И тьма грядёт

Глава 6. Святая и змей

Как упал ты с неба, денница, сын зари! Разбился о землю, попиравший народы.

(Ис. 14:12)

Будучи бастардом, Анна верила, что все незаконнорожденные видят мир так же, как и она. И поэтому Анна никогда не подвергала сомнению, что все бастарды с ранних лет учатся любить и ненавидеть этот мир.

Отец дал Анне своё гордое имя, и звалась она Анною Транкавель, но никогда не чувствовала себя дочерью Раймунда Транкавеля, хотя не было и дня, когда она пыталась доказать обратное, убедить, что самая старшая и самая достойная из всех детей виконта Альби, Амбьяле, Безье, Каркассона и Разеса.

«Докажи», — вторили её мыслям все вокруг. И Анне приходилось доказывать своей любовью, заботой, прилежностью. Но она чувствовала, что этого мало, этого недостаточно. Транкавель также чувствовала, что мир несправедлив не только к ней, бастарду, но и к её братьям и сестре. Разве правильно, что они при живых родителях чувствовали себя сиротами? Разве правильно, что мать Анны умерла, а Агнес де Монпелье, которую и матерью нельзя назвать, живёт и здравствует?

Транкавель возлюбила ближнего своего, возлюбила братьев и сестёр, отца, католиков и катаров, но лишь Агнес де Монпелье пробуждала клокочущую ненависть. Анна пыталась простить или хотя бы объяснить себе, почему так вышло. И однажды она поняла. Поняла и ещё сильнее ужаснулась. Чёрная, утробно рычащая ревность забрала у Анны мать, женщину добрую и заботливую, оставив место неё ненавистную виконтессу. И тогда Транкавель поняла.

Заплатить. Агнес должна заплатить за свои грехи.

Это была та единственная вещь, за которую Анна отдала бы всё и, кажется, даже больше. Но возмездие пахло ладаном, горело цветным стеклом, замирало тенью отчаяния на лике распятого Христа. Кроме отмщения Анна больше ничего не просила у Бога. Всё остальное она сможет сама.

— Ты молишься о несчастье другого человека.

Транкавель, вздрогнув, прервала молитву. Иногда отец пускал сюда благочестивых катар, потому что не считал капеллу в замке достоянием семьи. Вера — для всех, и она не может принадлежать кому-то одному. Так говорил отец, так считала и Анна. Но мужчина перед ней не был похож на катара. Да, в нём угадывалась суровость, идущая рука об руку с мягкостью. Только света в незнакомце было больше, чем у святой Марии, которая всегда печально взирала на молящуюся Транкавель, которая раз за разом просила о грехе, называя его чудом и возмездием.