Бернардо:Совсем такой, как был король покойный.

Марцелл:Ты книжник; обратись к нему, Горацио.

Бернардо:Похож на короля? Взгляни, Горацио.

Горацио:Да; я пронизан страхом и смущеньем.

Бернардо:Он ждет вопроса.

Марцелл:Спрашивай, Горацио.

Горацио:Кто ты, что посягнул на этот час. И этот бранный и прекрасный облик, В котором мертвый повелитель датчан. Ступал когда-то? Заклинаю, молви!

Марцелл:Он оскорблен.

Бернардо:Смотри, шагает прочь!

Горацио:Стой! Молви, молви! Заклинаю, молви!

*Призрак уходит.*

Марцелл:Ушел - и не ответил.

Бернардо: Ну что, Горацио? Дрожишь и бледен? Пожалуй, это не одна фантазия? Что скажешь ты?

Горацио:Клянусь вам богом, я бы не поверил, Когда бы не бесспорная порука. Моих же глаз.

Марцелл:Похож на короля?

Горацио:Как ты сам на себя. Такой же самый был на нем доспех, Когда с кичливым бился он Норвежцем; Вот так он хмурился, когда на льду. В свирепой схватке разгромил поляков. Как странно!

Марцелл:И так он дважды в этот мертвый час. Прошел при нашей страже грозным шагом.

Горацио: Что в точности подумать, я не знаю; Но вообще я в этом вижу знак. Каких-то странных смут для государства.

Марцелл: Не сесть ли нам? И пусть, кто знает, скажет, К чему вот эти строгие дозоры. Всеночно трудят подданных страны? К чему литье всех этих медных пушек. И эта скупка боевых припасов, Вербовка плотников, чей тяжкий труд. Не различает праздников от будней? В чем тайный смысл такой горячей спешки, Что стала ночь сотрудницею дня? Кто объяснит мне?

Горацио: Я; по крайней мере. Есть слух такой. Покойный наш король, Чей образ нам сейчас являлся, был, Вы знаете, норвежским Фортинбрасом, Подвигнутым ревнивою гордыней, На поле вызван; и наш храбрый Гамлет - Таким он слыл во всем известном мире - Убил его; а тот по договору, Скрепленному по чести и законам, Лишался вместе с жизнью всех земель, Ему подвластных, в пользу короля; Взамен чего покойный наш король Ручался равной долей, каковая. Переходила в руки Фортинбраса, Будь победитель он; как и его. По силе заключенного условья. Досталась Гамлету. И вот, незрелой. Кипя отвагой, младший Фортинбрас. Набрал себе с норвежских побережий. Ватагу беззаконных удальцов. За корм и харч для некоего дела, Где нужен зуб; и то не что иное - Так понято и нашею державой, - Как отобрать с оружием в руках, Путем насилья сказанные земли, Отцом его утраченные; вот. Чем вызваны приготовленья наши. И эта наша стража, вот причина. И торопи и шума в государстве.

Бернардо: Я думаю, что так оно и есть. Вот почему и этот вещий призрак. В доспехах бродит, схожий с королем, Который подал повод к этим войнам.

Горацио: Соринка, чтоб затмился глаз рассудка. В высоком Риме, городе побед, В дни перед тем, как пал могучий Юлий, Покинув гробы, в саванах, вдоль улиц. Визжали и гнусили мертвецы; Кровавый дождь, косматые светила, Смущенья в солнце; влажная звезда, В чьей области Нептунова держава, Болела тьмой, почти как в судный день; Такие же предвестья злых событий, Спешащие гонцами пред судьбой. И возвещающие о грядущем, Явили вместе небо и земля. И нашим соплеменникам и странам.

*Призрак возвращается.*

Но тише, видите? Вот он опять! Иду, я порчи не боюсь. - Стой, призрак! Когда владеешь звуком ты иль речью, Молви мне! Когда могу я что-нибудь свершить. Тебе в угоду и себе на славу, Молви мне! Когда тебе открыт удел отчизны, Предвиденьем, быть может, отвратимый, О, молви! Или когда при жизни ты зарыл. Награбленные клады, по которым. Вы, духи, в смерти, говорят, томитесь,

*Поет петух.*

То молви; стой и молви! - Задержи. Его, Марцелл.

Марцелл:Ударить протазаном?

Горацио:Да, если двинется.

Бернардо:Он здесь!

Горацио:Он здесь!

*Призрак уходит.*

Марцелл:Ушел! Напрасно мы, раз он так величав, Ему являем видимость насилья; Ведь он для нас неуязвим, как воздух, И этот жалкий натиск - лишь обида.

Бернардо:Он бы ответил, да запел петух.

Горацио: И вздрогнул он, как некто виноватый. При грозном оклике. Я слышал, будто. Петух, трубач зари, своей высокой. И звонкой глоткой будит ото сна. Дневного бога, и при этом зове, Будь то в воде, в огне, в земле иль в ветре, Блуждающий на воле дух спешит. В свои пределы; то, что это правда, Нам настоящий случай доказал.

Марцелл: Он стал незрим при петушином крике. Есть слух, что каждый год близ той поры, Когда родился на земле спаситель, Певец зари не молкнет до утра; Тогда не смеют шелохнуться духи, Целебны ночи, не разят планеты, Безвредны феи, ведьмы не чаруют, - Так благостно и свято это время.

Горацио: Я это слышал и отчасти верю.  Но вот и утро, рыжий плащ накинув, Ступает по росе восточных гор. Прервемте стражу; и, я так бы думал, То, что мы ночью видели, не скроем. От молодого Гамлета; клянусь, Что дух, немой для нас, ему ответит. Согласны вы, чтоб мы ему сказали, Как это нам велят любовь и долг?

Марцелл: Да, я прошу; и я сегодня знаю, Где нам его найти всего верней.

*Уходят.*

Уильям Шекспир. Гамлет, принц датскийWhere stories live. Discover now