Экспромт в настоящем времени

Домовой комитет

Она мчится, разрезая густеющие, но уже светлые, как невыдержанный смородиновый джем, весенние сумерки. Адрес нового, недавно сформированного Домового комитета она узнаёт легко: пригождается брошюрка, которую она на скаку вытащила из глубокого кармана шинельки прыщавого солдата — тот и не заметил.

На развороте из тонкой газетной бумаги напечатана карта города. Чёрными кружками поверх улиц и домов нанесены новые органы власти: ДК — Домовой комитет, ПУ — Патрульное управление, ЦПБ — Центр приёма беженцев, ЦЭЭБ — Центр экспорта и эскорта беженцев, СУ — Судебное управление и так далее, и до бесконечности, до окраины Москвы.

«Не слишком-то опытный картограф, — думает Ася. — А верстальщик ещё более плохонький. Освоил Фотошоп или Индизайн на коленке, накалякал оперативно, выслужился...»

Она фыркает и водит по маркой чёрно-белой карте пальцем, как навигатор, прокладывая маршрут к Домкому. К счастью, оказывается не так далеко: час пешей ходьбы, и она на месте. К тому же дорога смутно знакома: Домком — бывшее здание элитной мальчишечьей гимназии. Они вместе с мамой водили сюда Серёжку — на вступительный экзамен.

Брат в то утро изгрыз все ногти, изъегозился, достал мать, а её саму довёл до дрожи в коленях, когда вырвал свою руку и помчался к крыльцу наперерез въезжающему жёлтому автобусу. Пока он решал задачки и писал диктант, они с матерью слонялись по школьному парку, разглядывая голые мартовские деревья, топтали усыпанные скользким гравием дорожки и глазели на розовое четырёхэтажное здание с сетчатыми окнами, похожими на тюремные амбразуры.

Надо сказать, брата туда так и не взяли — налажал с английским.

А теперь эта гимназия, значит, Домком, место, где перераспределяют жилищное имущество после инспекций.

Ася проглатывает кислые воспоминания об инспекторах и идёт по раскисшей тропке к чёрному забору. Толкает калитку, проскальзывает во двор, шарит глазами в поисках вывески или указателя. Ничего такого, только приоткрытая (видно, ради сквозняка) парадная дверь под широким тёмным навесом.

Чем-то дом напоминает ей частный институтик в Лилле, где она «подтягивала французский».

Шаг внутрь — и она уже в хвосте жужжащей очереди. По ушам бьёт неровный, трепыхающийся, как кардиограмма, казённо-офисный гул: хлопнула дверь, клацнул степлер, зашуршал принтер, щёлкнул фанерный ящик, кто-то чихнул... Опять дверь, степлер, ящик, и всё сначала.