220 ярдов

Дублин, штат Огайо

Он кашлял, и кровь, заливая контрастно-белый воротничок его накрахмаленной блузы, стекала по толстой шее вниз и оставляла жирные маслянистые дорожки поверх тонкого шелкового орнамента из треугольников и ромбов на недешевой ткани. Филлип чувствовал, что с каждым вздохом толстяк тратил все больше сил, и потому только медлил, потирая костяшки испачканных в красном пальцев.

— Его нет в городе!.. — завыл Гаспаро и захлебнулся булькающей в горле кровью. — Нет, сколько раз повторять тебе, сукин ты сын!

— Оставь, а, — фыркнул в ответ Филлип. Он порядком устал слушать однотипные ругательства: на поверку оказалось, что пресловутые итальяшки английских острых словечек знают наперечет всего ничего, и за последние пару часов Уиллард удостоился уже всех скучных прозвищ, которые тупоголовые охранники Гаспаро смогли придумать. — Моя матушка, верится мне, была довольно приличной женщиной.

— Мразью она была! — охотно подхватил Гаспаро, согнувшийся у дырявой от пуль стены неподъемным мешком в дорогом костюме. — Породила крысу и предателя! Чтоб ей издохнуть, как собаке!

— О, не переживай. Она, если и существовала, уже давно померла.

Филлип позволил себе отойти от грузного тела Гаспаро и затянуться оставленной на черном столике сигаретой. Дешевой, как и пойло охранников итальянца; Филлип не удивился, что своим прихвостням Гаспаро отдавал совсем не лучшие куски.

— Так и будем препираться до рассвета? — спросил Уиллард, устраиваясь в кресле — он подвез его, скребя тяжелыми ножками по полу, прямо к ботинкам Гаспаро, и расположился аккурат напротив итальянца, несмотря на явно больные ребра. Охрана у итальянца в этот раз, в противовес покойным Сальваторе, была на уровне, и отделала Филлипа, как приличную отбивную, прежде чем он успел вырубить их. Судя по мерному сопению и храпу, оба здоровяка приходить в себя не спешили. Филлип прислушался к неподвижной тишине соседней комнаты, после чего, поморщившись, развернулся обратно к оставленному без внимания Гаспаро.

— Ну и?

— Что еще? — визгливо отозвался итальянец. — Я сказал же: я знать не знаю, где сейчас Лучано! У тебя, Уиллард, рот маловат для такой рыбешки!

— Ошибаешься...

Сигаретный дым заклубился у лица Гаспаро живописными облаками, Филлип выдохнул в воздух, прикрывая глаза. Не хватало только стакана с виски, но об алкоголе он заставил себя не думать. Мышцы спины и боков нещадно ныли, вот-вот грозясь искрошить позвоночник и треть ребер, но он поерзал в кресле, нашел наиболее удобную для себя позу и замер, ожидая, когда толстяк расколется. Времени у него было предостаточно. Если вспомнить о своей природе, то тысячу лет, не меньше.