17 глава

558 3 0
                                    

   На выходных мы с Брэденом вволю занимались сексом и при этом постоянно хохотали, так что возникшая между нами трещина затянулась полностью. К тому же мы оба ухитрялись еще и работать и не смогли составить компанию Элоди, Кларку и их детям, которые на все воскресенье отправились в Сент-Эндрюс. Вместо этого мы решили провести время в обществе Элли, Адама, Дженны и Эда. То есть в первый раз вышли на люди вдвоем с тех пор, как было заключено наше пресловутое соглашение. Когда мы входили в любимый паб Эда, где собирались пообедать, я догадалась, что наша связь ни для кого не тайна. Дженна таращилась на нас, как на подопытных животных, на которых проводится любопытный научный эксперимент, по губам Эда бродила совершенно идиотская улыбка, а Адам несколько раз подмигнул мне с видом проказливого школьника. Богом клянусь, мне отчаянно хотелось спастись бегством, и я, конечно, сделала бы это, если бы Брэден, угадавший мое желание, не схватил меня за руку мертвой хваткой и не заставил войти в паб. Вскоре вся честная компания убедилась, что ровным счетом ничего не изменилось — мы не производили впечатления влюбленной парочки, не гладили друг друга по рукам, не обменивались нежными взглядами и маленькими знаками внимания. Короче, все расслабились. Мы отлично пообедали, выпили пива и отправились в кино. В кинотеатре мы с Брэденом сели за спинами всех прочих и только тут… ну, в общем, мы кое-что себе позволили.    В понедельник мы не встречались, так что мне даже удалось написать еще одну главу книги и побывать на приеме у доктора Причард. Это, как всегда, было чертовски прикольно. Во вторник Брэден провел обеденный перерыв в моей постели. В среду ему пришлось пахать не поднимая головы, так что мы опять не виделись. Вечер я провела в обществе Элли за просмотром какой-то любовной мелодрамы, такой приторно-сладкой, что у меня разболелись зубы. В результате я заявила, что во время следующего домашнего киносеанса мы непременно посмотрим какой-нибудь крутой боевик. Или фильм в жанре экшен, где главный герой рубит всех подряд в хлам. Или, на худой конец, какое-нибудь славное голливудское старье с Джином Келли.
   — Ты ужасно похожа на мальчишку, — заявила Элли, разворачивая очередной шоколадный батончик.    Я отвела взгляд от экрана, где бушевали подслащенные волны страсти, и посмотрела на нее. Элли растянулась на диване, усыпанном обертками. Поразительно, как она ухитряется не растолстеть при такой любви к шоколаду?
   — Почему это? Только потому, что я не люблю приторные мелодрамы?
   — Нет. Потому, что тебе нравится, если герой крушит чужие челюсти. И не нравится, если он способен признаться женщине в любви.
   — Правда.
   — Я и говорю, ты похожа на мальчишку.
   Я показала ей язык:
   — Не уверена, что твой брат согласится с этим утверждением.
   — Это с какой стороны взглянуть.
   — Ну, он-то видит меня с разных сторон, — многозначительно ухмыльнулась я.
   Элли повернула голову и пристально взглянула на меня:
   — Слушай, раз об этом зашел разговор… я, конечно, не хочу лезть не в свое дело… но природную наблюдательность, как говорится, в карман не засунешь… В общем, я заметила, что ваши встречи подчиняются деловому расписанию Брэдена. Тебя это не напрягает?
   Я, конечно, давно уже обратила внимание на это обстоятельство. Но, если говорить серьезно, иначе нельзя. Я работала по большей части дома, в свободном режиме, а Брэден крутился как белка в колесе. И когда у него выпадал свободный вечер, надо было пользоваться возможностью.
   — Он — занятой человек. Я это понимаю.
   Элли кивнула:
   — Прежние девушки Брэдена, как правило, отказывались с этим считаться.
   — А я отказываюсь от почетного звания «девушка Брэдена», — усмехнулась я.
   — Я и не собиралась удостаивать тебя этого звания. Просто я хотела сказать… блин, я уже забыла, что хотела сказать… В общем, в голове у меня постоянно вертятся какие-то мысли про вас двоих.
   Можно не сомневаться, Элли пытается разглядеть в нас героев своих любимых романтических мелодрам, скрытых под оболочкой грубой чувственности. Подобное занятие до добра не доведет. Сознавая это, я поспешно переменила тему.
   — В последнее время ты совсем не упоминаешь про Адама.
   Элли изменилась в лице, и я догадалась, что выбрала тему не слишком удачно.
   — С того воскресенья, когда он обедал у мамы, мы почти не разговаривали. Наверное, он сам понял, что здорово запутался, и решил оставить меня в покое.
   — Но в прошлое воскресенье, когда мы все вместе шатались по городу, мне показалось, что у вас все в ажуре.
   — Это потому, что ты никого не замечала, кроме Брэдена.
   — Да ладно тебе, — расхохоталась я. — Я пока что не ослепла.
   — Ты себе льстишь. По-моему, наивные лицемеры вроде тебя вряд ли могут претендовать на проницательность.
   Это что-то новенькое. Ни Райан, ни Джеймс не считали меня лицемеркой. По крайней мере, они никогда об этом не говорили.
   — С чего это ты взяла, что я лицемерка?
   — Наивная лицемерка. Это принципиально.
   — А можно полюбопытствовать, какой смысл ты вкладываешь в это словосочетание?
   — Наивный лицемер не способен трезво оценить ситуацию. Он видит только то, что считает нужным видеть.
Он постоянно себя обманывает. В общем, самый убедительный пример наивной лицемерки — моя подруга Джосс, совершенно не способная понять истинную природу своих отношений с моим братом Брэденом Кармайклом.
   Завершив эту тираду, Элли попыталась сверкнуть глазами, но эти светло-голубые облака не были предназначены для метания молний.
   — Наивная лицемерка, — покачала я головой. — Да, такое мог придумать только человек с могучим интеллектом.
   Элли запустила в меня подушкой.
   * * *
   Наступил четверг. Получив эсэмэску от Брэдена, сообщавшую, что сегодня вечером ему опять не удастся вырваться, я ощутила легкий укол разочарования. То есть на самом деле укол был совсем не легкий, но в этом я себе никак не могла признаться, потому что поспешила воспользоваться испытанным средством — спрятала свои чувства в запаянную консервную банку. Проект, над которым Брэден работал все лето, близился к завершению, и я понимала, что дел у него невпроворот. Но от этого мне не становилось легче.
   Я с головой ушла в работу и весь день провела у компьютера. Книга шла на удивление легко, и я сумела написать несколько глав, не позволив при этом воспоминаниям довести меня до приступа паники. С прошлой пятницы ни одного приступа у меня не было. Обнадеживающее достижение.
   К вечеру четверга я настолько утомилась от творческих усилий, что решила расслабиться и заглушить тоску по Брэдену, просмотрев подряд несколько фильмов с Дензелом Вашингтоном. Элли сломалась уже на втором. Я выдержала у экрана несколько часов и отрубилась прямо на диване.
   Проснулась я с ощущением того, что лечу по воздуху.
   — Что такое? — пробормотала я, пытаясь разлепить веки и разглядеть что-нибудь в темноте.
   — Ш-ш-ш, детка, — услышала я голос Брэдена и осознала, что пребываю в его объятиях. — Я решил отнести тебя в кроватку.
   Я сонно обвила его шею руками.
   — Откуда ты взялся?
   — Я так по тебе соскучился, что больше не мог ждать.
   — Мм, — промычала я, утыкаясь лицом ему в плечо. — Я тоже по тебе скучала.    В следующую секунду я уснула.
   * * *
   Мне снилось, будто весь мир превратился в огромный океан и в мою спальню врывается поток воды. Вода поднимается выше и выше, и меня охватывает ужас неизбежной смерти. При этом внизу живота у меня распускается цветок желания, потому что поток принес с собой дивное создание — что-то вроде русалки мужского пола. Внезапно вода исчезает, и я остаюсь наедине со своим водяным красавцем, который моментально превращается в обыкновенного мужчину и принимается орудовать языком у меня между ног.
   — Боже, — пробормотала я.
   Обжигающая волна чувственности пробежала по моему телу и заставила проснуться.
   Глаза мои открылись. Я лежала в своей постели. Наступило утро.
   Голова Брэдена была между моих ног.
   — Брэден, — пробормотала я, потянулась и запустила пальцы в его мягкие волосы.
   Его язык умел творить настоящие чудеса. Бедра мои задрожали от наслаждения, когда он коснулся языком клитора и проник пальцами внутрь, где все уже истекало влагой. У меня перехватывало дыхание, сердце колотилось где-то в ушах, губы искали его губ.
   Ничего себе утренняя гимнастика.
   Матрас подо мной прогнулся, когда Брэден навалился на меня всей тяжестью, и я ощутила прикосновение его напряженного члена.
   — С добрым утром, детка.
   Я провела руками по его спине, слегка царапая кожу. Ему это нравилось, я это знала.
   — Тебя тоже с добрым утром. И с приятным пробуждением.
   Он рассмеялся, увидев мою идиотскую ухмылку, скатился с меня и растянулся рядом. Я повернулась, чтобы взглянуть на часы, и увидела кое-что на столе. Резко села, проверяя, не обмануло ли меня зрение. Дыхание Брэдена щекотало мне спину. Он коснулся моего плеча подбородком.
   — Нравится?
   Пишущая машинка. Сверкающая черная, восхитительно старомодная пишущая машинка стояла на столе рядом с ноутбуком. Она была прекрасна. Именно такую когда-то обещала подарить мне мама. И не успела, потому что погибла.
   Чудесный подарок. Невероятно трогательный подарок. Партнер по голому сексу никогда такой не сделает.    В груди у меня внезапно стало тесно, и я ничего не могла с этим поделать. Мозг словно заволокло туманом, по коже бегали мурашки, сердце колотилось как бешеное.
   — Джоселин. — Голос Брэдена прорвался сквозь туман.
   Я вцепилась в его руку, как в спасательный круг.
   — Дыши, — прошептал он мне на ухо, одной рукой сжимая мою руку, другой поглаживая по бедру.
   Напряжение в груди ослабело, легкие наполнились воздухом, сердце угомонилось, пелена в мозгу рассеялась. Я в изнеможении привалилась к груди Брэдена.
   Прошло несколько минут, прежде чем он заговорил.
   — Я знаю, ты не любишь говорить о том, какие причины вызывают эти приступы, но все же… такое бывает часто?
   — Бывает.
   Он вздохнул, и я, лежа у него на груди, слегка качнулась.
   — Может, тебе стоит поговорить об этом со специалистом?
   Я приподнялась, избегая его взгляда.
   — Уже поговорила.
   — Правда?
   Я кивнула, пряча лицо за распущенными волосами.
   — Правда. Я хожу к психотерапевту.
   — Ты была у него уже несколько раз? — негромко спросил он.
   — Да.
   Он отбросил волосы с моего лица, мягко взял меня за подбородок и повернул к себе. В его глазах светилось беспокойство. И понимание.
   — Отлично. Я очень рад, что ты пытаешься решить эту проблему.
   До чего он красив.
   — Спасибо за пишущую машинку. Это просто прелесть.
   — Я и думать не думал, что она спровоцирует у тебя приступ, — смущенно улыбнулся Брэден.
   Я быстро поцеловала его:
   — Не переживай. Это все ерунда. Машинка ни в чем не виновата. Я от нее просто в восторге.
   Чувства переполняли меня, и, чтобы не дать им воли, я похотливо улыбнулась, скользнула рукой по его животу и схватила член, который моментально напрягся и затвердел.
   — Но я не могу принять такой роскошный подарок, не подарив тебе кое-что взамен.
   Я наклонилась, но Брэден остановил меня, выставив руку. Я недоумевающе нахмурилась. Ведь он хочет этого, сомнений нет. Его напряженный член пульсировал в моей руке.
   — Что такое?
   Лицо его окаменело, взгляд стал непроницаемым.
   — Пишущая машинка не стоит такой благодарности. Это всего лишь маленький презент. Если ты сама этого не хочешь, не нужно заниматься этим в знак признательности.    Несколько секунд у меня ушло, чтобы обдумать эти слова.
   — О'кей.
   Я кивнула и сжала его член сильнее, так, что у Брэдена слегка раздулись ноздри.
   — Я сделаю это, но не в знак признательности за пишущую машинку. В награду за то, что ты сделал это для меня.
   — Будь по-твоему, — улыбнулся он, убрал руку и откинулся назад, опираясь на локти.
   * * *
   — Как идет работа над книгой? — поинтересовалась доктор Причард.
   — Полным ходом.
   Она удовлетворенно кивнула.
   — А приступы?
   — Случались пару раз.
   — При каких обстоятельствах?
   Я рассказала ей. Когда я смолкла, доктор устремила на меня какой-то странный взгляд.
   — Вы рассказали Брэдену о наших сеансах?
   Черт подери, неужели я совершила ошибку? Сама не знаю, как это вышло. У меня просто сорвалось с языка…    — Да, — сказала я.
   И старательно сделала вид, что не придаю этому никакого значения. Что мне наплевать, правильно я поступила или нет.
   — Думаю, это очень хорошо.
   Погодите-погодите. Что-то мне не врубиться.
   — Хорошо?
   — Да, очень хорошо.
   — Но почему?
   — А вы сами как считаете?
   — Сложный вопрос, — скорчила я кислую гримасу.
   * * *
   После того утра мы с Брэденом встречались почти каждый день. Так продолжалось всю неделю. В субботу вечером я работала, а вся компания — Элли, Брэден, Дженна, Адам и какая-то девица, которую Адам притащил с собой и представил как свою девушку, — завалилась в наш бар, чтобы пропустить пару стаканчиков и после отправиться в ночной клуб. Правда, затащить туда Брэдена было нелегкой задачей. Выяснилось, что он ненавидит шататься по клубам. Когда я спросила, зачем он в таком случае сам держит подобное заведение, он ответил, что это хороший бизнес. Когда друзья оторвали его от стойки, я проводила его сочувственной улыбкой. Учитывая все вышесказанное, не было ничего удивительного, что при первой возможности он удрал из клуба и вернулся в бар. Естественно, после конца смены мы отправились ко мне домой.
   В воскресенье мы оба присутствовали на семейном обеде у Элоди и Кларка. Деклан и Ханна развлекали присутствующих своими бесконечными приколами, на которые Кларк не обращал внимания, а Элоди безуспешно пыталась остановить, только подливая масла в огонь. Элли, совершенно выбитая из колеи вчерашним явлением подружки Адама, постоянно жаловалась на свои новые очки, линзы в которых, как ей казалось, были подобраны неправильно. В общем, всем было не до нас с Брэденом. И слава богу. Уж конечно, узнай только Элоди, что происходит между нами, расспросам, намекам и многозначительным улыбкам не было бы конца.
   В понедельник вечером Брэден пришел ко мне после тренировки. На мою удачу, у нас были абонементы в разные спортзалы, иначе я вряд ли смогла бы заниматься с прежней самозабвенностью. Мы посидели в гостиной, болтая с Элли, а после он остался на всю ночь. Во вторник я впервые отправилась в обществе Брэдена на официальный деловой обед. На этот раз обед оказался по-настоящему деловым. Пригласив меня, Брэден сообщил, что продает французский ресторан своему давнему другу и деловому партнеру. Обоим хотелось провести эту сделку без всякой огласки. Однако информация просочилась в местные газеты, которые успели растрезвонить, что модный ресторан «La Cour» переходит в новые руки, и выдвинуть кучу предположений о причинах, заставивших Брэдена пойти на продажу.
   — В общем, подняли шум на пустом месте, — вздохнул Брэден. — Ничего, дело сделано, и за обедом мы хорошенько его обмоем. Видишь ли, я даже не ожидал, что ночной клуб будет пользоваться таким успехом. Сил и времени он забирает уйму, а про агентство недвижимости я и не говорю. В сутках, как известно, только двадцать четыре часа, и я не вечный двигатель. Операции с недвижимостью — это то, что мне действительно интересно, и от этого я никогда не откажусь. А ресторан достался мне по наследству от отца. Я не вложил туда ни капли себя. Поэтому и решил его продать.
   С Томасом Прендергастом и его женой Джулией мы встретились в «Тигровой лилии». Я надела новое платье и сделала все возможное, чтобы выглядеть очаровательно. Ну, скажем так, сделала все, что считала нужным. Томас старше, чем Брэден, и намного солиднее, но держался с Брэденом очень уважительно и в то же время по-дружески. Джулия походила на своего мужа — спокойная, сдержанная и приветливая. Приветливость ее простиралась так далеко, что она пожелала узнать о моей семье. Брэден тут же пришел мне на помощь и перевел разговор в другое русло.
   Ночью я вознаградила его за это.
   За исключением нескольких маленьких шероховатостей, обед прошел отлично. Брэден был рад отделаться от такой обузы, как ресторан. По непонятным причинам я обнаружила, что его радость передалась мне. Выйдя из «Тигровой лилии», мы отправились к нему. В нашей с Элли квартире приходилось вести себя тихо, а секс, лишенный шумового эффекта, терял часть своей прелести. У Брэдена мы дали себе полную волю, наши стоны, визги и вопли раздавались во всех комнатах.
   До краев наполненная блаженством, я лежала посреди смятых простыней и смотрела в потолок. Спальня Брэдена, как и вся его квартира, была обставлена в современном стиле. Низкая японская кровать, встроенные платяные шкафы, не занимавшие места. Кресло в углу у окна. Две тумбочки около кровати. Вот и вся обстановка. Неплохо бы повесить здесь пару картин, решила я.
   — Почему ты не хочешь говорить о своей семье? — вдруг спросил Брэден.
   Я напряглась и затаила дыхание. Вопрос застал меня врасплох. Повернувшись к Брэдену, я попыталась придать лицу выражение крайнего недоумения. Он смотрел на меня с некоторой опаской, словно ожидая, что я закачу истерику. В то же время взгляд его выражал решимость довести разговор до конца.
   — Не хочу, и все, — буркнула я, глядя в пространство.
   — Это не ответ, детка.
   — Моих родных больше нет, — вскинула я руки, защищаясь. — И говорить о них незачем.
   — Неправда. Мне бы, например, очень хотелось узнать, какими они были. Как вы жили все вместе. И почему они умерли…
   Несколько мгновений я отчаянно боролась с подступившей яростью. Конечно, он не хотел быть жестоким. Я это сознавала. Это самое обычное любопытство, в котором нет ничего преступного. Но мне казалось, мы понимаем друг друга. Казалось, он понимает меня.
   А теперь выяснилось, что это всего лишь самообман. Пустая иллюзия.
   — Брэден, я знаю, у тебя самого все складывалось не безоблачно. И все же ты и представить себе не можешь, что я пережила. Не надо соваться в мое прошлое. Надеюсь, мы оба не страдаем садомазохизмом.
   Он сел, опершись на подушку. Взгляд, устремленный на меня, был исполнен боли. Реальной боли. Никогда раньше я его таким не видела.
   — Зря ты думаешь, что я непробиваемый, Джоселин. Это не так. Верь мне, это не так.    Я молчала и ждала. Интуиция подсказывала мне, сейчас что-то произойдет.
   Он вздохнул и уставился в окно.
   — Моя мамаша — самая эгоистичная женщина на свете. Другой такой эгоистки я в жизни не встречал. К счастью, я проводил с ней не особенно много времени. Меня отправляли к ней на летние каникулы, и мы мотались по Европе на средства каких-то богатых кретинов, которых ей удавалось подцепить на крючок. Во время школьного года я жил в Эдинбурге, с отцом. Мой папенька, Дуглас Кармайкл, был деловым сукиным сыном, не склонным к родительским нежностям. Но он меня любил, и этим выгодно отличался от матери. К тому же благодаря отцу в моей жизни появились Элли и Элоди. За одно это я ему чертовски признателен. Элоди — чудесная женщина, я не знаю никого добрее. Но папаша обращался с ней так же грубо, как с другими. Иначе он просто не умел. В результате она ушла от него и вышла замуж за Кларка. А у Элли остался старший брат, готовый ради нее разбиться в лепешку. Отец, конечно, любил Элли, но в общем ему было на нее наплевать. А вот со мной он связывал определенные планы. И поэтому давил на меня, как винный пресс. А я, как и положено гребаному сыночку, выкобенивался и заявлял, что не желаю идти по папиным стопам.
   Брэден фыркнул и покачал головой.
   — Если бы можно было вернуться назад. Если бы можно было научить уму-разуму того безмозглого пацана, каким я был.
   Да, вернуться назад. Мне бы тоже этого хотелось.
   — В результате я связался со всякой мразью, быстренько научился курить травку, напиваться в стельку и встревать в каждую драку. Драки стали главным моим увлечением. Понимаешь, я был чертовски зол. На всех и вся. Злость из меня просто перла, и я давал ей выход с помощью кулаков. Когда мне исполнилось девятнадцать, я познакомился с девчонкой из бедного квартала. Мать ее сидела в тюрьме, отец скрылся в неизвестном направлении, а брат был законченным наркоманом. Славная девчонка, которой сильно не повезло в жизни. Так вот, как-то ночью она прибежала ко мне в жутком виде. Билась в истерике, заливалась слезами, одежда вся порвана, волосы перепачканы рвотой.
   Взгляд его стал непроницаемым, как будто покрылся тонким стеклом. Я поняла, что сейчас услышу о чем-то ужасном.
   — Ее брат, эта обдолбанная скотина, просадил на героине последние мозги. Короче, он ее изнасиловал.
   — Господи боже, — прошептала я.
   Боль этой девчонки, которую я никогда не видела, пронзила меня насквозь. Страшно представить, что чувствовал тогда Брэден.
   — Когда я это услышал, у меня просто крышу снесло. Я рванул из дома и всю дорогу несся как бешеный.
   Брэден смолк, сжав челюсти.
   — Джоселин, когда я на него набросился, мне было уже не остановиться. Я колошматил этого подонка до тех пор, пока не вышиб из него дух. То есть почти вышиб.
   Он взглянул на меня, и я увидела, как глаза его потемнели от раскаяния.
   — Ты сама видишь, парень я крепкий. И тогда, в девятнадцать, тоже был не из хиляков. Но я еще сам не сознавал силы своих кулаков.
   Я ушам своим не верила. Не верила, что он так откровенен со мной. Не верила, что такое могло с ним случиться. Мне казалось, он живет в мире, который состоит из стильных квартир и шикарных ресторанов. Выяснилось, ему довелось побывать в совсем другом мире. Жестоком и грязном.
   — И что дальше? — выдохнула я.
   — Я ушел, оставив его валяться на полу. Позвонил в «скорую помощь», не называя себя. Рассказал его сестре о том, что я сделал. Она ни в чем меня не обвиняла. Когда дело дошло до полиции, мы оба покрывали друг друга. Впрочем, никто нас особенно не теребил. Всем было известно, что потерпевший — отпетый наркоман. Свидетелей не было. Копы не сомневались, что это очередная разборка между наркоманами. Он провалялся в коме несколько дней. Это были самые паршивые дни в моей жизни. А потом он очнулся и сказал копам, что не помнит, кто на него напал. Мы с его сестрой пришли к нему в больницу. И она напомнила ему, что он сделал… с ней. — Голос Брэдена дрогнул. — И тогда он заплакал. Знаешь, это было самое кошмарное зрелище, какое я только видел, — он заливается слезами, лежа на больничной койке, а она смотрит на него с ненавистью в глазах. Она ушла, и мы с ним остались наедине. Он обещал, что будет молчать о том, кто его изувечил. Сказал, что заслужил это. И что было бы лучше, если бы я его убил. Я ничего не мог для него сделать. Больше я его не видел. А с девчонкой, его сестрой, я порвал после того, как она подсела на иглу. Понимаешь, она хотела забыть весь этот кошмар и не видела другого способа. Все мои попытки ей помочь принимала в штыки. Последний раз я слышал о ней несколько лет назад. Она умерла.
   Я коснулась его руки, чувствуя, что не только сердце, но и все тело ноет от сострадания.
   — Брэден… мне так жаль…
   Он повернулся и посмотрел мне прямо в глаза.
   — С тех пор я ни разу не дрался, клянусь. Ни разу не пускал в ход кулаки. О том, что случилось, знал один-единственный человек — мой отец. Я открылся ему, и он помог мне выкарабкаться из этого дерьма. Я его вечный должник.
   — Мы все — чьи-нибудь вечные должники, — грустно улыбнулась я и погладила его по щеке.    Меня переполняла благодарность. Он доверился мне.    Господи боже.
   Почему он решился на такую откровенность? Ждал, что я отплачу тем же? Или просто хотел облегчить душу?
Он ведь знает, что я никогда и никому его не выдам. Знает, что я не буду его осуждать.
   Но разве все это имеет значение? Я лежу рядом с ним, ощущаю его боль как свою, и это действительно важно. Я знаю — он никогда и никому меня не выдаст. Не станет меня осуждать. И мне тоже хочется облегчить душу.
Отчаянно хочется.
   — Дрю. — Это имя сорвалось у меня с губ прежде, чем я сумела побороть свое желание.    Брэден мгновенно напрягся.
   — Дрю?
   Я кивнула, избегая встречаться с ним взглядом, и уставилась на его живот. Кровь стучала у меня в ушах, пальцы так тряслись, что я вцепилась в край простыни.
   — Мы с Дрю были лучшими подругами. Вместе выросли. Когда мои родители и сестренка погибли, на всем белом свете у меня остался один-единственный близкий человек — она. И больше никого.
   Я судорожно сглотнула.
   — Сам понимаешь, после того, что случилось, меня здорово переклинило. Я таскала Дрю по вечеринкам, где сопливым девчонкам нечего было делать. Мы занимались вещами, до которых еще не доросли. Так прошел год… в общем, как-то раз мы отправились на вечеринку в пабе у реки. Я тогда меняла парней как перчатки, просто чтобы забыться. Напивалась до одурения и… ну, сам понимаешь. А Дрю… она была влюблена по уши… пыталась набраться смелости и подкатить к Кайлу Рэмси.
   Я невесело усмехнулась.
   — Этот парень, Кайл, доводил меня до бешенства. Вечно подкалывал, но при этом… в общем, он был единственным человеком, кроме Дрю, конечно, с кем я могла нормально разговаривать. В общем, он был славным мальчишкой. Мне он нравился, — едва слышно призналась я. — Очень нравился. Но Дрю сходила по нему с ума, и мне не хотелось становиться ей поперек дороги.
   Я немного помолчала, перевела дух и заговорила вновь:
   — В тот вечер ей не хотелось никуда идти. Но я ее уговорила. Сказала, что на вечеринке будет Кайл. В общем, вытащила ее из дома едва не силком. Вечеринка была в самом разгаре, Дрю нигде не было видно, и я решила, что они с Кайлом уединились где-нибудь в укромном уголке. Сама я в тот вечер флиртовала с капитаном школьной футбольной команды. Вдруг к нам подошел Кайл и сказал, что ему нужно со мной поговорить. Мы нашли тихое местечко, и он начал наставлять меня на путь истинный. Сказал, что на самом деле я совсем не такая отпетая, какой хочу казаться. И будь мои родители живы, им было бы больно видеть, что я вытворяю.
   Голос мой невольно дрогнул.
   — А потом сказал, что ему тоже больно на меня смотреть. Потому что ему не наплевать, что со мной происходит. Потому что ему кажется, что он меня любит. А я… мне все было до лампочки. Я позволила ему себя поцеловать. Сами того не заметив, мы жутко возбудились. Пыхтели, как паровозы, и лапали друг друга горячими липкими ручонками. Но он сумел остановиться, прежде чем дело зашло слишком далеко. Сказал, хочет, чтобы у нас все было по-другому. Что я должна стать его девушкой. Я ответила, что это невозможно. Что в него втрескалась Дрю и я не смогу подстроить подруге такую пакость. Мы еще долго выясняли отношения. Наконец мне все это осточертело, и я заявила, что хочу выпить, иначе у меня мозги протухнут. Когда мы вернулись в зал, одна из приятельниц Дрю, уже бухая в задницу, подошла ко мне и обозвала потаскухой. И я поняла: Дрю видела, как мы с Кайлом уединились.
   Я закрыла глаза и представила себе Дрю. Искаженное ненавистью лицо, полные слез глаза.
   — Дрю я нашла на берегу. Она была пьяна в стельку. Пыталась раскачаться на тарзанке, знаешь, такой веревочной штуковине, которая выносит тебя чуть ли не на середину реки. Этой тарзанкой давным-давно никто не пользовался, и веревка прогнила от старости. Я умоляла ее выслушать меня, обещала все объяснить. Но она только твердила, что я предательница, проблядь и все такое.
   Я смолкла и наконец решилась посмотреть Брэдену в глаза. Взгляд его был полон участия.
   — Она раскачалась на этой чертовой тарзанке и рыдала в голос. Я никак не могла ее остановить. Веревка оборвалась, и она упала в реку. Течение в ту ночь было сильным. Она закричала, призывая на помощь, и я, не раздумывая, бросилась в воду. Но оказалось, что Кайл вышел вслед за мной и ждал в темноте, чем закончится наш разговор. Он тоже бросился в воду. Плавал он куда лучше, чем я. Он не дал мне доплыть до Дрю, схватил и вытащил на берег. Тело Дрю выбросило на берег в нескольких милях от того места. А с Кайлом я больше никогда не разговаривала.
   — Детка, — прошептал Брэден, касаясь моего лица.
   Я резко отодвинулась и вскинула руку.
   — Брэден, я ее убила. Не нужно мне сочувствовать. Я этого не заслуживаю.
   — Ты никого не убивала, — покачал головой Брэден. — Это всего лишь трагический случай.
   — И причина этого случая — мое идиотское поведение. Я виновата, Брэден. Убеждать меня в обратном не имеет смысла.
   Прежде чем он успел открыть рот, я прижала ладонь к его губам.
   — Никакие доводы разума на меня не действуют. Я знаю, что это моя вина. Хотя, наверное, можно выбрать точку зрения, с которой все выглядит иначе. Но от этого моя вина не становится меньше. Тем не менее я пытаюсь с этим жить. Рассказав все тебе, я преодолела огромный барьер. Поверь, это было непросто.
   Брэден привлек меня к себе и сжал в объятиях.
   — Спасибо, что доверилась мне, — прошептал он, щекоча мне шею дыханием.
   Я погладила его по щеке и устало вздохнула.
   — Думаю, прямо сейчас нам стоит заняться сексом.
   — Почему? — удивленно сдвинул он брови.
   — Похоже, мы совсем забыли, зачем сюда пришли. Забыли, почему мы вместе.
   Брэден прищурил глаза.
   — Не беспокойся, — пробурчал он, запустив руку мне в волосы. — Об этом нет необходимости напоминать.    Я не нашлась что ответить, да Брэден и не ждал ответа. Он припал губами к моему рту и обхватил меня за плечи, уютно устраивая у себя под боком. Потянулся к выключателю и выключил свет.
   — Спокойной ночи, детка.
   Потрясенная откровениями этой ночи, я долго лежала с открытыми глазами, прислушиваясь к его ровному дыханию. Наконец усталость взяла свое, и я провалилась в сон.
   * * *
   — Как вы чувствуете себя теперь, после того, как рассказали Брэдену о Дрю?
   Я оторвала взгляд от диплома доктора Причард, висевшего на стене в рамочке, и посмотрела ей в лицо.
   — Честно говоря, мне немного страшно. И в то же время я испытываю облегчение.
   — Почему вам страшно? Потому что вы открылись еще кому-то, кроме меня?
   — Да.
   — А почему вы испытываете облегчение?
   Я заерзала на стуле.
   — Всю жизнь я скрываю от других людей свои болевые точки. Знаю, это трусость, но мне так проще. Когда я рассказала обо всем Брэдену, мир не перевернулся. Я преодолела свою трусость. Конечно, сознавать это — настоящее облегчение.
 

На Улице Нашей ЛюбвиDonde viven las historias. Descúbrelo ahora