"Осколки любви"|JH|

7 глава

Джейден
- Не делай этого.
Я налил себе чашку кофе, прислонился к стойке и сделал неторопливый глоток, прежде чем ответить.
- Я не совсем понимаю, почему ты звонишь мне, Эндрю. Я главный операционный директор. Тебе следует поговорить с Джоном.
- Это чушь собачья, - прошипел Эндрю. - Ты дергаешь за ниточки за кулисами, и все это знают.
- Тогда все ошибаются, и это уже не в первый раз. - Я проверил свои часы Patek Philippe. Ограниченная серия, герметичные и водонепроницаемые, часы из нержавеющей стали обошлись мне в двадцать тысяч. Я купил их после того, как продал свою программу финансового моделирования за восьмизначную сумму, через месяц после своего четырнадцатого дня рождения. - Ах, уже почти время для моей ночной медитации. - Я не медитировал, и мы оба это знали. - Я желаю тебе всего наилучшего. Я уверен, что у тебя будет процветающая вторая карьера в качестве уличного музыканта. Ты ведь занимался в школе в оркестре, не так ли?
- Джейден, пожалуйста. - Голос Эндрю стал умоляющим. - У меня есть семья. Дети. Моя старшая дочь скоро начнет учиться в колледже. Что бы ты ни имел против меня, не втягивай их в это или моих сотрудников.
- Но я ничего не имею против тебя, Эндрю, - сказала я в разговоре, делая еще один глоток кофе. Большинство людей не пили эспрессо так поздно, боясь не уснуть, но у меня такой проблемы не было. Я никогда не мог заснуть. - Это бизнес. Ничего личного.
Меня удивляло, что люди до сих пор не поняли этого. Личным просьбам нет места в мире бизнеса. Это было "съешь или тебя съедят", и я, например, не стремился стать добычей.
Выживали только сильнейшие, и у меня были все намерения остаться на вершине пищевой цепочки.
- Джейден…
Я устал слышать свое имя. Это всегда был Джейден то, Джейден это. Люди, выпрашивающие время, деньги, внимание или, что хуже всего, привязанность. Это была чертова рутина. Это было действительно так.
- Спокойной ночи. - Я повесил трубку, прежде чем он успел еще раз попросить о пощаде. Нет ничего печальнее, чем видеть , или в данном случае слышать,  как генеральный директор превращается в нищего.
Враждебное поглощение Gruppmann Enterprises пройдет по плану. Мне было наплевать на эту компанию, но она была полезной пешкой в грандиозной схеме. Archer Group была компанией по развитию недвижимости, но через пять, десять, двадцать лет она станет намного больше. Телекоммуникации, е-комерция, финансы, энергетика... мир был готов к тому, чтобы я его захватил. Gruppmann был мелкой рыбешкой в финансовой индустрии, но это была ступенька к моим большим амбициям. Я хотел сгладить все нюансы, прежде чем вступать в схватку с акулами.
Кроме того, Эндрю был мудаком. Я точно знал, что он втихую урегулировал несколько дел со своими прошлыми секретаршами вне суда, обвиненный в сексуальных домогательствах.
Я заблокировал номер Эндрю для надежности и сделал мысленную заметку уволить своего помощника за то, что он позволил информации о моем личном мобильном телефоне попасть в руки человека, не входящего в мой жестко контролируемый список контактов. Она уже несколько раз облажалась - бумажная работа с ошибками, встречи, назначенные не на то время, пропущенные звонки от ВИП-клиентов , и это стало последней каплей. Я держал ее так долго только в качестве одолжения ее отцу, конгрессмену, который хотел, чтобы его дочь получила "реальный опыт работы", но ее опыт заканчивался в восьми утра завтрашнего дня.
Позже я займусь ее отцом.
В воздухе воцарилась тишина, когда я поставил чашку с кофе в раковину и направился в гостиную. Я опустился на диван и закрыл глаза, позволяя выбранным мной образам воспроизводиться в моей голове. Я не медитировал, но это была моя собственная хреновая форма терапии.
29 октября 2006 года.
Мой первый день рождения в качестве сироты
Когда я так говорю, это звучит удручающе, но это не было грустно. Это просто... было.
Меня не волновали дни рождения. Это были бессмысленные даты в календаре, которые люди отмечали, потому что они заставляли их чувствовать себя особенными, хотя на самом деле они совсем не были особенными. Как дни рождения могут быть особенными, если они есть у всех?
Раньше я считал их особенными, потому что мои родители всегда придавали этому большое значение. Однажды они взяли всю семью и шесть моих самых близких друзей в Six Flags в Нью-Джерси, где мы ели хот-доги и катались на американских горках, пока нас не стошнило. В другой год они купили мне новейшую приставку PlayStation, и я стал предметом зависти всего класса. Но некоторые вещи оставались неизменными каждый год. Я оставался в
кровати, притворяясь спящим, пока мои родители "пробирались" в мою спальню в дурацких бумажных шапочках-конусах и несли мой любимый завтрак - черничные блинчики, залитые сиропом, хашбрауны с хрустящим беконом на гарнир. Мой папа держал мой завтрак, пока мама возилась со мной и кричала: "С днем рождения!", а я смеялся и кричал, пока она щекотала меня. Это был единственный день в году, когда мне разрешали завтракать в постели. Когда моя сестра стала достаточно взрослой, чтобы ходить, она присоединилась к ним, перелезая через меня и путала мои волосы, пока я жаловался, что девчачьи вши заполонили всю мою комнату.
Теперь их больше нет. Больше никаких семейных поездок, никаких черничных блинчиков и бекона. Больше никаких дней рождения, которые имели бы значение.
Мой дядя постарался. Он купил мне большой шоколадный торт и привел меня в популярный в городе зал игровых автоматов.
Я сидел за столом в обеденной зоне и смотрела в окно. Думал. Вспоминал. Анализировал. Я не притронулась ни к одной из игр в зале игровых автоматов.
- Джейден, иди поиграй, - сказал дядя. - Это твой день рождения.
Он сидел напротив меня, крепко сложенный мужчина с волосами цвета соли с перцем и светло-карими глазами, почти такими же, как у моего отца. Он не был красавцем, но был тщеславен, поэтому его волосы всегда были идеально уложены, а одежда идеально отглажена. Сегодня он был одет в строгий синий костюм, который выглядел крайне неуместно среди всех этих липучих детей и измученных родителей в футболках, бродящих по игровому залу.
До "Того дня" я не часто видел дядю Джона. Когда мне было семь лет, они с отцом поссорились, и отец больше никогда о нем не говорил. Несмотря на это, дядя Джон взял меня к себе, вместо того чтобы позволить мне быть в приемной семье, что было очень мило с его стороны, я думаю.
- Я не хочу играть. - Я стучал костяшками пальцев по столу. Тук. Тук. Тук. Раз. Два. Три. Три выстрела. Три тела падают на пол. Я зажмурил глаза и использовал все свои силы, чтобы выкинуть эти образы из головы. Они вернутся, как возвращались каждый день с того дня. Но я не хотел уделять этому внимание сейчас, посреди вонючего пригородного зала игровых автоматов с дешевым синим ковролином и пятнами от водяных колец на столе.
Я ненавидел свой «дар». Если только не вырезать свой мозг, я ничего не мог поделать, поэтому я научился жить с этим. И однажды я сделаю это оружием.
- Чего ты хочешь? - спросил дядя Джон.
Я перевел взгляд на него. Он задержал его на несколько секунд, прежде чем опустить глаза.
Люди никогда этого не делали. Но после убийства моей семьи они действовали по-другому. Когда я смотрел на них, они отворачивались - не потому, что они меня жалели, а потому, что боялись меня, какой-то базовый инстинкт выживания глубоко внутри них кричал, чтобы они бежали и никогда не оглядывались назад.
Это было глупо, взрослые боялись одиннадцатилетнего, а теперь уже двенадцатилетнего мальчика. Но я их не винил. У них были причины бояться.
Потому что однажды я разорву мир на части голыми руками и заставлю его заплатить за то, что он  отнял у меня.
- Чего я хочу, дядя, - сказал я, мой голос все еще был чистым, высоким тоном мальчика, который еще не достиг половой зрелости. - Это месть.
Я открыл глаза и медленно выдохнул, позволяя воспоминаниям овладеть мной. Это был момент, когда я нашел свою цель, и я повторял ее каждый день в течение четырнадцати лет.
Мне пришлось посещать терапевта в течение нескольких лет после смерти моей семьи. На самом деле, больше одного, потому что никто не вторгался, и мой дядя продолжал заменять их в надежде, что один из них останется. Они никогда этого не делали.
Но все они говорили мне одно и то же , что мое навязчивое внимание к прошлому будет препятствовать процессу моего исцеления и что мне нужно направить свою энергию на другие, более конструктивные занятия. Одни советовали заняться искусством, другие — спортом.
Я предложил им засунуть свои предложения себе в задницу.

Терапевты не поняли. Я не хотел лечиться. Я хотел гореть. Я хотел истекать кровью. Я хотел почувствовать каждую жгучую боль.
И вскоре человек, ответственный за эту боль, тоже почувствует ее. В тысячу раз больше.