Через рот

Глава третья, в которой до Антона доходит, но слишком поздно

Колено болит адски. Антон сначала думал, что сломал себе коленную чашечку, но в травмпункте диагностировали сильный ушиб и разрыв подколенного сухожилия. Как он так умудрился — вопрос, но с передвижениями в ближайшие пару недель ему советуют быть осторожным.  Это расстраивает, но зато служит стопроцентным освобождением от вечеринки. Так что он лежит на кровати и наблюдает за чужими сборами. Эд должен подойти к общежитию через десять минут, а Арсений до сих пор не выбрал свой сегодняшний лук. Образов двадцать сменил, и у Антона уже язык болит на каждый говорить, как же ему идет.

Ему и правда идет всё, что бы он ни надел. Ну, исключая футболку с принтом «PEN IS ART», которая идет тоже, но выглядит чересчур вызывающе.  — А так? — Арсений поворачивается от зеркала, показывая на себе белую рубашку с коротким рукавом и черные джинсы, до неприличия обтягивающие задницу. — Похож на работника Макдональдса?  — Арс, ты выглядишь охуенно, и если ты не прекратишь передо мной вертеться, у меня встанет.  — М-м-м, чувствую что-то мокрое между булок, не твой ли это язык? — смеется тот и подходит ближе. — Мешки слишком выделяются?  — Какие мешки? — нарочито удивленно переспрашивает Антон, получая новую порцию смешков.  — Дурак. Я и так жутко волнуюсь... Черт, я так люблю Егора, что сейчас обосрусь от страха... Мне нечем, правда.  Он так паникует, что Антону хочется поцеловать его для успокоения, но у них это не принято: они не целуются за пределами постели. Антон даже готов нарушить эту традицию, но физически не может подняться из-за колена — и в дверь стучат.  Арсений хмурится, но молча подходит и открывает.  — О, привет, Скруджи.  — Привет, пацан, — здоровается Эд и хлопает его по плечу — и Антон завидует, что тот может так легко к нему прикоснуться. — Че, расписаться тебе на сиськах?  — Увы, там слишком мало места.  — Ты как вошел? — удивляется Антон. — Я думал, ты на улице подождешь.  — А вот, надо иметь связи, — подмигивает он. — Ну, че как? Оторвали зайке лапу?  Он выглядит как обычно: потертые джинсы, растянутая футболка. Забавный контраст с Арсением, которого можно хоть сейчас снимать для каталога одежды.  — Там мишка был, — поправляет его тот.  — Надо же, и красивый, и умный. Булке повезло.  Арсений, очевидно, смущается, потому что тут же прикусывает губу и нервно поправляет челку — Антон за пару недель все эти жесты выучил.  — На тренировке потянул, но жить буду, — отвечает он Эду, чтобы избавить их двоих от необходимости вести неловкий диалог. — Как сам?  — Усиленно поддерживаю трезвость, потому что моя очередь.  Арсений непонимающе переглядывается с ним, так что Антон объясняет:  — У них с Кридом такая система: если один планирует напиться, второй не пьет, чтобы подстраховать и не дать натворить дичи.  — Ага, — соглашается Эд, бесцеремонно двигая кучу одежды на кровати Арсения и садясь на освободившееся место. — Но это не спасло меня от того, чтобы ночью два года назад сигануть в местный бассейн с голым задом.  — Тогда Крид же прыгнул с тобой? — Антон хмурится, вспоминая. — Ты вроде рассказывал.  — Ну да, он был трезвый, но решил, хули бы и нет. — Эд улыбается и выглядит таким счастливым, что это кажется странным. — Заебатая была ночка, честно тебе скажу.  Стоящий рядом Арсений недовольно хмурится, и Антон совсем теряется: вот уж что точно странно. Может, он ревнует Крида? Глупо, но всякое бывает. Ира вот очень ревновала к друзьям Эда, особенно к тому же Криду.  — Может, пойдем уже? — Арсений раздраженно, рывками дергает кожанку с вешалки. — Нам еще на метро пилить.  — Расслабься, принцесса, я на тачке. Довезу прям до замка.  Антон жалеет, что вообще предложил им пойти вдвоем. Дело не в Эде, конечно, но предчувствие нехорошее.  — Пойду подышу пока, — фыркает Арсений и, накинув куртку, выходит из комнаты. Антон провожает его взглядом, жалея вдвойне: он ведь так и не поцеловал его.  — Точно не хочешь пойти? — Эд достает пачку сигарет, но Антон качает головой: Арсению не нравится запах курева в комнате, да и он последнее время почти не курит. — Выпьешь немного, расслабишься.  — Мне что-то вкололи в ногу, так что бухать нельзя. Проследишь, чтобы и Арс особо не бухал, окей?  — Антох, я ему не нянька.  — Давай, пожалуйста. Заказываю ему услугу «трезвый друг».  Эд смотрит на него так долго, будто они играют в гляделки. Взгляд усталый, а вздох — тяжелый.  — Че, права была Ирка?  — А? В смысле? — Антон не помнит, говорила ли Ира что-то полезное за последние года три: а знакомы они как раз три года.  — Да не, забей. Постараюсь присмотреть за ним, но ниче не обещаю.  ***  Нога снова начинает болеть, так что Антон глотает какой-то выданный врачом обезбол — и сонливость накатывает такая, что вырубает до поздней ночи. Когда он просыпается, на часах половина третьего, свет в комнате по-прежнему включен, а куча одежды всё так же громоздится на кровати Арсения.  Телефон молчит: ни одного пропущенного вызова, ни одного пришедшего сообщения. Наверное, парням на вечеринке классно.  Сто процентов Арсений таки склеил Крида, и теперь они трахаются где-нибудь в закрытой спальне родителей на шикарной кровати с балдахином. Почему-то Антону там представляются лепестки роз и ароматические свечи, пахнущие чем-то восточным. Арсений в лепестках и в мягком свете должен быть удушающе красивым: от него ведь и так перехватывает дух — он вообще создан для дурацких фотосессий в стиле рекламы парфюма.  Антона мутит. Он успокаивает себя, что тошнота из-за лекарств, но даже со своим эмоциональным интеллектом понимает, что это обычная ревность.  — Ревновать нормально, — говорит Антон, потому что в комнате всё равно никого нет, а мама как-то советовала рассуждать вслух — это помогает систематизировать мысли. — Тебя просто расстраивает, что ты лишаешься постоянного секса. И злит, что Арс выбрал не тебя.  Мозгом он понимает, что они не в магазине, и они с Кридом — не майонезные пачки на полке, но эти дурацкие сравнения не отпускают. Причем Крид — премиальный майонез из страусиных яиц, а Антон — «Слобода» по сто рублей за литр.  Слова Иры вспоминаются лишь сейчас.  «Ты в этого чудика влюбился, Антон».  — Не может быть, — бормочет он, глядя в потолок. Штукатурка растрескалась, складывая мрачные узоры, словно выписанные тонкой кистью.  Он хочет позвонить Эду, но осекает себя: тот занят на вечеринке, может, сам кого-нибудь снимает. Поэтому Антон ищет в списке контактов Иру.  — Да? — отвечает она быстро, хотя и сонно. — Что случилось?  Кажется, она напугана. Еще бы: когда среди ночи тебе звонит человек, который до этого не звонил ни разу, это действительно может напугать.  — Всё нормально, Ир. Прости, что разбудил. Думал, что ты не спишь, суббота же.  — Три часа ночи, придурок, — рявкает она в трубку. — Ты что, охуел? Я подумала, что-то стряслось с Выграновским.  Эд удивительно везуч: только левую руку он ломал шесть или семь раз. Пожалуй, чтобы убить его, понадобятся яд и петарда в задницу.  — Я по другому поводу... Совет твой нужен.  Ира молчит: очевидно, в ней борются желание послать его на хуй и чувство собственной важности, что за советом обращаются именно к ней.  — Ладно, — сдается она.  — Помнишь, ты предположила, что я влюбился в Арса, — спрашивает он и, дождавшись равнодушного «Ага», продолжает: — Почему?  — Ты такой конченый, Антон.  Смешно, но на первом курсе она была милой и очаровательной, всем хотела понравиться, а потом в какой-то момент заебалась и стала собой. Наверно, с тех пор Антон ее уважает, пусть между ними и никогда не клеилась дружба.  — Это не ответ. Вернее, это ответ, но не на тот вопрос.  — То, как ты говорил о нем. С восхищением, словно ты никого необыкновеннее в жизни не встречал. И у тебя лицо было такое... Влюбленное. Я знаю, как это выглядит.