Revolutionize (Russian Translation)

Loss

Имя: Ривер Шэнси

Дата: 9 февраля 2012

Период*: ?

Все задержания после уроков нужны именно для этого. Чтобы писать такие письма, чтобы показать Вам, кто такие подростки на самом деле (Ваши слова, не мои). Что же это значит? Вы думаете, мы – это какие-то существа, с которыми вам, родителям, приходится возиться, но вам некогда, вы не хотите напрягаться, вам проще заставлять нас писать такие вот письма? Ваша жизнь, наверное, довольно жалкая, если хотите знать мое мнение, хотя Вы ведь не хотите, никто никогда не спрашивает мое мнение.

Вот ты, может, думаешь, что я не слышу тебя за музыкой, но ты очень ошибаешься. Я тебя отлично слышу. Слышу, как ты говоришь каждому в этой комнате, что я – ни на что не годный, неблагодарный, самовлюбленный тупица, думающий только о себе. Что ж, может, я и правда так ужасен, но я никогда не был лицемером.

Знаешь, ты ведь никогда не говорил со мной. Ни дома, ни в школе никогда не усаживал меня рядом и не заводил разговор. Ты судишь меня по моему поведению. Если бы ты обращал внимание, то заметил бы перемены, которые со мной произошли. Если бы ты только обращал внимание, если бы тебе было до меня дело, ты бы заметил то, что у тебя было прямо под носом, услышал бы, как я сдерживаю крик и в кровь разбиваю руку о стену.

Но ты ничего этого не слышал. Ты даже не спрашиваешь себя, почему, а если бы и спросил, то всё равно я для тебя не настолько важен, чтобы искать ответ.

Ты говоришь, что хочешь узнать, кто такие подростки на самом деле, а это означает понять, что такое любовь и утрата. Это, может быть, одно и то же, потому что нельзя любить не теряя.

Мы теряем стольких людей каждый день, а вы этого даже не замечаете.

Говорят, самые несчастные люди – это те, кто видит мир таким, какой он есть, без прикрас, без всякой мишуры. По крайней мере, так говорит мисс Диаз, мой учитель психологии.

Ты ведь помнишь Алекс, да? Может, и не помнишь, ну, неважно, когда-то она постоянно приходила к нам домой. Она была самой большой опорой в моей жизни. Когда никому не было дела до меня, ей – было. И мне хотелось верить, что я тоже был самой большой опорой для нее. Она была солнцем, теплым и ярким, а я был луной, холодной и скрытой.

Мы как-то ладили. Как бы мне хотелось, чтобы мы ладили всегда!

Это случилось в ту ночь, когда я сказал, что хочу пойти учиться дальше. Честное слово, пап, тогда я правда собирался это сделать. Но у жизни есть свойство меняться, нравится тебе это или нет.

Мы с Алекс сидели на крыше и говорили о нашем будущем. Так, как будто мы и в самом деле знали, что будет дальше. У Алекс было такое свойство: когда ты с ней говорил, то непременно верил всему, что она скажет. Она так была уверена в себе, что я верил: она добьется в жизни всего, чего хочет.

В конце концов и наша одежда, и ночной воздух пропахли сигаретным дымом. Между ног была зажата полупустая бутылка «Jack Daniels». Мы были где-то там, далеко, возможно на Луне, влюбленные в ликёр, и наш смех отдавался эхом по всей окрестности.

Не знаю, не помню, когда это случилось. Может, так луна повлияла или улыбка Алекс, от которой меня бросало в жар. А может, все дело в том, что, как бы я этого ни скрывал, я безнадежно влюбился в девчонку, которой предстояло стать кем-то, тогда как мне было суждено оставаться никем.

Я поцеловал её. 

Губы у нее были ледяные, и я было подумал, что она сейчас скажет: "Ты должен уйти". Они же всегда так говорят в романтических фильмах, правда?

Но как раз когда я хотел извиниться, она схватила меня за волосы и поцеловала в ответ.

В этом поцелуе было что-то неправильное, но я сперва не хотел в это верить. Не хотел верить, потому что растерялся, утонул в собственном счастье.

И не верил, пока мы не очутились в её комнате. Алекс положила голову мне на грудь, и мои подозрения оправдались. Она повернулась, чтобы взглянуть на меня, и, пап, её взгляд был холодный. У неё в глазах не было жизни, я как будто на труп смотрел, надеясь, что он оживет. Может, я ошибся. Может, не она была солнцем, а я. Но тогда я не мог об этом думать, я прямо к месту примерз под её холодным взглядом. Нравится, когда на проселочной дороге чуть не переедешь зайца? И как он пялится на огни твоих фар, застыв от ужаса перед близкой гибелью, а в последний момент стряхивает оцепенение и срывается с места, да так, что только пятки сверкают...

Вот так было со мной. Только я не побежал. Я обнял её. 

Ты, наверное, думаешь, что все это – просто подростковая чушь. Что лет через пять я даже имени её не вспомню. Не понимаю, как ты, именно ты, можешь в это верить. Но знаю, что веришь. Слышу, как ты говоришь об этом всей комнате, пока я пишу.

Ты такой лицемер. Ты такой сраный лицемер, отец, потому что, если всё, что ты говоришь, правда, почему же тогда она стала моей матерью? Почему твоя школьная любовь стала моей матерью? Ты потерял её, я потерял её; мы оба потеряли её.

И Алекс я тоже потерял. 

И я хочу их вернуть, нет, мне нужно их вернуть.  

Даже если ты здесь, ты не здесь. Ты никогда не был рядом, когда был мне нужен. 

И без всякого труда я научился тоже не быть рядом, прямо как ты.

18 октября 2011 года Алексис Джейтс покончила жизнь самоубийством.

18 октября 2011 года я, сын директора средней школы штата Индиана, хотел последовать за ней на тот свет.

Потерять её было невыносимо, как будто в груди осталась огромная зияющая дыра и никто её не видел, кроме меня самого. Как будто меня преследовала ледяная вонь, иногда больше, иногда меньше, громадная дыра в груди позволяла дышать, и запах не был уж слишком невыносим. Но как бы тщательно я ни старался отвлечься, воспоминания врывались, как поезд, несущийся со скоростью девяносто миль в час, и я был бессилен.

Но я достаточно мужчина для того, чтобы плакать, для того, чтобы смотреть боли прямо в лицо. В отличие от тебя, я не убегаю, когда боль подходит слишком близко, нарушает зону комфорта.

А хуже всего то, что я хочу быть похожим на тебя. Господи, я даже не знаю почему, но хочу. Я имею в виду, что тоже хочу убегать. Это ведь просто: убегать от проблем, потому что ты недостаточно силён, чтобы противостоять им. Я хочу научиться этому, хочу научиться не думать. Но я хочу оставить память о ней живой. Даже если мир вокруг меня разобьётся вдребезги.

Но все равно я буду вскакивать посреди ночи в холодном поту, задыхаясь, пытаясь схватить ртом воздух. И не схватывая, потому что дыра в груди стала больше, а я стал холоднее. И я буду разбивать костяшки пальцев о стену, чтобы боль вернула меня к реальности.

Потому что я вижу только её рыжие волосы, мокрые от крови.

Вот что делает нас подростками, подростками. Мы, может, кажемся вам чокнутыми наглыми уродами, но мы чувствуем. У каждого из нас были горькие мысли, и каждый слушал горькие мысли своего друга. Каждый из нас ломался на кусочки и видел, как ломаются другие, моля друг друга о помощи.

Каждый из нас проводил целую ночь, с рассвета до заката, умоляя своего друга опустить оружие и продолжать жить.

Мы все думали о конце, но что возвращает нас назад, так это то, что это – не конец.

Нам просто нужно начать с начала.

Искренне Ваши, 
Бестолковые, напуганные подростки всего мира.

Примечания переводчика:

*Период — промежуток времени в школе, отведенный на урок, который длится от сорока до шестидесяти минут. В течение одного учебного дня в среднем может быть от трёх до восьми периодов (уроков).