Выклюйте мне очи

Ветер колыхал колосья в сером поле, вокруг не было никого кроме одного человека, пытающегося укутаться от холода в свой чëрный лëгкий плащ. Мужчина дрожал от холодного ветра, тяжело шагая по грязи, едва ли не увязая в ней.
Над его головой вились птицы, ожидающие когда бывший великий фюрер упадëт от усталости и можно будет выклевать из ещё тëплой плоти куски свежего мяса.
Блеск птичьих глаз неотрывно следил за арийцем, который неуверенно двигался вперёд, с трудом преодолевая усталость. Ему хотелось сдаться, но он не мог, ему хотелось упасть на землю и утонуть в вонючей коричневой глине и жиже из чернозëма и грязи, но он не мог. Чëрные сапоги утопали в грязи но он упорно продолжал двигаться, косясь на птиц.
Вдруг одна из семейства пернатых спикировала на немца, выставив когти вперëд и задев ими его голову. Чëрная фуражка с серебряным орлом упала с макушки нациста, откатившись в лужу. Сам бывший фюрер покачнулся и грохнулся лицом в грязь под злобный гогот птиц. Его алый глаз метнулся на сидящих тут и там воронов. Именно воронов. Чëрных воронов. Так их определил сам Третий, несмотря на что его знания в орнитологии были весьма скудными.
Немец с трудом поднялся на локтях, приготовившись встать, как вдруг одна из птиц вновь слетела с места и пролетела рядом с бывшим фюрером, пройдясь когтями по его лицу. Рейх рвано выдохнул, хрипнув и прикрыв лицо рукой. Немец вновь предпринял попытку встать, держась рукой за поцарапанный глаз.
Ноги с трудом подняли худое тело, как в тот же момент на немца налетел самый крупный из воронов, вцепившись ему когтями в плечи и схватив клювом глазное яблоко нациста, видное сквозь его тонкие белые от холода пальцы. Ариец безумно засмеялся, расправив руки в стороны и дав птице выклевать содержимое его глазницы. Бывший фюрер весело заходился в смехе, чувствуя как ворон вытаскивает орган зрения, уже находу поедая его.
Оставшийся глаз нациста заблестел безумством, неотрывно смотря на птицу. Чëрные глаза-бусинки пернатого с некой тоской, ненавистью и непониманием ответили на взгляд немца, будто задавая вопросы "Почему? За что? Как так?". Нацист лишь улыбался, весело смотря в глаза существу. Рука в белой перчатке погладила ворона по шелковистым перьям, заставив существо остановиться с поеданием глазного яблока.
Пальцы ласково водили по оперению, будто извиняясь перед своим мучителем. Ворон резко взмахнул крыльями и отлетел в сторону, забрав с собой глаз арийца, но так и не съев его. Зрачки птицы грустно блеснули, устремляясь на немца.
Третий Рейх печально улыбнулся птице, попытавшись что то сказать, но его язык не пошевельнулся, а голос так и не прозвучал.
Птица, держащая в клюве остатки глаза фюрера, следила за тем как к нацисту подлетают другие, царапая когтями его плоть, вырывая куски мяса, но Рейх казалось не обращал на них внимание, вытянув руку к той что вырвала его глаз.
- Какой ты красивый. - промурлыкал фашист, поглаживая чëрные шелковистые перья. Существо не шевелилось, позволяя ослабевающему арийцу продолжать играть с тонкими перьями. Фюрер слабо улыбнулся, не сводя глаз с пернатого.
- Ты так похож на него. Такой же красивый, сильный, мужественный. - усмехнулся немец, осев от слабости на землю.
Ворон громко крикнул и раскрыл чëрные, как смог, крылья отогнав своих братьев от убийцы народов и вновь вернув на него свои глазки-бусинки.
Рейх благодарно улыбнулся ворону.
- Спасибо. - тихо прохрипел Третий, разглядывая своего спасителя единственным глазом.
Птица прижалась головой к чëрному мундиру арийца, игриво схватив клювом пуговицы со свастикой на его кителе и посматривая боком на самого нациста. Рейх устало улыбался существу. Птица игралась с пуговицей, не сводя глаз с фюрера, чëрные точки замечали каждое движение пальцев.
Фюрер усмехнулся, по детски показав пернатому язык. Повреждëнное ядовитыми парами горло издало полухрип полустон, заствив чëрную птицу заволноваться.
- Ты всë ещё волнуешься о враге народа? О том кто принёс в твою жизнь ужас и смерть? - немного удивлённо прохрипел ариец,  разглядывая пернатого спасителя.
Птица не ответила, опустив голову и сильнее прижавшись к парню.
- Неужели ты не рад моей смерти? - поднял глаза на небо, будто ожидая ответа. Вместо него на лицо нациста упало пара капель начинающегося дождя.
- Неужели ты оплакиваешь меня? После всего что я натворил? После той боли что я тебе принёс? Не ты ли говорил что будешь танцевать на моей могиле, на моих костях?
В горле появился ком, не дающий говорить. Истерика нарастала, а пальцы начали медленно неметь.
- Ответь мне! Ответь мне, СССР, зачем ты оплакиваешь меня!? - закричал в небо Третий. - Зачем!? Зачем!?
Небо разрезала белая молния, заставив немца успокоиться.
- Молчишь? Снова? Как тогда? Снова молчишь? Снова терзаешь меня, а, Союз? Почему ты просто не можешь меня ненавидеть?
Третий пнул ногой камень, двинувшись вперëд по серой дороге. Птицы на столбах снова начали смеяться и кричать, подражая многочисленным голосам, когда то знакомых стран.
Пернатый, сидящий на плече Третьего, прижался к его щеке головой, наблюдая как из единственного глаза немецкого фюрера прозрачной дорожкой текут слезы.
Рейх вяло брëл вперёд по бесконечной дороге, по разбитой колëсами грязи и камням дороге, прочувствовавшей многих скорби и боли под ногами страдающих.
"Смоленская дорога." - вспомнил немец, разглядывая покарëжанные груды металла и пока ещё живые тела, пленëнные твëрдой оболочкой мëртвой машины.
Птица плакала, смотря на трупы и ужасаясь им.
- Прости. Это натворил я. Это натворила моя жажда власти. Это натворили мои амбиции. Это натворил мой эгоизм. - стрелы вины раз за разом пронзали тело нациста, сбивая его с ног, со своего конечного пути.
- Я - монстр. Я убил тебя. Я убил себя. Я убил нас. - бормотал бывший фюрер, покачиваясь из стороны в сторону при ходьбе. Ноги уже его не слушались, последние силы испарялись. Птица на плече немца будто плакала, жалея, ужасаясь и всей душой ненавидя причину всего этого бедствия.
Рейх осел на землю. Грязь прилипла к подолам его шинели, а грудь с трудом наполнилась воздухом. Прожённые гарю лёгкие сильно заболели, ускоряя тиканье последних минут жизни немца.
Ариец улыбнулся, чувствуя как холодные длинные пальцы смерти окончательно смыкаются на его глотке.
- Ты должен. - обратился к птице Третий. - Либо ты, либо они это сделают. Прошу, Союз.
Птица не дождалась окончания, принявшись когтями и клювом разрывать глотку немца на куски. Плоть отлетала в стороны, а из глотки некогда внушающего страх фюрера отлетали ошмётки плоти, падая на землю и орошая её багряной кровью. Нацист начал задыхаться, радостно смеясь. Он свободен, свободен от боли, свободен от своих грехов, свободен от жизни, свободен от казни. Он свободен от всего этого ужасного мира. Он - больше ничто, кроме как кровавый отпечаток на страницах истории.
Он - лишь страшное прошлое, которое никто не забудет.

И Рейх очнулся, весь в поту, с потрясающе ясным сознанием, что он погиб, что в мире так чудовищно безнадежно и мрачно, как не может быть и в преисподней, за могилой. Она, эта боль, была так сильна, так нестерпима, что, не думая, что он делает, не сознавая, что из всего этого выйдет, страстно желая только одного  хоть на минуту избавиться от нее и не попасть опять в тот ужасный мир, где он провел весь день и где он только что был в самом ужасном и отвратном из всех земных снов, он нашарил и отодвинул ящик ночного столика, поймал холодный и тяжелый ком револьвера и, глубоко и радостно вздохнув, раскрыл рот и с силой, с наслаждением выстрелил.