны, как только зацвели первые вишневые деревья, Юнги снова стал подолгу пропадать в лачуге мастера Чжибу, гуляя в лесах и обучаясь искусству охоты у Дохвана. В один из таких насыщенных дней, он вернулся домой слишком поздно, надеясь, что домашние давно спят и ему не придется снова выслушивать укоры в свою сторону. Омега на цыпочках пробрался в дом и тут же застыл на месте. В ноздри ударил запах муссонных дождей и грозы, вынуждая коленки предательски затрястись. Он обнаружил комнату братьев пустой, а мертвенно-бледного папу, скрутившегося клубочком, на своей постели. В ту ночь оба не смогли уснуть, думая о тех, кого оторвали от семьи, будто рубанули сердца кусок добротный. На удивление Юнги, папа не слег, наоборот, будто обрел стальной стержень, который попросту не давал ему сломаться. Однако в их доме тишина теперь обосновалась, смеха слышно больше не было, царил лишь покой и ментальная взаимоподдержка. Однажды, полночи безуспешно борясь с бессонницей, сын пробрался в комнату Сону и застал папу смотрящим в потолок пустым, стеклянным взглядом. Выдавала его живость лишь мерно вздымающаяся грудь и дорожки слез, намочившие виски и подушку. Тогда, под светом луны, Юнги поклялся себе и папе, что сделает все возможное и невозможное ради благополучия и свободы своих родных.

— Прошу к столу! — позвал Мин старших, выглядывая за порог, оказавшийся безлюдным. — Эй, стынет же! — он вышел на крыльцо, аукая в поисках омег.

Чжибу, бережно придерживаемый за талию Дохваном, направлялся к дому, едва держась на ногах. Новость о смерти мужа нагрянула неожиданно и нещадно сжала старческое сердце. И жить больше незачем. Разве что ради этого маленького омеги, который стал его светом, когда, казалось, над головой сомкнется ад.