Дом сидел на диване, перебирая текста и наслаждался каждой минутой. Он доказал себе, что чего-то стоит, а все семь пройденных кругов ада - оказались проверкой. И все же он винил людей, винил психиатрию, которая в одиннадцать поставила диагноз аутизм, а к девятнадцати это осталось. Будто с биркой он переставал быть тем же человеком. На самом деле, он был тем самым все это время, человеком не умеющим связать пару фраз, но показавшим всем изнанку.
***
Доминик стоял напротив микрофона, четко произнося каждую строчку своей новой песни. Эмоций в строках было больше, чем в нем самом. Он пел слова так, как не мог никто другой, будто носил все в собственной шкуре. Наверное, не было никого и ничего, кого бы Дом любил больше, чем стихи, песни, б у к в ы.
Люди, что учились с ним в средней, начальной школе, стояли в первых рядах, подпевая Доминику. Он оставался таким же озлобленным на них, также продолжал принимать ущербность [все дело в мышлении], не чувствовал себя нужным, но до сих пор жил, несмотря на то, что его мечта - полететь в космос - мертва и не воскреснет. Была маленькая надежда, что это случится, поэтому жил. В целом, проще было не знать в точности действительного. Космос оставался космосом, оставаясь таким же непостижимым.
