***
Я верчу в руках мобильный телефон, то сильно его сжимая, то разжимая пальцы и выпуская из рук, так, что он с глухим стуком падает на пол. Поднимаю его и начинаю всё заново.
Я хочу услышать его голос, но одновременно и боюсь. Боюсь его, всего, что с ним связано, и не знаю, чем вызван этот страх, просто мой мозг кричит, вопит, об опасности, стоит ему появиться в поле зрения. И это невыносимо.
«Давай, Милана, нажми на зеленую кнопку. Давай нажми. Ты должна перебороть свой трёклятый овечий страх!», - кричит что-то в груди, заставляет её сжиматься, царапает и кусает внутренности, обжигая. Здравомыслие. Здравомыслие, которого мне так долго не хватало, и которое спало, уютно устроившись в своей уютной корзинке, изредка посапывая и лениво ворочаясь. Наконец-то проснулось.
Нажимаю на зелёную кнопку и зажмуриваюсь, словно сейчас должно что-то взорваться от моего прикосновения, потом всё-таки открываю один глаз, второй. Подношу трубку к уху, слушая успокаивающие короткие гудки. Наконец они прерываются, когда кто-то на той стороне берёт трубку, и я задерживаю дыхание, готовясь услышать его голос.
- Да. Говорите. - Я мгновенно узнаю Еву. Это не он. Он не хочет разговаривать со мной. Не хочет, или просто не может – даже не знаю, что хуже.
- Ева? – выдавливаю я, глотая в ком горле. На том конце, на пару мгновений всё затихает, а потом до меня доносится истерический нервный смех. Видимо, мы все стали психами в какой-то степени, но кто-то больше, а кто-то меньше.
- Что тебе нужно, Милана? Зачем ты звонишь? – прекратив смеяться, спрашивает девушка. Вопрос загоняет меня в угол – я сама не знаю, для чего звоню. Просто я хочу перебороть свой страх, и начать хотя бы с голоса.
- Я не... - осекаюсь, - не знаю.
«Мне нужен Стас. Я просто хочу послушать его нервный голос, а потом бросить трубку».
- Звонить, и при этом не знать цели звонка невозможно, Милана, - строго сказала девушка. – Ты хочешь его добить, да? Из-за тебя он часто терял контроль над собой, срывался, и из-за тебя его упекли в лечебницу, словно какого-то психа. Довольна? Всё это благодаря тебе, и... - Дальше я не услышала, потому что кто-то вырвал у Евы телефон, и она замолчала.
- Не слушай её. - Теперь это был Лёша. Он, слава Господу, был более-менее адекватным, и я смогла спокойно выдохнуть, надеясь, что хотя бы один человек из всех миллиардов живущих на Земле, объяснит мне, что тут происходит. – Я хочу поговорить с тобой. Ты знаешь, где я буду ждать. – И он отключился, оставив меня в полнейшем замешательстве.
Вот так. Я ещё долго смотрела в пространство, слушая короткие гудки, пока меня не шарахнуло, словно током. Он хочет поговорить. Держу пари, обо всём том, что произошло в тот вечер и что происходит сейчас. Что-то страшное и очень плохое, от чего волосы на затылке встают дыбом, а в горле застревает истошный крик. Страшно. Очень страшно.
«Ты знаешь, где я буду ждать».
Знаю! Я знаю, чёрт возьми, где он будет меня ждать! Только вот с чего я радуюсь? Он снова вывернет меня наизнанку, не хуже, чем какой-нибудь павлин-мозгоправ, с лихвой заправленный заумными словечками и фразами. Заставит снова пережить все ужасы. Снова. И это страшно, и больно одновременно. Но у меня просто-напросто нет другого выхода, если я хочу получить помощь и поддержку с Лёшиной стороны.
***
Теплый ветер треплет волосы, солнце приятно греет бледную сухую кожу, напоминая о скором наступлении лета, но я сейчас совершенно не в том настроении, чтобы восхищаться прекрасными видами и тянуться к солнцу, которого мне так не хватало или прыгать по лужам. Не сейчас.
Я пинаю какой-то камень, пытаясь вытеснить из головы назойливые строчки из одной из многочисленных песен КДК. «Амфетамин». Из нашей песни.
... Больше нет тепла на двоих -
Все, что у нас забрал амфетамин...
Нет, нет, чёрт возьми, заткнись! Я не хочу тебя вспоминать! Не хочу ни улыбаться, ни плакать! Заткнись, пожалуйста!
... Слова, как ток, - терпел, как мог,
Но теперь - я не жалею...
«Замолчи! Пожалуйста!», - со всей яростью отбрасываю камень носком ботинка и закрываю уши руками.
Заброшенное здание уже близко, я уже вижу его крышу с кирпичной перегородкой и перехожу на бег, пытаясь сосредоточиться на собственном дыхании и считая вдохи-выдохи.
... Любовь - препарат, боль или яд?
Ты или я? Кто виноват? Кто?..
- Хватит! – Я шумно выдыхаю, остановившись прямо перед кучей строительного мусора, недалеко от строения, и упираю ладони в колени, пытаясь отдышаться. Накидываю капюшон толстовки, будто надеясь, что он защитит меня и, задержав дыхание, вхожу внутрь.
Поднимаюсь наверх и невольно охаю при виде того человека, который стоял облокотившись о перегородку. Лёху я просто-напросто не узнала, запомнив совершенно другого паренька, который больше напоминал школьника-старшеклассника, чем взрослого мужчину, а теперь... Черты лица заострились, волосы и глаза стали ярче и светлее. Как же он повзрослел! Разросся в плечах, возмужал... и широко заулыбался при виде меня.
- Ты всё-таки пришла, - он облегчённо вздохнул и обнял меня. Странно, но объятия оказали какое-то успокаивающее действие. Они подтверждали реальность происходящего, того, что я не в очередной галлюцинации. Не под транквилизатором. Живая.
- Я ненадолго. - Он разомкнул объятия, и я прошла дальше, садясь около перегородки и обнимая коленки.
- Ты злишься, да? – Лёша сел рядом и попытался отгадать причину моей торопливости, но я лишь фыркнула в ответ. Было бы всё так просто.
- Если бы, - хмыкнула. – Просто Ева лишний раз мне напомнила, какое я дерьмо, и ещё раз заставила меня чувствовать себя виноватой. Только теперь в два раза сильнее... Стаса. - Имя было больно произносить, но я всё-таки попыталась. Получилось как-то скованно и неуверенно, будто я вставала на мину. – Его, правда, упекли в психушку? – Слова резали глотку.
«Стас» и «психушка» всегда были для меня совершенно разными словами, отталкивающими друг-друга, словно магниты неправильной полярности. В ответ на мой вопрос блондин коротко кивнул – ни мне, ни ему было неприятно об этом говорить, и мы закрыли тему.
- На Евку ты не злись, ладно? – Чтобы хоть как-то разрядить обстановку, Лёша добавляет к реплике смешок. – У неё теперь какая-то каша в голове, нервная – жуть. Чуть Стасу голову стаканом не расхерачила. - Вот тут уже я начала хихикать от забавной подробности. - Правда, за что – не помню, я «хороший» был. Но помню, что собиралась... – он ещё раз усмехается. – С катушек слетела. На то она и блондинка.
- Не все блондинки глупые, - заметила я.
- Ева – исключение. Я знаю её уже три года и, чёрт возьми, ей безумно нравится портить мою жизнь. Глупая блондинка, да и к тому же стерва, - закатив глаза, отозвался Лёша. Я хихикнула, начав вспоминать, как же меня когда-то забавляли их забавные перепалки.
- Как так получилось, что они тебя отпустили? «Гондола» же так рвалась тебя заполучить, и ты нужна была для чего-то. Александр не мог просто так взять и отпустить тебя после всей проделанной работы над тем, чтобы заполучить и после того, как несколько месяцев держали тебя в заложниках. - Начал друг, но потом замолк, поняв, что этого хватит, чтобы донести до меня смысл того, что он хотел сказать.
- Не знаю. Я не была там заложницей... - я пожала плечами и сделала вид, что изучаю собственные руки, хотя просто хотела избежать его пристального взгляда, говорящего «Ты что-то знаешь, Милана, я уверен». Я вскочила и всплеснула руками, не выдержав тяжести этого взгляда. - Я, правда, ничего не знаю! Каждый божий день, что я находилась там, меня пичкали различными транквилизаторами, добавками и успокоительными, чтобы я была как чёртов зомби. Такой, чтобы они с лёгкостью могли меня контролировать, а я отключала мозг и ничего не понимала. Работала, инъецировала ребят, после становящихся «Восьмыми», прекрасно зная, что убиваю их. - Я закрыла глаза и выдохнула, стараясь не сорваться. – А потом они ни с того, ни с сего отпустили меня со словами «Ты сходишь с ума, дорогая сестрёнка, вернись-ка в школу. Ты ещё ребёнок и тебе нужно живое общение, а не общение с жертвами зомби-апокалипсиса!» - Безуспешно попытавшись изобразить низкий голос брата, я маячила по крыше туда-сюда у Лёхи перед лицом, то вновь и вновь всплескивая руками, то пожимая плечами, то просто хватаясь руками за голову и мотая ею из стороны в сторону. Парень же терпеливо выжидал, пока я приду в себя – видимо, со Стасом происходили похожие глюки, поэтому он не очень-то удивлён. Вернее, совсем не удивлён.
- Они переделали мои документы, - вздыхаю. – Чёртова фамилия. – Лёха хмыкает и выдаёт такое, отчего у меня мгновенно появляется улыбка от уха до уха:
- Твои одноклассники подумают, что полгода ты жила в каком-нибудь крутом домище в Вегасе, каталась на вертолёте со своим мужем-мультимиллионером, пьяная купалась в фонтане бурбона, а потом внезапно вспомнила, что ещё не окончила школу и вернулась обратно. Как ты думаешь, что-нибудь посмеет тебя тронуть, с такой-то легендой? – подмигнул блондин. Я захихикала.
Если эта легенда была бы правдой, и мужем-мультимиллионером оказался Станислав Майоров, и мы действительно были бы в Вегасе, а не порознь сходили с ума – причем я в окружении двух взрослых мужчин, которые представляют угрозу городу, но при этом являются моей биологической семьёй, – я была бы только рада.
Но всё это далеко от реальности.
Реальность тут: Стас в лечебнице, избавляется от моих следов в своей голове, а я – тут. Чертовски боюсь его, отец и брат планируют что-то глобальное, раз выбросили меня, словно паршивого котёнка, а те, кто был моими единственными друзьями, утратили ко мне доверие.
«Жизнь удалась, Милана, ничего не скажешь! Теперь можно смело прыгать с этой чёртовой крыши, и никто, даже Стас, тебя не остановит!», - язвит демон, сидящий внутри меня. Затыкаю ему вот кляпом и закрываю дверь перед его носом. Не хочу говорить с демонами. Они – доказательство того, что я ненормальная.
Вместо демонов я хочу иметь крылья. Крылья, на которых можно было бы воспарить высоко над землёй и улететь далеко отсюда, туда, где никто не знает меня, мою историю. Туда, где я смогла бы начать новую жизнь.
В голове всплывает одна навязчивая идея, которая сначала казалась совершенно нереальной, опасной, и я заперла её на ключ в ящике в самой тёмной комнате моего мозга, пообещав, что обязательно воспользуюсь тогда, когда мне надоест жить. А теперь я выпустила её наружу, отбросив страх смерти и усыпив благоразумие, мяукающее в глубине грудной клетки.
- Лёш? - зову я, и он откликается фирменным «А?». – Можно попросить тебя об одном одолжении?
- Валяй.
Блондин внимательно смотрел на меня, и я поняла, что до него медленно, но верно дошло то, что просьба будет совершенно безумной. Но однажды мы все это проделывали – когда впопыхах мы со Стасом прыгали из окна второго этажа.
- Я хочу спрыгнуть. - Я киваю на край крыши, и его лицо искажает гримаса ужаса. Парень смотрит на меня огромными глазами, будто не веря, что я сказала это, а в воздухе повисло несказанное «Дура! Ненормальная дура!». – Мне это нужно. Ты можешь поймать меня внизу? – Я смотрю на Лёшу полными надежды глазами, осознавая бредовость просьбы. Но он, как нестранно, успокаивается и кивает. Он всё понял. Это к лучшему – не придётся оправдываться или объяснять.
Парень лениво поднимается с места, потягивается и спускается вниз, а я, медленными, нерешительными шагами направляюсь к краю крыши. Однажды я уже чуть не прыгнула, и тогда это казалось мне единственным выходом, чтобы разрешить все проблемы.
Я начинаю смеяться – сейчас бы мне те проблемы, которые были тогда, вместо тех, в которые я влипла сейчас. Я хочу, чтобы всё это наконец-то закончилось – это единственное, чего я желаю всем сердцем и душой. Положить конец этому кошмару.
Слишком много всего накопилось плохого, отчего я хочу избавиться – боль, страхи, ночные кошмары, жить по соседству с которыми, больше не осталось сил. Любовь, от которой я хочу избавиться. Она разрушена. Её не собрать, не склеить, а я, маленькая, наивная дурочка, надеялась, что всё будет как прежде. Не будет. Я удивляюсь собственной глупости, которая обернулась мне разбитым вдребезги сердцем, чтобы собрать кусочки которого воедино, понадобятся искусные руки и немало везения. Могут пройти годы. А я больше не могу терпеть осколков.
- Готова? – кричит снизу Лёша, когда занимает свою позицию.
Я раскидываю руки в стороны, делая последний шаг и вставая на выступ, и блаженно улыбаюсь. Я никогда не была так рада солнцу, лучи которого приятно греют лицо. Это прекрасно.
- Готова, - еле-еле шепчу я ветру. А потом кричу.
Кричу что есть сил, выплёскивая с этим криком всё, от чего так сильно стремилась избавиться. И всё равно, что это может кто-нибудь услышать – мне хорошо. Я освобождаюсь от надоедливых демонов из своей головы, вытряхиваю подчистую все комнаты и ящички, о которых и думать забыла, отпускаю всё плохое и хорошее, что было со старой мной. Теперь я совершенно другой человек, который во многом сильнее той слабой и забитой судьбой девочки, которая несколько месяцев назад хотела покончить с собой, чтобы вместе с собой убить и въевшийся глубоко под кожу кошмар. Теперь я хочу жить.
Поворачиваюсь спиной к краю крыши и делаю шаг назад. Я лечу. Осталось только расправить крылья, чтобы заветная мечта исполнилась.
Можно было бы «консервировать» моменты жизни. Например, этот. Чтобы они навсегда оставались в твоей памяти не искажаясь со временем, а когда тебе плохо, ты мог бы открыть пробирку и пережить хороший момент своей жизни вторично, чтобы вновь почувствовать себя нужным и живым.
Я лечу вниз с крыши двухэтажного здания, но знаю, что останусь живой. Я счастлива, как никогда.
Я свободна.
Я всё ещё жива.
***
В окрестностях люди услышат крик. Каждый из них занимается своим делом, но внезапно их оторвет крик, полный множества чувств. Отчаяния, разочарования, скорби...
... счастья, любви, веры.
Люди прислушаются. У каждого из них возникнут догадки, но никому, ни одному из них не придёт в голову одна простая, но одновременно чертовски сложная мысль:
«Это кричит девушка, которая освобождается от своего прошлого. От призрака девочки, от маленькой, побитой и выброшенной на обочину жизни девочки, которая начала сходить с ума. Кричит девушка, которая освобождает себя от самой себя...».