На грани: ты мой океан

Папочки, как жаль, что я родился омегой

Никогда ни с кем не встречаясь, я все равно однажды уже любил. Это случилось в тринадцать лет, в возрасте, когда омежки и начинают засматриваться красивыми фильмами о "настоящей любви", снятыми по уже прочитанным ими не менее завораживающим книгам. Самое интересное, что мне всегда это было противно, я не понимал тех соплей, которые развозили мои одноклассники-омеги после просмотра подобных мелодрам. Да, повторюсь, мне было противно, но в один чудесный день, когда солнце уже опускалось за горизонт, а уроки давно были сделаны, я умудрился наткнуться по телевизору на какую-то художественную картину неизвестного мне режиссера, и тогда понял, что верить нельзя даже себе... Сюжет был банален: вокруг симпатичного омеги, игравшего из себя роль хорошего мальчика, крутилось двое альф. Один не знал, что такое "любить", но у него была туева хуча денег, которыми он думал, что точно сможет купить эту самую любовь. Второй ни о чем не думал, в том смысле, что был практически беден, и ему не оставалось ничего, как совершать по отношению главного героя достойные поступки. И что же? Конечно, омега выбрал второй экспонат, уехав с ним куда-то на край света. Но я не об этом, потому что сам после этого влюбился в двоюродного брата. Ума в этой затее не было - сразу понятно, но сердцу, чтоб его, увы, не прикажешь. Джойсу, - моему брату, - на тот момент было почти двадцать. Привлекателен, находчив, заботлив и перспективен - ну чем не эталон прекрасного? И о том, что мы родственники, я даже не думал, когда холодным осенним вечером признавался Джойсу в любви, хотя и сейчас трудно поверить, что я совершил такой глупый и явно необдуманный поступок. Братец лишь рассмеялся и спросил, не падал ли я той ночью с кровати и не ударялся ли головой. Сейчас мы с Джойсом видимся редко, но он до сих пор смотрит на меня так забавно, будто я не человек, а еж с клювом утки и хвостом павлина, ей богу. Все мы, конечно, однажды ошибаемся, но я - просто неопытный танцор с факелами, которые раз от раза падают, и все вокруг разгорается в новую проблему. А ведь я еще себя успокаиваю, что без проблем было бы скучно жить... Ненормальный.

Проходит несколько часов, которые тянутся, словно только что сваренная карамель, и дню не видно конца. Я не ощущаю уже ничего, кроме усталости ожидания и надоедливого запаха больничных лекарств. За дверью изредка проходят врачи в голубых халатах, которых видно через прямоугольное окно в коридор рядом с дверью. Роберт, не находящий себе места, уже час сидит в одном положении на бордовом кожаном диване, которые по обыкновению ставят в больничные палаты и не кладут сверху подушек. Я тоже сижу на нем, но с противоположного края, отгоняя от себя ненужные мысли, так и норовящие влезть в голову, как мухи в варенье.