Через рот

Глава четвертая, в которой умение говорить решает все проблемы

Нога продолжает болеть, и врачи не могут найти этому объяснение. Говорят, фантомные боли из-за стресса. Естественно, Антон этому не верит, просто бесится, что колено третий месяц крутит как в мясорубке.  Из-за больной ноги он не может рассекать на электричках, так что с Эдом они видятся редко. В основном, когда тот приезжает в Москву из своего залупья или по-дружески оплачивает Антону такси. Но сегодня его подвозит Крид, который всё равно ехал с Арсением на турбазу за город — им по пути.  Антон становится свидетелем их ссоры на идиотскую тему «бассейн или баня». Даже он чувствует, что проблема не в бассейне и не в бане, она в том, что эти двое элементарно не умеют общаться друг с другом, и в их отношениях скопилось слишком много с трудом сдерживаемого негатива.

Он и сам иногда злится на Арсения и еле держится, чтобы не сорваться: но тот ведь не виноват, что Антон в него так неосторожно влюбился и теперь вынужден хранить эту тайну. Это не так уж сложно, кроме моментов, когда друг заводит частую песню «Эх, Антон, как бы хорошо было с тобой».  Машина скрипит шинами по мерзлому асфальту, дворники работают без остановки: снег валит хлопьями, привнося хоть что-то интересное в быстро темнеющее везде. Радио молчит, и в салоне после вымученной ссоры тишина, давящая на мозг. Так хочется, чтобы ее хоть кто-то разорвал.  — Эду привет передавай, — с натянутым весельем говорит Крид, заезжая во двор. — Арс, может, зайдем ненадолго? Чисто поздороваться.  — Вы же виделись с ним вчера, — цокает Арсений, который Эда недолюбливает: считает, что тот быдло, при том что Антон и сам быдло. — И нам еще два часа дороги, ты хочешь по темноте ехать?  — Да уже почти темно, так какая разница?  — Такая, что не будет «чисто поздороваться», вы начнете болтать, и мы уедем только ночью. Антон, ты точно не хочешь с нами на турбазу?  Антон точно не хочет с ними на турбазу. Они как-то ходили втроем в кино, и это был отвратительный вечер: что сначала, когда Крид и Арс сосались во время завязки фильма, что в конце, когда они умудрились посраться, и Антону пришлось бегать от одного к другому, как Гермиона во время ссоры Гарри и Рона в «Кубке огня».  — Нет, не хочу вам мешать, к тому же я Эду обещал приехать.  — Ладно. — Арсений грустно вздыхает. — Тебе помочь до лифта дойти?  — Не, нога почти не болит, всё нормально.  Машина тормозит у нужного подъезда, они прощаются до понедельника, и Антон вылезает. Он соврал: нога болит жутко, и единственное желание в связи с этим — напиться в говно, чтобы хоть немного притупить боль. И физическую, и душевную. До лифта он добирается со слезами от боли на глазах, а в квартиру Эда вваливается еле дыша.  — Чувак, ты норм? — охуевающе спрашивает Эд, подхватывая его под мышки — Антон морщится. — Выглядишь, как будто щас подохнешь.  — Есть бухло?  — Ясен хрен, — судя по голосу, тот всё еще охуевает.  — Наливай.  ***  Ира куда-то уехала с новым парнем, а жаль: Антон с удовольствием уткнулся бы в ее пышную грудь и поныл. За эти три месяца он несколько раз звонил ей поплакаться. Она всегда дает дельные советы вроде «Поговори со своим придурком и признайся ему наконец» или «Поменяйся с Щербаковым койками и найди себе другого парня», но, как и положено идиоту, Антон их проигнорировал.  Наверняка вы тоже так делали. Если нет, вам положены поздравления: вы тот самый друг, который дает отличные советы, но которого абсолютно никто не слушает. Или слушает, но затем всё равно делает по-своему. Или ни хуя не делает. Короче, не тратьте время впустую на такие вот советы, лучше вместо этого подрочите. Серьезно, полезнее будет. Приятнее уж точно.  Распитая бутылка вискаря развязывает языки, и Антон с какого-то хрена решает, что настало время признаний. Он резко отодвигает от себя тарелку с сырной нарезкой, будто она помешает словам дойти до адреса, и заявляет:  — Я люблю Арса.  — Я знаю, — пьяно отвечает Эд.  — Откуда?  — Так мне Ира еще три месяца назад сказала. Она же не умеет хранить секреты, всё мне рассказывает. Сука, так жаль, что она съезжает, я буду скучать по ее болтовне...  — Они с Артёмом решили съехаться? Жесть, встречаются же всего месяц.  — Ага, но она типа втюрилась по уши. После Нового года сваливает. Буду жить один, сам с этого хуею... Скорее всего подохну от голода, если Булка не приедет покормить. — Его речь немного вялая от выпитого алкоголя.  Крид, по рассказам, отлично готовит — и любит это делать. Жестокая ирония судьбы в том, что он обожает рыбу, потому что в ней много белка, каких-то там насыщенных или не очень кислот, витаминов и так далее, а Арсений рыбу ненавидит.  А еще Крид фанат азиатской кухни, а она насквозь острая. Антон сам был свидетелем, как Арсений иногда ел его кулинарные шедевры, а потом закидывался Имодиумом или запирался в туалете.  С Эдом в этом плане никаких проблем: он жрет всё, что плохо лежит, что хорошо лежит, а то, что не лежит, он укладывает и тоже жрет.  — Вы такие заебатые друзья, — закидывает Антон удочку.  — С Булкой-то? Ага.  — Любишь его?  — Ага, — отвечает Эд на автомате, слишком занятый нарезанием лимона, чтобы контролировать речь, и тут же тупит: — Стоп, че?  — Спросил, любишь ли ты его.  И он меняется прямо на глазах: взгляд из стеклянного становится осмысленным, осанка выпрямляется, всю ауру опьянения как сдувает.  — Естественно, — четко, без всяких там алкогольных ноток, говорит он. — Люблю, как друга. Как тебя, например.  — Меня бы тоже трахнул?  Эд хмурится и смотрит на Антона злобно, а тот старается держать лицо, чтобы ни одна мышца не дрогнула. Эта молчаливая дуэль продолжается недолго — Эд довольно быстро сдается и сникает:  — Откуда знаешь?  — Ира сказала. Она же не умеет хранить секреты, а ей сказал Крид.  — Ясно, — усмехается он. — Арс твой в курсе?  — Нет, но догадывается, мне кажется. Или просто чувствует, но мы это с ним не обсуждали. Да я бы и не стал... Ира, кстати, думает, что ты не помнишь. Типа был бухой, и память отшибло.  Эд кидает кружок лимона в стакан с коньяком, делает пару глотков. Смотрит грустно куда-то в стенку, и Антон узнает этот взгляд: у Арсения порой такой же.  — Лучше бы отшибло. В натуре, лучше всё это забыть, чем постоянно прокручивать детали в башке. Два года прошло, а я помню так, будто вчера было.  Раньше Антон злился, что Эд не рассказал ему раньше — сейчас он хорошо его понимает. Все эти воспоминания о чем-то интимном кажутся драгоценными, их буквально от сердца отрываешь. Но, даже если это и алмазы, они давят и режут изнутри, колют легкие, мешая дышать. Уж лучше хоть с кем-то ими поделиться.  — Расскажешь? — осторожно предлагает он.  — Нечего рассказывать, — Эд делает еще один глоток, — я тогда в общаге жил, Булка ко мне приехал, я нажрался. Сильно, в мясо, ты меня таким не видел, да я и не был таким больше никогда. Обычно я либо блюю, либо сразу вырубаюсь, а тут, знаешь, типа море по колено. Ну и решил, что нужно реально море — и мы попиздовали в басик. Ночь, тишина, там холодёра была страшная.  Такие рассказы не прерываются — поэтому Антон слушает.  — Ну и, короче, Булка начал: «Прыгай-прыгай, ты же не прыгнешь». А я ему такой: «Спорим, прыгну?», а он мне: «Ставлю отсос, что не прыгнешь». И дело ваще не в том, что я хотел отсоса — у меня тогда девка была какая-то, отсосов хоть жопой жуй... Бля, тупая фраза. Ну, короче, нам было весело, и я разделся и сиганул в воду.  Пауза становится слишком длинной: Эд явно погряз в воспоминаниях. Антон осторожно выводит его из транса:  — А потом?  — Потом он сиганул ко мне, хотя был трезвый стопроц. И начал жаловаться, что ему холодно, вода, мол, ледяная. Я шутканул: «Иди, погрею». И он поплыл ко мне, я его обнял... А он же красивый, шо пиздец. И глаза, знаешь, такие голубые, это я четко помню, хотя там был мрачняк ваще. Обычно глаза у него серые, а тут такие... яркие. И я смотрю в них и понимаю, что поплыл.  — Каламбур, — случайно ляпает Антон. Они с Арсением постоянно подмечают каламбуры, могут начать их перебирать, даже если это не к месту. Эд кидает на него злобный взгляд. — Извини, дурацкая привычка.