Грешные души

2.

                                       СЭВИНО
Покой во время отдыха в боксерской комнате для тренировок заканчивается, когда грациозной, как всегда, походкой, входит Леонора, стуча каблуками по кафелю. Ее маленькая хрупкая фигура отдает тончайшей тенью на меня, и я неохотно поднимаюсь, рассматривая опрятную младшую сестру. Сегодня, как и всегда: бесподобна, красива, изящна. Так и хочется каждый чертов день говорить, что, да, ублюдки, эта принцесса—моя сестра. Только ее недовольное лицо заставляет насторожиться.

—Что-то случилось, Рири ?

Она усмехается, а ее хрупкое тело содрогается от наступающей истерики. Что ей опять могло прийти в голову такого, чтобы растрачивать свои нервишки здесь, на меня ?

—Я пару минут назад узнала, что ты,—она тычет пальцем на меня,—и отец хотите устроить засаду семье моего женишка, о чем же я могу волноваться, Сэви ?—ее истеричный смех эхом разносится по помещению. Я не могу не напрячься. Где она могла услышать об этом ? От кого ?

—Кто тебе об этом сказал ?—прочищаю горло, вставая с места, и сестра становится в два раза меньше меня, смотрит на меня снизу вверх, не менее свирепо, не менее разочарованно.

—Отец кричал об этом в такой удачный момент,—ее красные от слез глаза смотрят на меня в мольбе, в мольбе на то, чтобы я уверил ее в обратном. Но она слышала правду, и я ничего не могу поделать с этим. Ей придется пожить с тем, что ее жених может превратиться в порошок совсем скоро.—Зачем вам это делать ? Договоренность—есть договоренность, не так ли, Сэви ?—ее голосок дрожит, губы поджимаются в линию, в надежде скрыть панику, которая ее настигает.

—Это ради твоего блага, Леонора,—тихо говорю я, поглаживая ее по волосам. Она все так же смотрит на меня. Ее глаза, такие же серые, как у меня, казалось, превращаются в синие, когда она плачет. Мне невыносимо это видеть.—Не плачь.

—Он мне нравится,—тихо шепчет она, утыкаясь мне в плечо. Я напрягаюсь, чувствуя, как ее слабость, передается и мне. Если Леоноре нравится ее жених, то в этом есть все же причина его побыстрее убить. Но этот подонок не так чист, как может казаться для нее. От одного осознания, что она к нему испытывает что-то помимо презрения, заставляет меня все чаще и красочнее представлять, как я сворачиваю ему шею.—Не делайте ему больно, м ?

Ее серые глаза в мои, черт возьми, моя слабость. Леонора всегда будет единственным человеком, которому мне будет слишком сложно не подчиниться. Ослушаться ее приравнивается к потере ее внимания на долгое время. Почти что пытка. Если бы она попросила меня о чем-нибудь другом. О каком-нибудь питомце, об украшении, новой студии для пения,—я бы выполнил всё, но не это. Значит, мне суждено потерять ее внимание, заслужить ее презрение и ненависть. Если нет возможности подчиниться прихоти Леоноры, то я выберу наш город, наших солдат, наше будущее. Будущее Джентилле и всех его наемников.