В машине царило молчание, лишь изредка Трис, стараясь издавать как можно меньше звуков, судорожно втягивала воздух ртом, потому что невозможно было дышать заложенным носом. Губы ее дрожали; глаза, ставшие щелочками и покрасневшие от слез, в прострации смотрели на ночной город, мелькающий за окном, не фиксируя ни окровавленные трупы, валяющиеся прямо на дороге, ни всполохи мелькающих пожарищ, ни редких людей, все еще никак не успокоившихся и подыскивающих себе новых жертв. Это была безумная ночь, впрочем, как и всегда, за исключением одного: сегодня Трис стала сиротой, и больше никого из родных у нее не было. Ужас тошнотворным спазмом скрутил желудок в узел, но она плакала молча, не вытирая текущих по щекам крупных слёз.
Эрик старался не думать о сидящей рядом с ним девице с шелковистыми губами. Он не хотел о ней думать, но ее всхлипы, так или иначе, возвращали его внимание к ней. «Да ладно, не маленькая, переживет!» Он был гораздо младше, когда потерял родителей, сестру, и вообще всех, кто мало-мальски был ему дорог. Позже, сыграв с жизнью в любовь еще раз, он потерял снова, поэтому сейчас главной его задачей было выбросить эту девицу из головы.
Но как бы он себя ни обманывал, она занимала его мысли так или иначе, и скорее всего, чувства тоже. Ему было ее жаль. Он сочувствовал ей, потому что сам пережил много потерь. Может быть, если бы они встретились при других обстоятельствах, у них даже могло бы что-то получиться... но об этом уж он совсем не позволял себе думать. «Ни к чему это. Лишние хлопоты». У него была цель, и он двигался к ней неумолимо. Несмотря ни на что.
- Эрик, а куда мы едем? - хрипло спросила Трис, пытаясь как-то отвлечься от своего горя.
- Я еду по своим делам. Куда ты едешь? Наверное, со мной... Или, если хочешь, скажи, куда тебя подбросить, отвезу, куда ты скажешь, когда это все закончится...
- Твои дела ведь как-то связаны с убийством, так? - пытливо на него глядя заплаканными глазами и хлопая мокрыми ресницами, продолжала допытываться девушка.
Эрик помолчал, прикидывая, что же ей ответить. Конечно, он мог грубо оборвать ее, приказав не лезть не в свое дело, мог рявкнуть или прикрикнуть. Мог просто проигнорировать, не желая ввязываться в разговоры на скользкую тему. Но беда в том, что ему ничего этого не хотелось. О том, что ему хотелось, он предпочитал не думать, но все это как-то не вязалось с тем, что он должен ее отшить. Она ему мешала, честно и откровенно, больше всего на свете сейчас хотелось никогда в жизни ее не знать, чем вот так сидеть и ломать голову над тем, что ей ответить.
- Слушай, у нас была договоренность, что я провожу вас, и мы расходимся. Что бы ты мне ни сказала и какие аргументы бы ни привела, я все равно закончу начатое. У меня есть свои причины так поступать, как и у большинства нормальных людей. Ты можешь поехать со мной. Можешь не ехать. Но не пытайся влиять на мои решения.
- Эрик, это нужно прекратить. Если в судную ночь никто не будет никого убивать, ее отменят...
- Ты правда такая... глупая или у тебя просто детство в жопе играет? - сорвался он, ощущая невероятное внутреннее напряжение. - Ну подумай сама, как люди откажутся убивать, если за это ничего не будет?
- Очень просто. Просто нужно оставаться человеком всегда, а не только триста шестьдесят четыре или триста шестьдесят пять дней в году. Нужно просто начать с себя. Ты не будешь убивать, я не буду, нас уже двое, а это немало.
- Бред какой-то, - пробормотал Эрик и прикурил сигарету, выбитую из пачки. - Ты просто не понимаешь, о чем говоришь! Ты и я - это капля в море. Никто не откажется убивать безнаказанно, никто... Это целая индустрия, щекочущая нервы. И всегда будут те, кто продвигает этот закон!
- Значит, надо добиться, чтобы все было как раньше. Мне бабушка рассказывала, как ее мама жила во времена фракций, какой порядок был, каждый знал свое место...
- Да вот только все испортили дивергенты, ради которых все было затеяно. Система фракций себя изжила, но никто ничего лучшего не придумал!
- Какая разница, были дивергенты или нет, если они почти ничем не отличались от других людей. Жили бы себе, как и раньше, только предрасположенность у них была не к одной фракции, а к нескольким...
- Откуда ты так много об этом знаешь? - повернулся к ней Эрик и поморщился от ее зареванного вида.
- Интересно было, вот и изучала. Я не хочу больше переживать Судную ночь. И не хочу жить в ожидании ее.
- Ты ничего не сможешь с этим сделать. Ты не будешь убивать - значит, тебя убьют. По-другому никак.
- Что тебе сделал этот человек? - прямо в лоб спросила Трис, не понимая от горя, что затронула очень неприятную для Эрика тему. - Он кого-то убил и теперь ты хочешь убить его, да?
- Я просил тебя не лезть в это. Не хочу об этом говорить.
- Но почему? Почему, Эрик? Я думала...
- Ты думала, если я... Если мы... поцеловались, потому что мне алкоголь в голову ударил, то ты теперь можешь лезть мне в душу? Это не так, Трис. Я уже жалею, что сделал это!
- Вот так, да? - горько сказала она и повернула к нему бледное лицо. - Жалеешь, значит. И едешь убивать, пусть даже в чем-то виноватого перед тобой человека, потому что сегодня тебе ничего за это не будет! А в другие дни кишка тонка, получается? Может быть, потому, что ты трус?
Эрик резко ударил по тормозам. Как бы он ни понимал и ни сочувствовал ей, есть вещи, которые он терпеть не намерен. Сначала раздражение, потом ослепляющая ярость поглотила его сознание. Эрик, одним движением вытащив пистолет, приставил оружие к ее голове.
- Убирайся. Мне не нужны истерики. - Мужчина сверлил девушку тяжелым взглядом, а на скулах гуляли желваки.
- Ты позволяешь мести взять над собой верх. Ты зависим от нее. И пользуешься изуверским законом, потому что боишься признаться, что твоя месть не стоит твоей жизни. Так почему же она стоит жизни того человека?
- Я сказал - убирайся! - заорал Эрик, с трудом сдерживая себя, и передернул затвор. - Иначе я, клянусь, разнесу твою тупую башку к ебеням!
- Не утруждайся. - Трис закусила нижнюю губу и смахнула ладошкой выступившие слезы. - Ты меня очень разочаровал, Эрик. - Она выбралась из машины, громко хлопнув дверью на прощание. Судорожный всхлип дополнил сгустившееся напряжение.
Эрик, поклявшись себе не смотреть в зеркало заднего вида, стартанул с перегазовкой так, что даже не сразу удалось поймать управление. Седан дернулся и полетел вперед с бешеной скоростью, рассекая ночь светом фар, а не менее бешеный водитель перебирал матерные эпитеты, которыми он награждал девушку, раздражавшую его, но перевернувшую его душу. «Блядь, как же хуево-то все, а!»
Он должен собраться и перестать психовать. Времени остается все меньше, всего четыре часа с небольшим, а ему еще добираться до места. И хоть машина решала большинство проблем с перемещением в этом идиотском городе, наполненном сумасшедшими, все равно, нужно было успокоиться и двигаться дальше, к своей цели.
Он бредил своей миссией, которая держала его на плаву и не давала сойти с ума весь этот год. Душевная рана еще слишком свежа, слишком глубока, чтобы можно было махнуть на нее рукой. Рана, у которой есть вполне себе понятная и материальная причина, которую можно пощупать руками, а потом... убить. Никто никогда не отвратит его от этой цели. Иначе он просто сойдет с ума. Беспощадная память душила, топила с головой в боли, засевшей так глубоко внутри, что не достать. Не вытравить. И не забыть.
Эрик готовился к этой Судной ночи. Никто никогда не жаждал ее сильнее, чем он весь этот год. Все свои скопленные деньги он вложил в машину и оружие, весь свой богатый опыт и знания, все мысли и эмоции у него были именно об этом. Он болел этой идеей, она поддерживала его, позволяла ему как-то жить и одновременно выедала изнутри подобно кислоте.
«Вот ведь блядь, а!»
Жгучая боль разлилась за грудиной. Эрик врезал кулаком по рулю так, что клаксон надрывно засигналил. Он не раз лишал жизни людей, но никогда - по своей воле. Ни разу до этого дня он не убивал для того, чтобы избавить мир от человека, потому что это он, Эрик, так решил. Как правило, это были приказы или задания, самооборона или казнь. Но не его желание. За исключением сегодняшней ночи.
Беатрис, затронув этот вопрос, выбесила основательно. Он и сам не раз думал, почему не в другой день? Только потому, что он будет немедленно уничтожен? Был момент, когда это мало его интересовало. Он совсем не хотел жить после того... как не стало самого дорого человека в его жизни. Но сначала у него не было возможности, а потом... он решил, что просто обменять свою жизнь на жизнь этого хуесоса будет мало. Неправильно. По-идиотски. Он решил дождаться, когда это можно будет сделать так, чтобы насладиться произведенным эффектом. Этот урод знает, что Эрик придет за ним, знает, потому что он сказал ему об этом. Знает и ждет своей смерти. Боится за свою жизнь и жизнь своих близких. Если и есть что-то хуже смерти, так это ожидание смерти.
Эрик снова проверил тормозную систему машины, втапливая тормоз в пол. «Нет, не дождетесь!» Не мог он оставить девицу одну в городе, полном маньяков и убийц, после того, как она только что потеряла родителей. Нет, это выше его сил. Лучше самому ее пристрелить, чем оставить вот так одну на дороге.
Лихо развернувшись, он помчался обратно, где оставил Трис, жмущуюся к обочине, молясь, чтобы с ней ничего не случилось за эти несколько минут пока он психовал. Но когда он увидел девушку, несущуюся по шоссе, он понял, что за последние несколько часов он только и делал, что опаздывал.
Она бежала, а ее догонял тот самый урод на мотобайке, который обогнал его при въезде в город, в маске с зашитым ртом. Эрик выскочил из машины, вскидывая оружие, и побежал навстречу девушке что есть мочи. Как только байк подъехал ближе, Эрик выпустил в него весь магазин, но водитель, резко крутанувшись на месте, рванул вперед, перехватил девушку поперек туловища и просвистел мимо Эрика, прикрываясь Трис как живым щитом и показывая парню фигуру из трех пальцев.
- Нет! Три-и-ис! - в отчаянии закричал Эрик и рванул к машине, пытаясь не упустить из вида габаритные огни мотобайков.
Трис чувствовала, что она сейчас свалится, настолько неустойчивым было ее положение. Как только машина с Эриком за рулем унеслась вперед, она обхватила плечи руками и побрела в том же направлении. Возвращаться в центр она не хотела, там было слишком опасно. Люди, даже те, кто впервые окрасил руки кровью, уже превратились в безумцев, и то, что творилось в Нью-Чикаго не имело отношения к здравому смыслу.
Несмотря на то, что держалась она довольно стойко, Беатрис просто не могла до конца осознать, что все это действительно произошло с ней. Обрывочные фрагменты произошедшего ужаса собирались воедино, по осколочку, каждым сильно раня ее душу. Все слишком быстро, слишком... неправильно. Они никогда никому не делали ничего плохого, старались всегда всем помочь, жили скромно. И вот теперь родители мертвы, а парень, который ее спас, а потом целовал, выставил из машины посреди ночи, где за каждым углом поджидает смерть. Не было даже слез, насколько не получалось осмыслить все это.
Может быть, потому она и не расслышала или не поняла, что за спиной возникло какое-то движение, а звук мотора ощутила слишком поздно. Обернувшись, Трис увидела тех самых парней на мотоциклах, байкеров, занимающихся отловом людей для богатых. Не помня себя, она побежала, мозг отказывался соображать правильно, вместо того, чтобы метнуться в сторону, она продолжала бежать по дороге в надежде на чью-то помощь.
И тут она увидела машину. Ту самую, из которой ее выставил Эрик буквально только что. Она неслась к ней, будто он передумал и сейчас опять спасет ее, уже в который раз. Машина остановилась, Эрик выскочил и стал палить по байкерам, а ей оставалось всего несколько шагов, когда чьи-то руки больно схватили ее и, сильно ударив головой обо что-то твердое так, что помутилось сознание, Трис куда-то поволокли. Последнее, что она услышала перед тем, как впала в небытие, как Эрик кричал ее имя.
***
Очнулась Трис, когда в лицо ударил слишком яркий свет. Моментально заболела голова, ее мутило, от обрушившихся в одночасье чувств сильно хотелось пить, саднила ободранная рука.
- Давай, девка, приходи в себя, - ворчал кто-то неопределенного пола, тыкая ей в нос тряпкой, от которой шла такая вонь, что хотелось моментально зажать нос пальцами. - Скоро твое выступление!
- Какое еще выступление? - разлепив спекшиеся губы, недоуменно спросила Трис, оглядываясь. Правда, она пока видела плоховато, только белые, желтые и темные пятна.
- Ну, что у нас там? Есть еще кто-нибудь? - спросил далекий бодрый голос. - И... ага, понял...
- Все, давай, встала и пошла! - Трис почувствовала, как ее вздернули, поставили на ноги и сильно толкнули в спину. Она отпихивала чужие руки и сопротивлялась.
- Куда я должна идти?
- Заткнись! - еще один тычок в спину, такой сильный, что она невольно сделала несколько шагов вперед, чтобы не упасть. - Там все и узнаешь. Если успеешь!
Сначала Беатрис оказалась в небольшой темной комнате, но буквально сразу же вспыхнул свет и в уши полилась бравурная мелодия.
- И последний на сегодня лот, леди и джентльмены! - провозгласил голос, и Трис даже смогла разглядеть говорящего. То есть говорящую. Женщину с микрофоном в синем платье и светлыми завитыми волосами. - Смелее, дамы и господа, ночь подходит к концу, и сегодня у вас есть последний шанс принести соответствующую жертву фонду. Итак... последний лот в этом году и ставка... сто тысяч!
Девушку затрясло от понимания того, куда она попала. Эти люди рассматривали ее как неодушевленный предмет, а потом они будут ее убивать на потеху остальным. А она будет «зайцем», даже не «тигром», потому что до тигра она не дотягивала.
Ставки все повышались, в другое время за такую дохлятину никто не дал бы больше пятидесяти тысяч, но, так как она стала последней в этом году, то ставка дошла до ста восьмидесяти. Победителями стали братья Грум и молодая пара, нежно поглядывающая друг на друга. Остальные присутствующие захлопали им, а на Трис напал спасительный ступор - ей стало плевать. Она ведь так хотела... избавить город от этой болезни. Чтобы не было больше таких вот аукционов. Чтобы нельзя было убивать человека, загонять его, как животное. Неужели ничему этому не суждено сбыться...
Занавес опустился, и Трис втолкнули в темную комнату, едва подсвеченную маленькими лампочками по периметру. «Как, интересно, они собираются ловить меня в этой темноте?» - метнулась в голове Трис мысль. Вдруг по ноге что-то хлестко ударило, да так, что девушка подскочила и взвыла от боли.
- Не стой на месте. Ты должна двигаться, будешь стоять - буду бить током, - проникновенно пообещал ей чей-то голос, и Трис двинулась вперед.
Скорее ощущение смертельной опасности пихнуло ее в спину, когда она, повинуясь интуиции, вдруг бросилась на пол, а над ее головой просвистела пуля и ударила в стену. Трис поползла вперед, помня, что по движущейся мишени попасть сложнее, не помня себя от страха и боли в лодыжке. «Как же быть, что же делать, неужели это и правда конец?» Именно сейчас жить захотелось так остро, что опять в носу защипало, а паника ударила по нервам, заставляя, метаться по каменному мешку из стороны в сторону. Все как в дурном сне... мелькающие лампочки, темные силуэты... Звуки выстрелов сквозь внезапно навалившуюся глухоту. Падение. Содранные в кровь ладони. Наступившая тишина.
Подняв глаза, она увидела, что из-за стекла на нее смотрят люди в богатых одеждах. Вот уроды, подумалось ей, будет вам шоу. Стараясь не издавать звуков, она стала шарить рукой вокруг себя, но натыкалась все время то на песок, то на гладкий, даже без намека на какое-нибудь оружие, пол...
Еще один выстрел, а следом за ним, почти без паузы, второй заставил ее метнуться к противоположной стороне, и Трис уже успела вспомнить все матерные выражения, когда на миг вдруг помещение осветилось ярчайшей вспышкой, и она заметила недалеко от себя уже знакомую широкоплечую фигуру.
- Трис! Ты тут? - рявкнул знакомый голос.
- Да, но по мне стреляют, - пискнула она и откатилась в противоположный угол, успев заметить, где вооруженные люди, и предпочла скрыться, пока ее не спалили.
Эрик, перебив всю охрану, как раз менял магазин в автомате.
- Ну, давайте, бляди, идите к папочке! - выцедил он, и автоматная очередь со страшным грохотом прорезала бетонный мешок. - Трис, пригнись, может быть рикошет!
Девушка поняла, что надо ползти к нему, иначе все будет напрасно. Эрик бросился вперед и, недолго думая, выписал прикладом зазевавшемуся мужику в нос. Закрываясь им, он пер на остальных как танк. Две бабы с ножами удалились с визгом еще когда сработала световая граната. Один из мужчин-охотников, желая спастись, заорал в рацию:
- Давайте охрану, он убил Грума! Он убил нашего! - И моментально его голова взорвалась, как арбуз.
- Нашего, блядь, - опять процедил Эрик, пребывающий в крайней степени ярости и раздражения. - Давай, Трис, убираемся отсюда, иначе они сейчас нагонят сюда своих уродов!
- А как мы уйдем?
- Да так же, как я сюда и вошел, через главный вход, - усмехнулся Эрик. - И пусть только кто-нибудь посмеет нам помешать, убью на месте и ваших, и наших!
- Вот уж не думала, что это скажу, но я страшно рада тебя видеть! - пробормотала Беатрис, впрочем, не надеясь, что он ее услышит.
- Потом отблагодаришь, сейчас самое главное - оказаться подальше отсюда. Пшел нах, урод! - Отбрасывая ногой к стене человека в униформе, Эрик расчищал себе проход по бесконечным коридорам, стреляя во всех, кто пытался преградить дорогу, успевая только менять обоймы. Трис тоже не отставала, отстреливаясь и защищая тылы пистолетом, который первым делом бросил ей Эрик.
- Да что же это такое? - заголосила выскочившая на парковку женщина, рекламирующая лоты, и испуганно схватилась за грудь, обнаружив, что ствол автомата Эрика направлен прямо на нее.
- Это «Судная ночь», дамочка, и проваливайте, если не хотите на тот свет, где вам самое место, - огрызнулся Эрик, залезая в машину. Адреналин еще плескался в крови, но это состояние, в котором можно бежать и стрелять на автомате, уже потихоньку отпускало. - Ты не ранена? - спросил он девушку, уютно устроившуюся на переднем сиденье. Она только помотала головой: от усталости и переживаний сознание покидало ее, норовя провалиться в темноту. - Ну, спи тогда, - бросил он, и машина рванула с места.