***
Резкая жгучая боль пронзила моё тело. Я еле сдержалась от того, чтобы не закричать.
- Дура! Она настоящая дура! – раздался громкий визг прямо надо мной. Я уловила приторный аромат шампуня и духов и услышала удаляющиеся шаги.
Мне больше не было холодно, как в подвале, наоборот, тело обволакивало приятное тепло. Если бы не боль, то я подумала бы, что умерла и попала в рай. Я не против. Заберите меня.
Во мне что-то переломилось и мне больше не хотелось жить. Ни ради себя, ни ради кого-то. Возможно, многие сочли бы меня законченной эгоисткой, и я бы не осудила этих людей. Даже согласилась бы. Я заслужила того, чтобы носить титул эгоистки.
Что-то мокрое и холодное коснулось моего лба. Щек. Потёрлось об ладони. Я непроизвольно вздрогнула, и это отдалось мне адской болью. Я попыталась открыть глаза. Не с первого раза, но в конечном итоге мне всё-таки удаётся. В поле моего зрения попадает Ева. Мокрой губкой она вытирает кровь с моего лица и ладоней.
- Привет, - поздоровалась я. Голос прозвучал сипло. Девушка немного дёрнулась назад, и осуждающе посмотрела на меня.
- О чём ты только думала?! – наконец произнесла она. Голос её слегка надломился.
- О том, что я хотела подпортить жизнь этому крашеному придурку. А ещё о том, как я хотела бы умереть, но вместо этого я сейчас лежу тут и почти что вою от чёртовой боли. Продолжать?
- Похоже, тебе мозги отшибло, - сделала вывод блондинка, закатив глаза.
- Иди ты... - отмахнулась я. – Где Стас? Как, чёрт возьми, вы вообще нашли меня?! – я резко дернулась, и увидела на себе тугую повязку, которая полностью перетягивала живот. С её помощью, думаю, я смогу ходить, ибо мои кишки не вываляться наружу.
- Стас знает, где это находится. Пока добрались и пробились через пять уровней в подвал, ты уже умудрилась вспороть себе живот. Вот и как, скажи, тебе доверять?! – Ева укоризненно глянула на меня, и я села, подложив под спину подушку. Зашитую рану под повязкой жгло огнём.
– Ты же взрослая. А если бы ты умерла? Ты хоть представляешь, что было бы с твоим отцом? А со Стасом? А с Ириной? Ты не думала о них? Ведь если ты не хочешь жить, это не значит, что ты не нужна. Для некоторых людей в этом мире именно ты являешься смыслом существования и, если утратив свой, тебе хочется покончить с собой, то это чистой воды эгоизм. А так нельзя, - тяжело вздохнула девушка, - нельзя, чтобы мир крутился вокруг тебя. Всякая жизнь должна иметь смысл и, если ты утратила его, что мешает тебе создать новый?
Я лишь молчала, обдумывая её слова. Она была права. Я законченная эгоистка. Я осознавала это. Но теперь я была совершенно другим человеком.
- Пусть будет так, - согласилась я. - Я эгоистка.
- Ты дура, - повторила Ева, и встала с края кровати. - И этим всё сказано. Ненормальная, с нездоровыми суицидальными наклонностями. Тебя нужно запереть в дурке за такое! – девушка что-то налила себе из графина, стоящего на комоде, и опрокинула в глотку.
Ещё полдня, или около того мне читали лекцию о том, как важна жизнь, и как я должна быть благодарна за неё, а так же про то, что я полная идиотка. Я пропускала всё это мимо ушей, потому что я это знала. А ещё я знала, что меня уже нельзя облагоразумить. Мне надоело жить по этим правилам.
Я другая. У меня своя жизнь. Свои принципы. И я буду распоряжаться всем этим по-своему.
***
Я впервые вижу чёрно-белый сон. Это похоже на старый, снятый много лет назад фильм, который я случайно нашла в одном из многочисленных бабушкиных сундуков с всякими мелочами.
Вокруг зеркала, битое стекло... и тишина. Мёртвая тишина. Немое кино.
Я вижу лужу крови. Она настолько алая, что в серых тонах сна кажется чёрной. Вижу забившуюся в угол девочку лет восьми-девяти, прижимающую к груди маленького ребёнка. Тоже девочку. Старшая поднимает голову, и я узнаю её. Это я. Точнее девочка, которой я была когда-то. Ребёнок на её руках – тоже я, только в младенчестве.
Это кошмар. Моменты моей жизни. Как говорят перед смертью? Вся жизнь перед глазами? Это как раз-таки такой случай. Все периоды моей жизни уместились в один большой кровавый кошмар.
Я разворачиваюсь, следуя кровавому следу в виде капель, и ужасаюсь: на полу в огромной луже крови лежу нынешняя я. Из живота торчит резная рукоять ножа, точно такая же, какая была у того, что дал мне Сергей.
Так вот как я выглядела, когда меня нашли. Волосы закрывают лицо, белая майка насквозь пропитана кровью. На нее маленький вертикальный порез от ножа Дениса.
- Нет! – заорала я, в ужасе закрыв лицо руками, но голос исчез. Я не услышала его. Была немой, словно рыба и со стороны мой беззвучный крик выглядел так, будто я глотаю воздух.
***
Кошмары.
Теперь они одолевали меня каждую ночь. Проникали в каждую клеточку моего мозга. Разъедали меня изнутри, словно кислота, сжигали, словно мои воспоминания, чувства, кто-то полил бензином и поджег. Как будто мне на голову сбросили ядерную бомбу. Это страшно. Во сне я не была такой смелой.
Открыла глаза, и к своему удивлению заметила, что свет в комнате включен. Проморгавшись, я приподняла голову, и увидела застывших в дверном проёме Еву и Лёшу. Лица их были встревоженными, по виду они только-только проснулись. В руках обоих по пистолету.
Резко повернув голову, я пытаюсь увидеть Стаса, и у меня получается. Он, взъерошенный, сидит на противоположной стороне кровати. Его взгляд встревожен, как и у ребят, но в его глазах я увидела ещё что-то. Сосредоточенность и облегчение.
Бросив беглый взгляд на его руки в поисках пистолета, удивляюсь тому, что его нет. И замечаю его аккуратно лежащим на прикроватной тумбочке.
- Неужели это я вас всех разбудила? – до меня, наконец, доходит, что они все здесь из-за меня.
- Да, - зевает блондинка, потирая глаза свободной рукой. – Ты кричала. Мы подумали... - она осеклась.
- Подумали, что Аришин здесь, - продолжает Лёша. – Оказывается, ложная тревога.
С моего лица сходят все краски, как только я слышу это слово. Кровь отливает от лица.
- Этот блондин? Это и есть... - я осеклась. Слово никак не хотело произноситься, - Аришин? Что он может тут делать? – мой непонимающий взгляд метался между ними троими. Мне нужны ответы. Прямо сейчас.
- Денис – его сын. Хитрее, злее и кровожадней папашки. Но на тебе их мнения сошлись – ты нужна им обоим. И уж извини, проникнуть за тобой в наш дом – не самое сложное дело для этой чокнутой семейки, - Ева сдувает светлую прядь волос, упавшую на глаза и складывает руки на груди, оперевшись о дверной косяк.
- Господи, - вздыхаю я. На двух Аришиных всего одна Молчанова. Маловато будет.
- Он тут не поможет, - передёргивает плечами Лёха. - Мы-то грешники. Вдобавок, не верующие.
- Все? – мои глаза округляются.
- Нет. Я верю в Бога, - подаёт голос Стас. Я вздрагиваю. Он верит? Серьёзно? Мой мир потихоньку съезжает с рельсов, хотя здравомыслие не видит особых поводов для того, чтобы пугаться. Это всего-навсего человеческая сущность, и в этом нет ничего такого.
- Хоть один нормальный, - улыбаюсь я. – Вы спать не собираетесь? Алё? – спохватившись, я щелкаю пальцами, обращаясь ко всем.
- Упс. Спокойной ночи. - Ева и Лёша быстро подорвались с места. Когда двоих и след простыл, и придержала Стаса за руку.
- Останься, - попросила я. - Пожалуйста.
Слова дались мне нелегко. Не из-за того, что я его боялась, нет. Не из-за того, что я боялась вновь оставаться наедине с кошмарами. Просто мыли о разговоре, который я отложила на завтра, мучили меня которые сутки, а сейчас, когда я всё-таки решилась, они рвут меня изнутри.
Со вздохом парень опустился на левую половину кровати и, обхватив меня кольцом рук, потерся щекой о моё плечо.
- Ты хорошо стреляешь? – вдруг задала вопрос я. Он вырвался сам, и я не успела спрятать язык за зубами.
- Да, - чуть помолчав, ответил Стас. В воздухе повисло несказанное «А что?».
- Много раз тебе приходилось стрелять в людей? – очередной вопрос вновь слетел с языка. Мне стало стыдно. Разумеется, много!
- Ты не представляешь, насколько много. Очень, - выдохнул он. Он холодного дыхания Стаса по коже прошли мурашки.
- Спокойной ночи, - шепнула я. Он ответил что-то, но я не слышала. Я засыпала, так и не сказав того, для чего набиралась храбрости.
***
- Вставай, соня, зав... обед пришел. Хватит спать, - зудела Ева.
Она не пыталась меня дергать, или стаскивать одеяло, а лишь сидела в изножье кровати, положив подбородок на сложенные в замок руки, а локти уперла в колени. Я села, забыв про то, что под повязкой была заживающая рана, и это отдалось мне острой болью в животе. Я потерла глаза:
- Который час? – сонным голосом спросила я и, не дожидаясь ответа, перевела взгляд на часы.
13:47.
Я соскочила как ужаленная, и движение отдалось мне очередным сильным спазмом. Я вспомнила, что тут ещё должен находиться кое-кто.
– Где Стас?
- Где-то, - лукаво ухмыльнулась Ева. – А что?
- Я должна поговорить с ним. Сегодня. Прямо сейчас.
- Ну... я не знаю где он, - тянула кота за хвост блондинка, поглядывая на меня, не скрывая насмешки во взгляде. – Мальчишки не посвящают меня в свои планы. Никогда не посвящали.
- Если ты не знаешь, то я это выясню, - я уже застёгивала серую мешковатую толстовку и, не утрудившись даже причесаться, вихрем вылетела из квартиры. Спустившись по лестнице, выбежала из подъезда.
Живот болел. Маленькая рана, длиной в полтора сантиметра, ужасно болела под повязкой. Жгла, и это жжение эхом отдавалось от всех органов, заставляя их скручиваться от спазмов.
Ребята наконец-то купили нормальную квартиру в городе. Не берлогу в лесу, пусть и трехкомнатную, зато было очень близко к моему дому. Я никак не могла привыкнуть к тому, что у них столько недвижимости, и уж точно не могла принять тот факт, что всё куплено на неизвестно откуда взявшиеся деньги.
- Куда ты идёшь? – Я и не заметила, как почти на бегу врезалась в Лёшу, идущего домой. Я отпрыгнула от неожиданности, а он остался на месте, желая получить объяснения.
- Ты не знаешь, случайно, где Стас? – Я сложила руки на груди, выжидающе смотря на Лёшу. Он усмехнулся, и указал пальцем мне за спину. Я резко развернулась и встретилась взглядом со Стасом.
- Не пугай меня так! – воскликнула я. Он засмеялся:
- Кажется, кто-то искал меня. Не знаешь, кто это был?
- Я! Мне нужно с тобой поговорить, - выдохнула я. Лёха негромко присвистнул. Неудивительно: хоть я и волновалась, но была настроена серьёзно и решительно.
- Я лучше пойду... это... того... - замялся он, и быстро удалился. Мы остались одни.
- Так о чём ты хотела поговорить? – он недоумённо уставился на меня. Я глубоко вдохнула. Сердце неуверенно стукнуло в груди, задав новый, более быстрый ритм.
- О нас, - неуверенно произнесла я, и зажмурилась на секунду. Вроде бы, ничего такого не произошло и небо не упало. – Всё то, что до этого было под знаком «мы», думаю, было большой ошибкой.
- Ты о чём? – недоумённо посмотрел на меня парень, моргнув.
- О том, что мы не можем быть вместе. Пока это не зашло слишком далеко, это ещё можно остановить. Я могу причинить боль тебе, а ты мне. Так нельзя. Мы не те, кого хотели бы друг для друга. - Последние слова дались мне чрезвычайно трудно. Словно меня заставили есть стекло. Невыносимо больно. Из глаз полились слёзы.
Не дожидаясь ответа, я просто развернулась и побежала прочь. Он что-то кричал вслед, что-то вроде «Остановись», но я не слушала его. Всё, что я могла слышать – это быстрое и перебойное биение моего сердца.
Многие «умные» люди задумались бы, почему я это сделала. Почему я сказала всё это. Я не хотела усложнять этим людям жизнь вопросом. Я сказала эти слова только ради того, чтобы защитить его. Возможно, это глупо, но я хотела быть уверена, что если с ним что-то случиться, то это будет не из-за меня.
Я просто-напросто не перенесу этого. Я не хотела бы, чтобы он рисковал собой из-за меня, из-за того что я такая «нужная» всем плохим парням. Я просто хочу, чтобы у него всё было хорошо. Он этого заслуживает. И если у него станет одной проблемой – в моём лице – меньше, то это хоть немного упростит ему жизнь.
Возможно, я трусиха, возможно – эгоистка. Не знаю. Единственное, в чем я уверена – что так будет лучше.
В нашем городе не так много мест, где можно побыть в одиночестве. Поэтому я бегу прямиком в сквер, чтобы забраться на верхнюю площадку детской горки, хотя он уже «запачкал» её своим появлением здесь. Он «запачкал» всё, что только можно было запачкать. И моё сердце, и душу в том числе.
Слёзы застилали глаза и я, не добежав, упала прямо на дорогу, рыдая. Я лежала на земле и плакала. Вот так. Редкие прохожие с брезгливостью обходили меня. Я слышала их шаркающие шаги и скрип снега под подошвами их ботинок. Наверное, они думали, что я обкуренная. Одной рукой я держалась за колющий, невыносимо болящий живот, подложив её под себя, а второй колотила по асфальту. От боли хотелось кричать во всё горло, срывая все голосовые связки и проклиная всех святых в этой гребанном мире.
Мне было плевать на то, что я разодрала ладонь в кровь об асфальт. Я не чувствовала ничего. В особенности боли. Ничего, кроме холода и ощущения онемения во всем теле.
Люди могли вызвать «Скорую», подумав, что я больна. Или милицию, решив, что я наркоманка или пьяная. А может и то и другое.
Встав и отряхнувшись, чтобы выглядеть более-менее прилично, я отшатнулась назад, и села на обочину, которую давно никто не чистил от уже далеко не белого, а грязно-серого с комками грязи и сухой травой, снега.
- Девушка, с вами всё в порядке? – я подняла голову. Надо мной склонилась пожилая женщина с морщинистым лицом и залёгшими кругами под глазами.
- Всё в порядке, - буркнула я, вновь опуская глаза. Как бы я хотела, чтобы эта тётка свалила отсюда, и не нервировала меня своим жалостливым взглядом и мерзким дыханием.
- С вами точно всё в порядке? – продолжала допытываться женщина. – Похоже, что вам плохо и, думаю...
- А мне всё равно, что вы думаете. Убирайтесь вон! Проваливайте к чертовой матери! Мне не нужна ваша помощь! - подскочив, рявкнула я.
Глаза женщины расширились, и она тотчас же поспешила прочь, бурча себе под нос что-то про невоспитанность нынешнего поколения и про то, что в их время дети моего возраста не осмеливались дерзить даже своим ровесникам. Как же мне хотелось кинуть ей вслед камень потяжелее, чтоб заткнулась.
Такие как она живут общепринятыми стандартами, что мы не должны сквернословить, пить, курить. Я согласна с доводом об алкоголе и сигаретах, это действительно плохо, но каждый из нас сам вправе решать за себя, как ему поступить и что выбрать. Мы такие же люди, как и они, как и все остальные, и они просто не имеют права осуждать нас за то, что большинство взрослых делают сами, считая это нормальным. В порядке вещей.
А ещё они все как один считают, что мы все плохие. Жертвы интернета и социальных сетей. Телефонов и телевизоров. Денег. Дешевой порнушки, которую придумали для таких, как мы. Социального неравенства, с чем в принципе я согласна. Они не хотят знать наших проблем, потому что на их взгляд они ничего не стоят. Вроде платья, которое тебе не нравится, или куклы, которую ты не поделила с подругой. Взрослые не придают этому значения и если честно, это ужасно.
Если бы они умели слышать и понимать, то кто знает, скольких из нас можно было бы спасти от суицида? Больше сотни по стране. Или больше. Спасти многих, кого не спасли. И я говорю не только о смерти, а и о прочих проблемах. Многие подростки попадают в психиатрии, колонии для несовершеннолетних, остаются инвалидами на всю жизнь. А ведь это можно было бы предотвратить, если бы они научились обращать внимание на те неказистые проблемки, которые в последствии губят нашу жизнь.
Нас травят. И не кто-либо посторонний, типа злых тёть и дядь, торгующих травкой возле школы, о которых нам постоянно говорили в детстве, а наши сверстники. Одноклассники, с которыми, по идее, мы должны быть друзьями не разлей вода, унижают нас, гнобят, иногда доходит до синяков и порезов. И не за какой-то проступок (если бы!), а за то, что ты – это ты. За твой цвет кожи, за то, что ты хорошо или наоборот, плохо учишься, за достаток или бедность твоей семьи. За сексуальную ориентацию и за религию.
Он звери. Стая бешеных собак, разом спущенных на тебя с цепей. Они жестоки. Беспощадны.
Время уже не то, и люди не те, что были раньше. Большинству взрослых просто не понять порядков современности, и я не вправе осуждать их за то, что они выросли в другом месте с другими порядками и людьми, и за то, что твориться с нами – для них лишь жалкая выдумка для того, чтобы привлечь к себе внимание.
***
Мне повезло, что папа не видел, в каком состоянии я вернулась домой. Со всей этой историей со мной, ему пришлось здорово раскошелиться, чтобы нанять группу гастарбайтеров, которые сделала на удивление хороший ремонт во всей квартире всего за сутки. По крайней мере, это я знала только по словам Евы утром, пока она меня будила. Сама после ремонта я была здесь впервые. И мне нравилось то, что я видела.
Не утрудившись снять кед, – что было неуважительно по отношению к новому линолеуму – я поплелась в свою комнату, и уже прикоснувшись к дверной ручке, затормозила. На стенах, на полу и даже на потолке там был результат нашего со Стасом многочасового труда. Комната тоже «запачкана» им. Туда нельзя. Это зона карантина.
Толком не соображая, я медленно осела на коврик перед дверью, легла прямо на него, и прижимая обе руки к болящему животу, пыталась уснуть, не захлебнувшись в новых потоках слёз, подступающих к глазам.
0bm&