***
Не открепляя ни меня, ни Макса от операционных столов после нескольких часов бессмысленного лежания в подвале, словно бесполезного хлама, нас подняли наверх, и погрузили в один огромный фургон. Действительно, словно бесполезный хлам, который давно пора выбросить.
Исходя из того, что повторно отключаться я не хотела, а Макс оказался большим любителем поговорить, мне пришлось слушать его бессмысленное болтание обо всём на свете. Не смотря на наше обездвиженное положение чёрт знает где, он был весел, и местами мы оба даже истерически смеялись. Как не странно, мне это не надоело, а наоборот, помогло отвлечься.
Из его рассказа я узнала, что до недавнего времени он был одним из подающих большие надежды служащих «Гондолы», но из-за одного проступка, сочтенного непростительным, его решили казнить способом полного забора крови. Он так спокойно говорил об этом, что даже не верилось, что через пару часов мы оба умрём. Как я поняла, нас везли в больницу.
Сейчас, когда я могла его видеть, мне стало чуть легче от того, что я не сошла с ума. В полумраке фургона я смутно видела его: у Макса были чёрные волосы, стриженные ежиком; высокие скулы; большие светлые глаза, то ли голубые, то ли серые. На нём не было ни футболки, ни майки, и на груди и животе были фиолетово-красные гематомы от избиений, а так же провода и шнуры, торчащие в разные стороны, точь-в-точь как из меня.
Странно, но их даже не потрудились повытаскивать, просто погрузили капельницы с этой прозрачной дрянью, дурманящей наш рассудок, рядом с нами, даже не закрепив – они просто болтались из стороны в сторону, и каждое их движение, даже самое маломальское, заставляло иглы внутри меня шевелиться, и я со всей силой стискивала зубы.
- Эй, Ангелок, сейчас зубы рассыпятся. Ты чего? – Макс повернул голову на бок и криво усмехнулся. Видимо, он пробыл с иглами в своём теле гораздо больше времени, и теперь почти не ощущал боли, либо же умел хорошо скрывать это.
- Иди ты, - раздражилась я. – Такое ощущение, что меня внутри сотней миксеров взбивают, а ещё ты тут лезешь. Чёрт! – выругалась я сквозь всё ещё стиснутые зубы, когда игла вылетела из запястья.
- Постарайся не обращать на боль внимания, - посоветовал Максим, - и тогда она не сможет подчинить себе твою маленькую глупенькую головку. Лучше расскажи мне... о себе? У тебя есть парень? – неожиданно оживился Макс.
Как можно быть одной сплошной гематомой, истыканной иголками словно кукла-вуду, к тому же прикованным к столу, и при этом умудряться улыбаться и смеяться, как ни в чём не бывало?! Он реально ненормальный какой-то! Или просто привык к такой жизни.
- Эм... Да... - потупилась я, не зная, как сказать, кто он, и где он сейчас. Я просто-напросто не знала или, может, не хотела знать. – Его зовут Стас. Стас Майоров, - на свой страх и риск я произнесла фамилию самого дорогого для меня человека, оставшегося в моей жизни помимо отца. В смысле, того человека, которого я всю жизнь считала и буду считать своим отцом.
- У-у-у, - потянул парень, и негромко присвистнул. – Ничего ты, подруга, даешь! Он хороший парень, но тебе, увы, пара неподходящая. Жизнь таких как он – бесконечные побеги, облавы, враги... тебе это надо? – поинтересовался он, изменившись в лице. Улыбка сошла с него, и оно стало серьёзным.
- Да. Я сделала выбор, Макс, и это было очень давно. Он спас мне жизнь. Постоянно спасает. Если бы не он, я уверенна, что давно умерла бы. Стас – то, что ещё держит меня в этом мире. И я люблю его, - я поджала губы и закрыла глаза, стараясь не заплакать. Когда я всё-таки открыла их из-за резкого толчка вперёд, то поймала на себе жалостливый взгляд парня. Машина остановилась, и нас вот-вот должны были выгрузить для того, чтобы потом казнить.
- Извини. Я не должен был начинать об этом говорить. - Он закрыл глаза, и в этот момент двери фургона открылись. Я зажмурилась от попадающего в глаза яркого солнечного света. Двое крепких парней выкатывали мой стол на улицу, а два других управлялись со столом Макса.
- Что вы собираетесь с нами сделать? – слабым голосом спросила я. Парни хрипло рассмеялись, и один из них, попутно лапая меня, с наитупейшей насмешкой в голосе объяснил:
- Его убьют, а для тебя приготовлена отдельная пытку. Поверь, тебе о-очень понравится, - он облизнулся. Меня перекосило, и я закрыла глаза, чтобы не видеть столь противного зрелища.
- Если человек с огромным клеймом «зло» на своём лбу говорит, что мне понравится пытка, выбранная для меня его боссом, то это враньё чистой воды. Научный факт, - я нашла в себе силы ехидно улыбнуться. Оба парня прожгли меня ядовитым взглядом, но я, как будто не замечая этого, проглотила ком в горле и продолжала ухмыляться, только теперь ещё шире.
- Знаешь, дорогуша, это является фактом ровно настолько же, насколько тот, что ты уцелеешь, если продолжишь улыбаться как полоумная, реален.
- То есть на сто процентов, - согласилась я, едва сдерживаясь от хохота.
Меня прорывает приступ истерического смеха, и я дёргаюсь, задыхаюсь, кашляю, но всё равно продолжаю смеяться, только не понимаю над чем.
- Что с этой идиоткой? – озадаченно поинтересовался один парень у другого. Я попыталась отдышаться, отойдя от приступа, но стоит мне увидеть лицо парня, как мня снова распирает истерический смех, и иголки, каждое малейшее движение которых в себе я отчётливо ощущаю, мне уже не мешают.
Я скоро умру. Что должно мне мешать? Я хочу отвлечься. От всего. Я хочу умереть сейчас, лопнув от смеха и запачкать своей кровью и кишками этих амбалов, но, как мне уже сообщили, для меня приготовили что-то другое. И что-то мне подсказывает, что я не очень хочу знать, что конкретно.
- Не знаю, и это меня пугает, - признался тот, что тащил впереди. Кгм. - Она реально какая-то больная, как Лиза говорила. У неё не все дома! – Один из них дал мне пощёчину, но я не разобрала, кто именно.
Я возмутилась слабым «Э-э», но мою надвигающуюся полупьяную тираду, – которую у меня вызвала эта прозрачная хрень, которой меня накачали с ног до головы – но оковы вокруг моих рук и ног поочерёдно разомкнулись.
Правда, свободу чувствовать я могла недолго, ибо они тут же сменились чьими-то шершавыми ладонями, потом я почувствовала невесомость, и меня отпустили на что-то мягкое. Я открыла глаза.
Оказывается, меня перенесли на больничную кровать.
«Что?! Что, чёрт возьми?! У меня галлюцинации, или меня действительно привезли в больницу?!», - размышляю я, пытаясь удержать своё сознание при себе.
Парни, которые затащили меня сюда, быстро удалились, а медсестра, лица которой я не видела из-за белой маски, подключила ко мне какие-то новые провода, вынув старые и что-то проворчав в полголоса. Я подняла голову и увидела, как пластиковый пакет, подвешенный на сверху, наполняется густой тёмно-красной жидкостью. Моей кровью.
- Прости, девочка, но так надо, - женщина погладила меня по руке. – Они не оставят тебя в покое, пока ты будешь жива. Я облегчаю тебе задачу. Тебе больше не нужно будет бороться. Засыпай.
Она знала, что я умираю. Что через час, или меньше, моё тело будет полностью обескровлено, и я буду просто жалким куском плоти, который позже сожгут или скормят собакам. Неважно. Избавятся от него.
Медсестра переключилась на Макса, которого только-только затащили в палату, и то, что она отвернулась, позволило мне дать волю чёртовой слабости и заплакать. Теперь я поняла, что хочу жить. Поняла, что хочу ходить в школу, закончить её, выйти замуж, родить ребёнка, пойти работать... Я хочу жить. Я хочу умереть в своё время, лет через шестьдесят.
Я. Безумно. Хочу. Жить.
Вскинув голову, я смотрю в белый потолок, и обращаюсь к тому, кто должен сидеть там, на небесах, и отвечать за человеческие судьбы:
- Ну и? – слабо, хрипло спросила я. – Неужели всё так закончится? Неужели ты наконец-то решил убить меня, да?! Столько раз я выживала, когда искренне хотела умереть, а теперь, стоило мне начать жить, ты убиваешь меня?! И ты называешь себя Богом, да? Не-ет, ты не Бог. Ты чудовище... и я ненавижу тебя и твой грёбанный Рай! – В конце я уже не просто говорила, а кричала. Кричала и плакала одновременно.
«Просто-напросто я хочу жить, чёрт возьми, а не гнить заживо!»
- Бога нет, - после нескольких минут молчания, подал голос Макс. Из него, так же, как и из меня, выкачивали кровь, но признаков волнения он не подавал. Только голос выдавал его слабость. – Его придумали неудачники, которым нужно было винить кого-то в своих проблемах и просить об их разрешении. Бога нет, так же, как и нет судьбы – люди сами строят и разрушают свою жизнь, причём второе они делают гораздо лучше, чем первое.
- Он даёт надежду. Надежду на то, что завтрашний день будет лучше предыдущего. Надежду на то, что, несмотря на всё дерьмо, попадающееся в нашей жизни, мы сможем прожить её достойно, и на то, что у нас всё получиться. Он даёт многим надежду на лучшую жизнь, - я повернула голову в сторону Макса, и увидала лёгкое удивление на его измученном, уже засыпающем лице.
- Нет, Макс, не засыпай. Ты не проснёшься, если уснёшь. Не засыпай, понял? Лучше говори о чём-нибудь, - попросила я, прекрасно понимая, насколько тяжело ему будет сконцентрироваться на разговоре.
Я сейчас в таком же состоянии. И это самое ужасное, что когда-либо было со мной: знать, что скоро умрёшь и оттягивать этот момент как можно дольше, надеясь, что тебя кто-нибудь спасёт. Это знание невыносимо и тяжело.
- Когда я был ребёнком, мой брат-близнец заболел лейкемией, - заговорил Максим, закрыв глаза и болезненно сморщившись от воспоминания. – Сначала лечение шло хорошо, и врачи давали утешительные прогнозы, а потом у него случился рецидив, и Косте уже ничем нельзя было помочь. Мы просто беспомощно наблюдали за тем, как он умирает. Тогда мама сказала мне, что Бог обязательно поможет тому, кто в него верит, и я верил. Искренне, всем сердцем, надеясь на то, что если поверю достаточно сильно, то в один прекрасный момент он выздоровеет. Но через три недели он умер, и я отвернулся от Бога, стал ненавидеть его, считать, что всё это глупое вранье, которое придумали люди, чтобы заглушить чёртову боль и верить во что-то, чего на самом деле не может быть. А я уже не верил. Я искренне ненавидел. - Он открыл глаза и вымученно посмотрел на меня: – Понимаешь? Это идёт с детства. Это травма, Милана, и я не могу её вылечить.
- Сочувствую. - Я закрыла глаза, рискнув уснуть раз и навсегда. - Насчёт брата. Я не знала. - Максим уже не слышал меня. Второй пластиковый пакет наполнился его кровью, и парень просто отключился.
Я подняла испуганные глаза наверх, чтобы проверить состояние своего пакета, и каков был мой ужас, когда я увидела начавший наполняться третий из четырёх подвешенных пакетов. Если бы у меня остались силы на то, чтобы кричать, я бы закричала, но сил осталось только на то, чтобы слабо говорить и шептать.
Оглядевшись на предмет спасения, я задохнулась, увидев на тумбочке около своей кровати... телефон, забытый медсестрой. Несмотря на жутчайшую боль в руке, которую мне приносило каждое малейшее движение, я постаралась дотянуться до него, и когда у меня получилось пододвинуть его ногтями, а потом ухватить рукой, я сжала его, как самое большое в своей жизни сокровище.
Дрожащими слабеющими руками, я набрала номер, который знала наизусть как «Отче наш». Он ответил сразу, как будто только и делал, что сидел у телефона и ждал звонка.
- Забери меня, - прохныкала я в трубку. - Забери, пожалуйста...
- Где ты? - обеспокоенно поинтересовался он, стараясь сохранить твёрдость в голосе. Но этого не вышло. Он дрогнул, и я почувствовала это.
- В центральной хирургии... Они... они забирают мою кровь. Пожалуйста, забери меня, - я почти заплакала. Они выкачивают мою кровь. Как иронично. Донор без права выбора.
- Сейчас. Господи, Милана, я заберу тебя, главное – не засыпай. Пожалуйста, только не засыпай.
Алая кровь по трубкам, каплями выходила из меня. Её выкачивали, переливали в пакеты, оставляя меня почти обескровленной и почти трупом. Меня начало постепенно клонить в сон, но я сопротивлялась этому желанию, зная, что Стас вот-вот появится. Я не хочу умирать. Нет. Только не так. Только не здесь.
- П-пожалуйста...
Я потеряла счёт времени. Секунды превратились в вечность. Я не знаю, сколько времени я пролежала в таком состоянии, еле балансируя на грани сознания, и с каждой секундой приближаясь всё ближе к концу своей жалкой и бесполезной жизни, которую я только начала жить, пока до меня не дошли крики из коридора. Но меня будто засунули в воду, предварительно заткнув уши ватой. Я слышала лишь отголоски.
Я вздрогнула от выстрела, раздавшегося, казалось, у самой двери палаты, и который смог прорваться в моё туманное сознание. Меня начала бить дрожь. Ещё один выстрел, раздавшийся как будто бы прямо под ухом. Я вжалась в подушку настолько, насколько это вообще было возможно.
Дверь дёрнули раз. Второй. Потом она с жутким грохотом слетела с петель и приземлилась прямо в центре палаты. Я только и увидела, что тёмный мужской силуэт, а за ним ещё два. В глазах то белело, то темнело, то снова белело, но я знала, что передо мной Стас и его люди.
Когда он подошел ближе, я ужаснулась, но не смогла даже дёрнуться. Я ослабла. Крови почти не осталось. Я вот-вот потеряю сознание и усну навсегда. В его руках был пистолет, который он быстро спрятал за пояс джинсов и бросился ко мне. Ещё один его человек, увидев бессознательного и, возможно, уже умершего Макса, бросился к нему. На лице Стаса была запёкшаяся кровь, не принадлежащая ему, но с виска тёмно-алой дорожкой стекала его собственная.
- Господи, Милана. - Увидев провода, ведущие к уже полным пакетам с кровью и иголки в моих венах, он аккуратно, но быстро убрал их из меня. Но лучше мне от этого не стало. – Ты слышишь меня? – Шершавой ладонью парень дотронулся до моей щеки. – Ответь, что да. Не засыпай, слышишь? Будь в сознании. Будь тут, со мной. Ты слышишь меня? – У меня получилось только слабо простонать в знак того, что я тут, с ним, ещё в сознании, и открыть глаза. Стас облегчённо выдохнул. – Скажи что-нибудь. Скажи, что ты тут.
- Тут... - кашляя, слабо и сипло ответила я. Пересохшее горло горело от воздуха. Я закашлялась. Он аккуратно взял меня на руки, как будто я была хрустальной, и вот-вот могла рассыпаться от малейшего прикосновения. – Я тут, Стас. И я умираю, - я сказала это вслух. Я признала это. А потом разрыдалась, прекрасно осознавая, что трачу свои последние силы. – Понимаешь, да? – я шепчу, но потом, прокашлявшись, у меня выходит лучше. – Я умираю, Стас. Меня убили. Выкачали кровь.
- Всё будет хорошо, слышишь? Скоро всё закончится, и это станет лишь неприятным воспоминанием, - Стас останавливается и, облокотившись на стену, аккуратно берёт меня за подбородок. В его глазах я прочла смесь горечи, беспокойства и любви.
- Как же я хочу, чтобы всё это закончилось прямо сейчас! - Я почти хнычу, как капризный маленький ребёнок, и поджимаю губы. На последних словах голос пропадает. Я открываю рот, но у меня не получается издать ни звука.
- Всё скоро закончится, - мягко повторяет он, заправляя мне за ухо выбившуюся прядь. – Неужели ты боишься, Мышонок? – ласково спросил Стас. - Клянусь, что ничего плохого не случиться, и бояться нечего. Главное, чтобы ни случилось, пообещай мне, что мы еще встретимся. Сейчас я выведу тебя отсюда и отдам Еве. Она увезёт тебя подальше, высадит в безлюдном месте и вернётся сюда. Это стало последней каплей. Мы убьём их сегодня.
Стас изменился в лице, и у него заиграли желваки. Я всхлипнула и кивнула. Такая жалкая. Возможно, уже и не умирающая от потери крови, зато страдающая от её недостатка.
Он снова взял меня на руки, и я обняла его за шею, уткнувшись носом в куртку. Крики и выстрелы остались позади, лишь редкие трупы людей в чёрных одеждах и белых халатах заставляли меня непроизвольно вздрагивать.
Стас быстро миновал сеть больничных коридоров, успевших всего за час стать моим самым жутчайшим кошмаром, и наконец-то вышел на крыльцо. Я судорожно вдохнула холодный воздух, обжегший мои лёгкие.
Увидев светлую копну волос Евы, мужчина заметно расслабился, и практически бегом донёс меня до её машины, посадил на сиденье, и... от него остался только аромат одеколона. Он вернулся в здание.
Ева тихо охнула, и что-то пробурчав, пристегнула меня ремнём безопасности и нажала на газ. Я же, не в силах держать голову ровно, прислонилась к холодному стеклу, мгновенно запотевшему от моего прерывистого дыхания. Где-то в глубине моего черепа зарождалась пульсирующая и острая головная боль. Я до боли закусила губу.
Что меня ждёт потом? Я не знаю. Я не знаю, что будет со мной через минуту, не то, что завтра и тем более через неделю. Я знаю только одно – я хочу, чтобы нас оставили в покое. Я хочу жить. Хочу любить. Хочу верить во что-то. А они забирают всё это. Пожалуйста, кто-нибудь, перемотайте мою историю на «долго и счастливо»! У меня больше нет сил...
***
Я бегу. Бегу без оглядки настолько сильно, насколько это вообще возможно для моего нынешнего состояния, растачиваю последние силы, а в голове только одна мысль – спрятаться. Спрятаться от всего этого грёбанного кошмара, но Стас говорил мне, что я должна бежать что есть сил, и я бегу. Бегу домой, к папе, единственному человеку, оставшемуся от моей прошлой жизни.
Папочка... он спасёт меня. В нашей квартире со мною ничего не случится. Он не допустит. Он будет защищать свою маленькую принцессу от всех драконов. Если не со Стасом, то только с папой я могу быть в безопасности.
Остановившись в квартале от своей самой надёжной крепости и облокотившись о стену чьего-то дома, я упираю ладони в колени и пытаюсь отдышаться, жадно глотая воздух ртом, словно пробыла в пустыне без воды под палящим солнцем несколько лет, хотя я прекрасно понимаю, что столько прожить в таких условиях просто невозможно.
Отдышавшись, я снова бросаюсь бегом. Я видела Стаса всего час назад, Ева сказала, что если всё пойдёт хорошо, то мы увидимся через полчаса. Он приедет ко мне, чтобы убедиться, что со мной всё в порядке. Что я не умерла, пока мы были порознь.
Зайдя в подъезд, я немного успокаиваюсь, и на лестнице сбавляю темп. Я достигла пункта назначения. Можно выдохнуть спокойно. Не знаю, откуда, но у меня даже появились силы на то, чтобы улыбнуться и тихо засмеяться.
- Папочка! – радостно смеясь, визжу я. В квартире тихо, ни шороха, ни звука, а лишь противная тишина. Я мгновенно успокаиваюсь и направляюсь в его комнату, надеясь, что он отдыхает. Но там его нет. – Пап? – я направляюсь в гостиную и, увидев картину, разворачивающуюся там, я забываю, что такое дышать.
Владимир без сознания сидит на стуле со спинкой, руки связаны за спиной, лицо – одна большая гематома, рот заклеен серебристым широким скотчем, а на его животе форма залита чем-то красным, растекшемся от чёрной точки. От пулевого ранения.
За его спиной стоит Денис и со своей ядовитой усмешкой подставляет пистолет к его виску.
- Что ты с ним сделал? – ошарашено спрашиваю я, и мой голос предательски дрожит. – Тебя же убили.... Твоих людей, и тебя тоже... - начинаю я, но потом мой голос теряет силу, и я перехожу на едва слышимый шепот, разглядывая свои синие руки, сплошь покрытые следами от игл.
– Стас... - шепчу я, обращаясь к воздуху. - Ты же обещал нам, обещал, что Аришины умрут... - Всё, что я говорю, можно понять только по движению губ.
- Он мёртв, Милана, - твёрдо произносит Денис, и спустя секунду, до меня доходит, что он имеет в виду Стаса. – Мои люди убили его в крыле «Б», когда он, по своей глупости, явился в него лишь в сопровождении пяти человек. Главарь казнён, у остальных забрали по литру крови и отпустили к чертям. Всё абсолютно гуманно. Станислав мёртв, Владимир будет следующим. Ты ведь не хочешь этого, да? Ты должна пойти со мной, сестрёнка, - он делает акцент на последнем слове, которое вместе со «Станислав мёртв» эхом отдаются у меня в голове.
- Нет!
Слёзы покатились из глаз и я, не слыша больше ни звука в этом грёбанном месте, попятилась назад, закрывая лицо руками и повторяя «Нет!» раз за разом, пока оно не потеряло свой смысл, а потом, напоровшись на стену за мной, я осела по ней и забилась в истерических судорожных рыданиях.
Нет. Это всё чёртов кошмарный сон. Это нереально. Этого не может быть. Я говорила с ним всего час назад, и с ним всё было в полном порядке, не считая небольшой раны на виске, но он умер не из-за этого. Денис сказал, его казнили.
Нет! Нет! Нет-нет-нет! Нет!
- Взять её. Она уйдёт с нами, хочет того или нет. – Мужчина дал приказ своим амбалам, и те, мёртвой хваткой взяв меня за предплечья, поволокли меня прочь из квартиры. Я больше не сопротивлялась, а просто продолжала рыдать.
***
Каждую ночь Стас снится мне в кошмарах. Сначала всё начинается как в тот злополучный день – я лежу в палате, дверь срывается с петель, и в дверном проёме появляется он. Только уже не бросается ко мне, а некоторое время стоит в дверном проёме, а потом произносит «Ты знаешь, что сейчас произойдёт» и растворяется в воздухе.
Да. Я знаю, что сейчас произойдёт. Дальше он умирает.
Каждую ночь это повторяется раз за разом, и каждую ночь я с криком просыпаюсь, а потом захожусь в рыданиях, повторно осознавая, что больше никогда его не увижу. Что он мёртв.
Первой вещью в моей жизни теперь стал пузырёк с успокоительным, которое мне приходится принимать чёрез каждые полчаса, чтобы ничего не чувствовать. Я не хочу ничего чувствовать.
Но даже успокоительное не может заглушить чёртову сердечную чечётку, когда я слышу хоть малейшее упоминание о нём. Он заставляет мое сердце дрожать, сжиматься и разрываться, но я не могу отмотать время назад, чтобы как-нибудь изменить всё это, и это сводит меня с ума. Я сумасшедшая. Я существую, а не живу.
Теперь я жалкая крыса из крысятника «Гондолы». Денис мой родной брат и, наверное, каждый прекрасно понимает, что это значит.
«Господи, как же я хочу, чтобы всё это оказалось одним огромнейшим кошмаром!». - Наверное, это мысль стала третьей по количеству моих упоминаний.
Я пыталась убегать, но оба раза меня ловили, и от наказаний, которые мне пришлось вытерпеть, у меня теперь рубцы на спине и плечах. От плети. Представляете, да? Они пороли меня. Но теперь, когда прошел месяц, я более-менее смирилась с тем, что остаток чёртовой жизни мне придётся провести в компании своей семьи.
Каждый вечер, перед тем, как ложиться спать, Денис приходит ко мне в комнату, садится на край кровати, и пытается быть хорошим братом, интересуясь о моей жизни, о том, кем я была. Сначала мне приходилось рассказывать это скрепя сердце, но теперь я привыкла и отключала мозг на таких моментах, бездумно отвечая на его вопросы.
Хоть он и чёртов тиран, но пытается быть мне братом. А ещё есть Макс, которому позволили вернуться в «Гондолу» при условии, что я не буду сбегать.
- Милана? Можешь ответить мне на один вопрос? – интересуется блондин. Даже не вериться, что этот человек – мой брат. У него льдисто-голубые глаза, белые волосы и точёные скулы. Я – полная противоположность ему.
- А разве у меня есть выбор? – без интереса спросила я.
В моём голосе больше не было ни чувств, ни эмоций, лишь простой звук, по которому вряд ли можно было бы определить что-то. Краски пропали с лица – оно стало серым, во взгляде больше не было искорок. От прежней Миланы не осталось ничего, кроме потрескавшейся и местами прогнившей оболочки.
- Выбор есть всегда, - Денис пожал плечами. – Кем был Станислав? Не только для тебя, а, в общем, - поспешно добавил он.
Мне как будто дали под дых. Я не слышала его имени целый месяц, и сейчас упоминание о нём заставило моё сердце болезненно сжаться. Я замолчала, но когда всё-таки решилась заговорить, мой голос предательски дрожал от надвигающихся потоков слёз.
- Он был монстром. И он умер. Но... - я потупилась. - Видимо, я была таким же монстром, раз смогла увидеть в нём хорошее и полюбить его.
***
«Неужели тебе страшно?» - в голове всплывает его голос. Уставший, хрипловатый, но всё равно с характерными ему нотками сарказма. Как я не пытаюсь его заглушить – он не уходит. Лишь повторяется вновь и вновь, разливаясь эхом и ударяясь о череп.
- Нет. - Я глотаю комок рыданий, застрявший в горле, и говорю уверенно. – Теперь мне не страшно. Я не боюсь. - И закатываю рукав правой руки до локтя.
=-