коллаж от Riterna 💖😊
В глубине души... Скажи мне... Ты будешь любить меня или навсегда уйдёшь?
Three Days Grace «Love Me Or Leave Me»
Джи
«Ты никогда не будешь ближе ко мне, чем сегодня. Дождь омоет мою печаль...». Я повторяю слова песни снова и снова, будто они испарятся из головы. «Это смешно, ты не должна бояться, Браун. Ты ведь выступала не один раз». Но сегодня на меня будут смотреть и слушать не обычные люди, вот в чем загвоздка. Я жалкая трусиха, которая боится признаться, как ей на самом деле страшно. Еще и Карлейл застрял в пробке. Очень вовремя, блин. Почему именно сегодня ему приспичило ехать на студию, если он должен находиться в такой ответственный момент рядом со мной? Или уже благополучно забыл свои слова в отеле «Ты должна вновь блистать на сцене и счастливо улыбаться»? Маловероятно, что я вообще смогу выдавить ослепительную и правдоподобную улыбку, так как скулы свело от нервов.
В руке вибрирует телефон. От неожиданности и волнения вздрагиваю, открывая входящее сообщение и пробегая глазами по строчкам.
«Джи, боюсь, я не успею на твое выступление, но мысленно с тобой...». Закатываю глаза и безнадежно выдыхаю.
— Спасибо, Карлейл, но это не очень помогает, — недовольно бормочу под нос и поправляю уложенные на одно плечо волосы.
Удивительно, но сегодня Джесс впервые нормально накрасила меня и даже подобрала скромный наряд. Хотя, это с какой стороны посмотреть... Может, она заболела? В любом случае, я рада, что выгляжу, не как «прости, Господи».
— Через пятнадцать минут на сцену, — равнодушно кидает ассистент и закрывает дверь гримерки.
После этой фразы переживаю еще больше, чувствуя, как ладони становятся липкими, а по спине скатываются капельки пота. Распеваюсь, но даже это занятие не помогает.
Вдох. Вдох. Вдох. Непонимающе хмурюсь и перепугано смотрю в зеркало с круглыми лампочками. Вдох. Вглядываюсь растеряно в свое отражение и стараюсь нормально вздохнуть, но снова терплю фиаско.
— Что за...
Меня трусит и кидает то в жар, то в холод, а тело протыкает жуткая резкая боль. Я сгибаюсь пополам, как сломанная кукла. Хочется закричать, но я не могу... Губы, язык, будто онемели. Голова кружится, перед глазами темнеет, а ноги непослушно двигаются в сторону дверей. Все звуки доносятся, словно через толщу воды: я в каком-то вакууме, где существует только ужасная боль, от которой хочется выть.
Вдох. Вдох. Вдох. Задыхаюсь... Мимо проходят люди. Даже не различаю их лица. Кто-нибудь, избавьте от этой пытки! Слова застревают комом в горле, и зов помощи эхом отдается в ушах.
«Помогите! Помогите! Помогите кто-нибудь!».
Они не слышат... Никто не слышит. Вдох. Тело будто разрезают на части, медленно, каждую клеточку вынимая наружу. Когда же это прекратится? Кажется, я умираю...
Смесь мяты, лаванды и бергамота окутывает меня, словно мягкий плед. Я уже брежу?
— Помоги мне... — еле выдавливаю из себя всего два слова. Или это только мерещится?
— Помоги мне... — снова шепчу и почти отключаюсь, не в силах терпеть мучительную боль.
«Пожалуйста».
Спасительный кислород поступает в легкие, и помутневшее сознание светлеет. Перед глазами «парят» знакомые черные перья, а на губах — вкус сигарет «Lucky Strike» и ментола. Вкус Сина.
— Я снова тебя спасаю, Браун, — слышу знакомый мягкий голос и слабо улыбаюсь.
«Точно...». Прижимаюсь к нему и благодарно шепчу:
— Я думала, что умру... Спасибо.
Он поспешно отпускает меня, отступая на шаг. Становится сразу неуютно. Я не имею права думать о таком — мы друг другу никто.
— Пойдем, Оз подогнал машину к черному входу, тебе надо показаться врачу.
Выступление. Я совсем забыла о дебюте. Джастин убьет меня, а Ларк с большим удовольствием повесит штраф в кругленькую сумму. У меня нет таких денег, чтобы покрыть все расходы, которые тратит лейбл. Отрицательно качаю головой и бормочу:
— Но я должна выступать.
Син смотрит на меня исподлобья, как на дуру, и хмуро произносит:
— Ты с ума сошла? В полуобморочном состоянии? Оз все объяснит твоему менеджеру. Нельзя быть такой беспечной...
— Не разговаривай со мной в таком тоне, — резко бросаю, поправляя верх платья.
Как бы отвратительно я себя не чувствовала, мне надо выйти и спеть. Психолог предупреждал, что приступы паники возможны, и артисты выступают в любом состоянии — это их работа.
— Тогда не веди себя, как ребенок, — слышу его недовольный голос и хмурюсь. — Нам надо идти, я отвезу тебя.
Даже спустя три года Эванс не поменялся: все тот же командирский тон и манера речи. Я следую за ним по еле освещенному коридору, разглядываю широкую спину и непослушную черную шевелюру, размышляя о тех ощущениях, когда он обнимал меня. Согревающее успокаивающее тепло, будто я дома... Все так же хорошо, как в старые добрые времена.
Одергиваю себя и даю мысленно затрещину. Как я могу о таком думать? Этот человек разрушил меня, наплевав на наши отношения. Он бросил меня, растоптал, разбил сердце. «Если человек предал один раз, он предаст и второй; если предал дважды — будет предавать всегда». Я не свела тату только потому, что это обещание самой себе: не совершать больше ошибок, не наступать на одни и те же грабли, не доверять каждому и быть осмотрительнее. Это напоминание о том, что любовь не всегда прекрасна, волшебна и удивительна. Нет, иногда она перерастает в больную зависимость, от которой не всегда есть лекарство. А быть зависимым от человека — самое страшное, что может случиться.
***
Син
Мы едем в полной тишине, только шум ночного «города ангелов» нарушает ее: гудки автомобилей, веселые крики прохожих, отголоски музыки в клубах. Бесконечность огней и неоновых пестрых вывесок заполняет темноту, а южнее с Голливудских холмов виднеется знаменитый знак — визитная карточка Лос-Анджелеса и киноиндустрии HOLLYWOOD. Я иногда поглядываю в зеркало заднего вида, нет ли за нами хвоста: вроде, все чисто. Кошусь в сторону Джи, но натыкаюсь только на ее затылок и светлые блестящие локоны. Мы оба молчим. Мы — чужие люди, между которыми выросла незримая стена, построенная нами же.
Три гребаных года меня съедало медленно чувство вины, которое не давало полностью насладиться успехами «Потерянного поколения». Оно, как вирус, заражало систему и преследовало изо дня в день. Одних мы быстро забываем, вычеркиваем из мыслей, очищаем, словно «Корзину» от ненужных файлов. Другие всегда живут в нашем сердце, и ничто не способно стереть их — они остаются там навсегда.
Нас встретил светловолосый невысокий мужчина, сдержанно улыбаясь и пропуская в кабинет.
— Простите за поздний визит, — неловко пролепетала Джи, опускаясь на стул.
— Это моя работа, — ответил врач и сел напротив, бросая на меня вопросительный взгляд. — Что произошло?
— Скорее всего, приступ паники, — неуверенно ответил я, поглядывая на девушку, которая нервно теребила край платья.
— Можете описать свои ощущения? — спросил Рубен Джонс — так гласила табличка, стоящая на столе.
— Ну... — она вздохнула и опустила глаза. — Я задыхалась. Мне было ужасно больно, казалось, будто умираю. Очень страшно и... — она пожала плечами. — Я не могла дышать, говорить, чувствовала головокружение...
— Я вас понял. Джинет, так? — Рубен поднялся из-за стола, несколько минут осматривая и слушая Джи. — Признаки, которые вы описали, похожи на гипервентиляцию. Если сказать проще — учащенное дыхание. Бывало ли такое раньше?
Я нахмурился и покосился на Джи: девушка сидела, как натянутая струна, распахнув широко бирюзовые глаза. Она отрицательно покачала головой и хрипло сказала:
— Нет. Это какая-то болезнь?
— В вашем случае — нет. Гипервентиляция бывает временной и хронической. Чаще всего возникает на фоне стрессовых ситуаций. Видимо, вы очень переживали, из-за этого уровень углекислоты в крови упал, вызвав кислородное голодание...
— Простите, — слегка раздраженно кинул я, перебивая Джонса, — подскажите, как это предотвратить, если такое возникнет повторно?
— Я бы посоветовал держать при себе бумажный пакет и дышать в него — это называется «бумажная терапия». Что предприняли вы в такой ситуации?
Я поднял бровь и откашлялся:
— Искусственное дыхание.
Джи рядом удивленно взглянула и отвела ошарашенные глаза в сторону. Она не помнит этого? Рубен поднял уголки губ и кивнул.
— Все верно. Вы и есть лекарство для своей девушки, если гипервентиляция повторится.
— Мы не... — попыталась возразить Джи, но я перебил ее:
— Спасибо. Нужны какие-то таблетки или лечение?
— Как такового лечения нет. Мой совет: отдохнуть, чаще бывать на свежем воздухе и уделять больше времени сну.
— А если нет такой возможности? — растерянно пробормотала Джи. — Мой график расписан по минутам...
— У музыкантов синдромы гипервентиляции — частое явление, потому что они находятся постоянно в стрессе. Есть, конечно, успокоительные средства, но я не советовал бы вам ими увлекаться.
Рубен взял небольшой листок и быстро что-то написал, протягивая Джи.
— Эти таблетки на травах. Принимайте по одной в день, лучше на ночь.
— Спасибо.
— Всего хорошего.
— Где ты живешь? — спрашиваю, когда мы выходим из здания и садимся в машину.
— В Санта-Монике, — тихо отвечает Джи и добавляет: — Но я хочу прогуляться. Я могу взять такси. Уже довольно поздно, ты и так мне помог...
— Ты не можешь взять такси, Джинет, — качаю головой и завожу автомобиль, выруливая на трассу.
— Я не хочу напрягать тебя...
— Джинет, — поворачиваю голову, встречаясь с аквамариновыми глазами, и твердо говорю: — Ты меня не напрягаешь, но вряд ли твой парень обрадуется, когда узнает, с кем ты была.
Не скрываю неприязни, которую вкладываю во фразу «твой парень», потому что до сих пор не принял тот факт, что она с этим ублюдком. Отдается ему, послушно принимая ложь за чистую монету. Как Джи не разглядела в нем фальши? Я не обвиняю ее, но все же...
— Все же, я не понимаю, — слова неожиданно вырываются, но я не останавливаюсь. Нет, я выскажусь. Пусть ей и будет неприятно: Джи должна знать, с кем связалась. — Я всегда считал тебя умной девушкой, но теперь... — качаю головой, ухмыляясь уголком губ, — как ты можешь быть с тем, кто тобой открыто пользуется?
— Что? — недоверчиво выдыхает она, а я чувствую исходящую от нее злость и гнев.
— Неужели ты не видишь, какой он на самом деле, Джинет? — прищуриваюсь, сжимая с силой руль.
— Как ты смеешь такое говорить? — возмущается девушка. — Он был со мной, когда я не могла собрать себя по кускам, потому что меня предал человек, который говорил «мы всегда будем вместе». Он поддерживал, стал другом... Как... Как у тебя поворачивается язык бросать мне это в лицо?
— Нормально он тебя так обработал... — насмешливо хмыкаю, слушая бред о божьем одуванчике Карлейле Бэйле. С ее слов — он святой.
— А ты? Ты мной не пользовался? — повышает тон девушка, а я ударяю по тормозам, останавливая машину в какой-то пустоши на полпути к Малибу.
— Что за чушь ты несешь, Джинет? — раздраженно спрашиваю, вглядываясь в ее блестящие глаза.
— Разве это не так? — едко бросает она в ответ.
Разочарованно вздыхаю и запускаю пальцы в волосы. Ну и ну...
— Никогда. Я никогда тобой не пользовался...
— Конечно... — фыркает Джи и саркастично усмехается.
— Благодаря тебе я тот, кем являюсь сейчас, — продолжаю с напором, глядя в рассерженные бирюзовые глаза. — Благодаря тебе я снова пишу песни и пою. Не было и дня, чтобы я не думал о тебе. Ты — в каждой строчки. Ты и есть моя музыка, Джи.
Она отводит взгляд в сторону и закусывает губу, тихо выдыхая:
— Почему... Почему ты говоришь это спустя столько времени?
— Потому что ты убежала.
— Убежала? — непонимающе моргает девушка.
— Ты все решила за двоих, Джи. Опустила руки и сдалась. Ты не боролась за НАС.
— О, прекрасно. То есть виновата я, — горько произносит Джи и откидывает голову на спинку, прикрывая глаза.
— Мы виноваты оба, что не нашли выход.
— Отвези меня домой, я не хочу об этом разговаривать, — бормочет она, проводя ладонями по щекам.
— Нет, мы разберемся здесь и сейчас, Джи, — говорю тоном, не терпящим возражений.
— Значит, не отвезешь?
— Отвезу, когда мы все обсудим, — повторяю с нажимом, заводясь от злости.
— Отлично. Что ж, обсуждай, сколько угодно. Я и пешком дойду, — девушка открывает дверь и выходит, быстро шагая по дороге.
Закатываю глаза и вылезаю следом, крича ей в спину:
— Что за детский сад, Браун?
Она молча показывает неприличный жест и продолжает идти, виляя бедрами.
— Сама напросилась, Джинет.
Догоняю девушку и закидываю с легкостью на плечо, слыша гневный поток нецензурной брани.
— Отпусти немедленно! Какой же ты козел, Эванс! Каким был козлом, таким и остался! Нет! Ты стал еще отвратительнее!
— Что-что-что? Я не слышу, Браун, почему так тихо? — напеваю с издевкой в голосе.
— Ненавижу тебя! Ненавижу! — вопит она и брыкается, вызывая дикое желание влупить ей по заднице. Еле сдерживаю порыв и засовываю девушку в машину, получая пощечину, что даже слышен звон в ушах.
— Ого, — присвистываю. — Полегчало?
— Нет! — орет Джи и снова замахивается, но я перехватываю запястье и завожу руку за спину, прижимая ее к себе.
— Какого хрена ты творишь, чокнутая?
— Нет, какого хрена творишь ты, Эванс!? — шипит она, безуспешно вырываясь.
Смотрю в ее взбешенные глаза, затем на приоткрытые губы... Взгляд снова ползет вверх и метается по сердитому лицу. Губы... Глаза... Губы... Черт... Наклоняюсь, но быстро беру себя в руки и отстраняюсь, встречая удивленное выражение и поднятые брови. Достаю из кармана «Lucky Strike» и облокачиваюсь о бампер, затягиваясь сигаретным дымом, и задумчиво взираю на звездное небо. Джи становится рядом и берет сигарету, делая затяжку. Морщусь, но воздерживаюсь от очередной колкости.
— Выслушаешь? — спрашиваю, сбрасывая пепел, и мельком смотрю на девушку.
— У меня же нет выбора, — с легкой иронией произносит она.
— В тот день я совершил одну ошибку — не остановил тебя. Я приехал на следующий день, чтобы мы могли спокойно поговорить, решить как-то проблему, но твой отец сказал, что ты не хочешь меня видеть, — вспоминаю его слова «оставить Джи в покое» и вздыхаю. — Потом я узнал, что ты улетела вместе с ним из Эдмонтона, а у нас уже был рейс в Лос-Анджелес.
Смотрю на ее опущенную голову и сжатые кулаки, продолжая:
— Все могло сложиться иначе, Джи, требовалось только найти компромисс, но тогда мы оба поступили опрометчиво и необдуманно.
— Легко теперь об этом говорить, спустя столько лет, — тихо произносит девушка, заправляя за ухо светлые пряди. — Но все так, как есть... Ты добился, чего хотел, Син. Ты знаменит, а музыка «Потерянного поколения» нашла своего слушателя. Ты счастлив?
— Лишь наполовину, — шепчу, встречая ее округлившиеся глаза. — Что?
— Н-ничего... — бормочет озадачено Джи, хмурясь и прикусывая губу.
— Прозвучит, возможно, банально и сентиментально, но я считал, если это настоящая любовь, она перетерпит все преграды и препятствия. Я никогда не пытался тебя кем-то заменить...
— О, только не говори, что ни с кем не спал за три года и хранил верность, — с сарказмом произносит она, отталкиваясь и становясь в позу передо мной.
— Спал, — хмыкаю, разглядывая Джи в лунном свете, а в голове проносится мысль, что она стала еще прекраснее, еще притягательнее. — Но они не имели для меня значения. Трахаться и заниматься любовью — разные понятия, Джинет. Я это делал, чтобы снять напряжение, расслабиться. Занимался любовью я только с одной девушкой.
Наши взгляды переплетаются, и какое-то время мы стоим, смотрим друг на друга, не отводя глаз.
— Понятно, — наконец прерывает молчание Джи.
— Понятно? — насмешливо переспрашиваю.
— Да, — она пожимает плечами и делает глубокий вздох, прикрывая глаза. — Я тебя выслушала...
— Но ты ничего не сказала, — недовольно перебиваю, запуская руки в карманы.
— Что я должна сказать?
— Что подумаешь.
— О чем?
— О нас, — уверено говорю, впиваясь в ее переливающиеся в свете луны глаза.
— Син... — сдавленно произносит Джи.
— Скажи, что подумаешь, Джи. Я не хочу давить на тебя, я все понимаю.
— Я не знаю, — она качает растеряно головой и отворачивается. — Отвезешь домой?
— Домой к твоему парню в Санта-Монику? — спрашиваю с презрением, обходя машину и устраиваясь на водительском сиденье.
Джи молча сжимает губы, игнорируя сарказм. Включаю тихо радио, находя канал с рок-музыкой, и завожу мотор.
— Значит, твой дебют не удался? — стараюсь разрядить обстановку.
— Да, я облажалась, и скорее всего завтра меня ждет разговор с боссом, — хмыкает Джи, но она не кажется расстроенной.
— И как тебе шоу-бизнес?
— Дерьмо.
Смеюсь и мельком смотрю на ее задумчивое лицо.
— Да, согласен, отстой. Но если откинуть всю хрень и делать то, что любишь, не все так плохо.
— Наверное, мне сложно что-то сказать, потому что я в это вляпалась сравнительно недавно.
— Точнее, тебя в это втянули, Джинет, — язвительно поправляю ее, слыша в ответ тяжелый вздох, и улыбаюсь.
Через двадцать минут внедорожник тормозит возле современного коттеджа, а издалека доносится шум разбивающихся о песок волн. Заглушаю мотор и смотрю на пальцы, сжимающие руль.
— Спасибо, Син, — произносит тихо Джи, и наши глаза встречаются.
— Почему твой парень не пришел на дебют? — зачем-то спрашиваю, видя, как она мрачнеет.
— Это важно?
— Нет, я рад, что он пропустил такое событие и оставил свою девушку одну, — говорю с сарказмом, ловлю недовольный взгляд и выгибаю бровь.
— Ладно, мне пора идти, — бормочет Джи, отстегивая ремень безопасности.
— Конечно. Набери Оззи, он переживает за свою сестру, — говорю ей вслед.
Девушка поворачивается и слабо улыбается, кивая согласно головой.
— Хорошо, — она собирается добавить что-то еще, но передумывает и неловко произносит: — Пока.
— До встречи, Джинет, — улыбаюсь уголком губ, провожая ее задумчивым взглядом. Девушка скрывается в здании, и через несколько минут на одном из этажей в окнах загорается свет.
Вслушиваюсь в слова песни «The Scientist» группы Coldplay, тихо льющейся из колонок, и подпеваю:
— Никто не говорил, что будет легко. О, такая досада, что мы расстаёмся. Никто не говорил, что будет легко, никто никогда не говорил, что будет так тяжело. О, верни меня к началу...
«Я тебя верну, Джи... И больше не отпущу, потому что не хочу быть счастливым лишь наполовину».