Болела затекшая рука, отвратительно пахло больницей и апельсинами. Только что почищенными сочными апельсинами.
Некит все же соизволил открыть слезящиеся глаза и узреть мир. Крохотная палата, в вену вставлена капельница, левое запястье загипсовано и ужасно чешется, словно под гипсом бегает чокнутый таракан.
— Неплохо я упал. Качественно, — хрипло пробормотал он, оглядывая палату. На тумбочке стояла глубокая тарелка с апельсинами, пахло от них одуряюще, и Некит морщил нос, чтобы не расчихаться.
На стуле у кровати сидел папа и тихо что-то нашептывал себе во сне. Мужчина выглядел несколько осунувшимся, под глазами залегли тени.
— Пап, — голос прозвучал еле слышно, сухие губы отказывались выпускать звук наружу.
Омега дернулся и осоловело глянул на сына. Непонимающе хлопнул глазами. Секунду царила тишина.
— Ну наконец-то! Я думал, ты вообще в себя не придешь. Врач сказал ты будешь спать, как минимум до завтрашнего утра.
Некит слабо понимал, что сказал отец, запах апельсинов не давал ему покоя. Кто вообще решил ему их принести?
Отец сидел и смотрел в одну точку, Некит старательно пытался подобрать слова и спросить, что же произошло. А еще он чувствовал, что чего-то не хватает. Чего-то необходимого, важного. Но чего — он понять не мог. Это причиняло определенные неудобства, затуманенный лекарствами мозг соображал слабо.
Ник посмотрел на зеркальный потолок и чуть слышно застонал. Выглядел он отвратительно.
Грязные волосы сбились, щеки снова впали, губы были бледными и заметно отливали синевой. Заострился и без того длинноватый нос.
— Меня что, пытали?
Эрик, против воли, хмыкнул и улыбнулся.
— Не совсем, так, помяли чуток, пока везли.
— Кто принес апельсины?
— Не помню имени. Высокий такой, чернявый, смуглый. Пахнет еще от него чем-то таким… травянисто-медовым.
— Катон, что ли? — у Некита от удивления даже глаза слезиться перестали.
— Да, со школы еще который.
— Знает же, зараза, что я апельсины терпеть не могу, — растянул в дикой улыбке сухие губы Некит. Нижняя тут же треснула, на ней повисла маленькая капелька крови. — Черт.
Он прикусил губу, облизывая ее, чтобы не распухла.
— Сюда я с чем загремел?
С отцовского лица сползла маска облегчения и радости.
— Врачи диагностировали у тебя сильный передоз подавителями, если бы не Дэн, ты бы до больницы не доехал.
— Причем здесь Дэн?
— Он, вообще-то, будущий медик, третий курс вот закончит в этом году. Я рад, что медицинский с вашим универом совместили десяток лет назад. Не знаю, как уж он тебя там откачивал, но врачи сказали, если бы тебе прямо там желудок не прочистили, до больницы везли бы только твое тело. На вскрытие. Здесь уже прооперировали…
Прооперировали?
— Мне весь желудочно-кишечный тракт вырезали? — решился на шутку Некит, но голос прозвучал испуганно.
— Нет, всю систему выделения перестроили. У тебя печень, во-первых, сдала позиции, ты когда свою задницу в зеркало увидишь — не упади, я такой сильной аллергической реакции еще ни разу не видел, даже когда у твоего отца из-за арахисового масла лицо распухло.
Некит испуганно заелозил задницей по простыням. Только не это, черт побери!
— Ну да аллергия — это понятие временное, через пару дней сойдет. А во-вторых, передозировка повлияла на половую систему, воспалилась маточная область. Врач сказал, что тебе еще повезло, что ты не девственник — рвать плеву, чтобы добраться до воспаленных частей — сомнительное удовольствие. Тебя надрезали слегка, поэтому задницей сильно не верти.
У Некита было такое чувство, словно отец чего-то не договаривает. Он тоже чувствовал, что что-то не так, но молчал. Нику было жалко свою несчастную задницу, все-таки аллергия да хирургическое вмешательство вряд ли пойдут ей на пользу.
Эрик глянул на часы, сморщил губы.
— А теперь, извини, дорогой, мне пора бежать, у меня смена начинается через полчаса. Позвонишь Карлу, он волнуется, три часа перед палатой твоей просидел, пока его вместе со мной на двадцать минут не пустили.
Эрик поцеловал сына в лоб, позволил себе еще один сочувствующий взгляд и вышел из комнаты.
Некит снова прикусил губу. Надо позвонить Карлу.
Друг приехал через полчаса. И едва он залетел в палату, как до Некита дошло, чего не хватает: его собственного запаха. Некит перестал пахнуть. Совсем. Сейчас в палате пахло только одним омегой — Карлом.
— Некит!
Друг недоверчиво оглядел парня, глаза его внезапно стали еще больше, он повел носом и ошарашенный сел на стул.
— Что? Ничем не пахну? — без особой радости попытался рассмеяться Некит, но получилось как-то жалко. Глаза внезапно защипало.
— Эй, ну ты чего, Ник, — ласково залепетал Карл. Но слезы уже текли по его щекам, и он не мог, да и не хотел их останавливать. Карл прилег рядом с ним на кровать, осторожно приобнимая за плечи, — все хорошо, все образуется, слышишь?
Некит мелко затрясся всем телом, отвернулся к окну и тихо всхлипнул, закусывая нижнюю губу. Крупные слезы текли по щекам, щипало кожу, слипались ресницы, отчего мир начал смазываться.
— И вот, Этан прижал его к стене и поцеловал! Ах, Нейтири сладко выгнулся у него в руках и затрепетал, так долго сдерживаемая страсть искала выхода из тела…
Некит недоуменно обернулся к Карлу, который уже забрался к нему на кровать и, прижавшись теплым боком, читал ему вслух очередной слащавый омежий роман в приторно-розовой обложке, с лупоглазым пареньком на обороте. Он читал спокойно, с выражением, и его ровный голос действовал успокаивающе. Некит прикрыл глаза и откинулся назад, краем уха слушая, как Этан любил Нейтири во все дыхательные-пихательные. Голос Карла убаюкивал, Некит повернул голову и из-под опущенных ресниц продолжал смотреть на маленького омегу, чувствуя, как пустота в душе разрастается и дарит странное ощущение отстраненности от всех проблем.
***
С того неприятного пробуждения прошла неделя. За это время из существенных изменений произошло только одно — задница у Некита перестала чесаться и в него перестали заливать тонны антиаллергенных.
К нему регулярно захаживали Карл и Мерси с Дэном. Карл стабильно таскал ему конспекты и рассказывал о том, что нового произошло. Мерси приходил только с Дэном, сидел в мягком кресле и иногда вставлял пару слов в их разговор. Но в первый раз Дэн пришел один.
Некиту только-только поставили капельницу, он морщился, пытаясь почесать загипсованное запястье об угол кровати, стену, собственное бедро, но результата не было.
Дэн зашел в палату, мягко прикрывая дверь. В руках его маняще похрустывал пакетик с эклерами. Где он такие брал? Некит готов был душу заложить, что ни в одной кондитерской в их городе таких вкусных эклеров не было.
— Привет, — Дэн секунду внимательно смотрел, как омега старательно пытается почесать руку об угол прикроватной тумбочки. — Тебе помочь?
— Линейка есть? — в надежде спросил Ник.
— Линейки нет, есть вот это, — альфа хмыкнул и расстегнул тоненький пластиковый браслет с руки. Такие, насколько знал Некит, в их универе носили те, у кого было множество задолженностей. Кусочек пластика за сутки перед сдачей работ начинал сильно вибрировать, и на нем высвечивалось название предмета и вид долга. Кто придумал эти гениальные штуковины — оставалось за кадром, но явно кто-то из студентов, потому что появились они буквально пару лет как и ни в одном другом образовательном учреждении не встречались.
Он распрямил его, взял руку Некита и засунул тонкий пластик под гипс. Ник от блаженства только что ногой по кровати не забил. Чесалось просто невероятно, но тут штуковина завибрировала, и омега вскрикнул, по руке словно прошла волна.
— У кого-то долги?
Дэн недовольно глянул на индикатор.
— Вот же, черт. Химия, я и забыл, что должен ему конспекты и лабораторную.
— У вас кто ведет?
— Мистер Бенгз.
— Да? Он и у нас ведет. Редкостный кретин на самом деле. Почти такой же, как и мистер Стенфорд, — Некит помянул про себя ласковым словом учителя по термеху.
— Нет, до Стенфорда ему далеко, у нас по потоку вообще слухи ходят, что Олли просто недотраханный.
— Да уж, по нему чувствуется.
Оливер Мариэн Стенфорд — местная легенда брюзгливости и дотошности. Неудивительно, что на такого хрен кто залезет по собственной воле. Хотя, он в целом-то вполне симпатичен.
— Ты по делу зашел или так, руку мне почесать?
— Нет, на самом деле хотел с тобой поговорить. Ты много чего наговорил тогда, в столовой. И мне, и Катону. С ним-то все понятно, от него мудачьем за километр несет. А вот на всех альф-то откуда такая реакция? Детские травмы?
— Зачем тебе эта информация? — Некит недовольно поджал губы. — Это не детские травмы. Просто бесит такое отношение к себе. Кому-то нравится, мне – нет.
— Я думал, ты обиделся за «сладкую попку».
— Да нет, я знаю, что у меня замечательная задница. Даже сейчас — со следами аллергии, красная и поцарапанная.
Дэн засмеялся. Его даже можно было назвать красивым. Некит улыбнулся в ответ.
— Впервые встречаю такого омегу.
— Звучит, как заготовленная фраза из омежьего романа.
Дэн хмыкнул.
— Знаток в омежьих романах?
— Вроде того.
Не говорить же ему, что знаток в романах — Карл, и нахватался Некит именно от него?
— Эклер хочешь? — Дэн протянул ему манящий пакетик.
Некит даже глаза зажмурил от удовольствия. Потрясающе. Чуть хрустящее тесто таяло на языке, куча сгущенки, и все такое мягкое, нежное и так сладко пахнет.
Они быстро умяли целый пакет, разговаривая о всяких пустяках. Дэн рассказывал какие-то идиотские истории из университетской жизни и упорно молчал, где взял чудо-эклеры.
Некит лежал и сонно хлопал глазами, поглаживая себя по животу и чувствуя себя счастливым.
— Давай, выздоравливай. Мы может с Мерси или с Дереком зайдем к тебе. Хотя Дерек вряд ли — он с тех пор, как обрел истинного, вообще редко куда-то выбирается.
Некит сморщился.
— Ага, истинного, — съязвил он, затыкая собственный рот последним эклером.
Дэн хмыкнул, вернул на руку индикатор.
— Ладно, мне пора, а то «малыш Бен-Бен» мне уши отхимичит.
Некит хихикнул, и альфа вышел из комнаты, прихватив пустой пакет.
***
Дэн обещание сдержал. Они с Мерси заходили к нему после пар. Дэн жаловался на мистера Бенгза — тот не принял его лабораторную, назвав идиотом. Мерси спокойно, и, казалось, он взвешивает каждое слово, обстоятельно излагал свое мнение касательно того, что Дэн действительно идиот и «учить надо лучше»!
Дэн продолжал таскать ему шоколад и пирожные. Некиту сперва было неловко, но вскоре он привык.
Запах сладкого успокаивал, и, улавливая в комнате знакомые нотки молочного шоколада, Некиту казалось, что его запах снова вернулся к нему. Но этого, увы, не происходило.
— Ну, как тут наш юный наркоман? — в палату, как всегда тепло улыбаясь, зашли Мерси с Дэном. В руках у Дэна соблазнительно хрустела упаковочка с пончиками.
— Уже отлично, — заулыбался Некит. В последнее время он чувствовал невероятное тепло к этим двоим.
— Когда на выписку?
— Через неделю, — Ник недовольно пихнул подушку. — Не знаете, где Карл? Трубку не берет, уже второй день молчит, не заходит.
— У Карла течка началась, он расстался со своим парнем и сейчас сидит дома, — ответил, неожиданно, Мерси. Дэн с Некитом уставились на него.
— Ну... Знаете… Мы общаемся, немного. Так, по учебе да в столовой, если пересекаемся.
— Вы так разговариваете об учебе, что ты знаешь о его парне и течке? Ну нихрена себе, про учебу поговорили, — рассмеялся Дэн. Некиту стало как-то… ревниво.
— Вы же знаете Карла. С ним невозможно говорить на одну тему, — немного смущенно улыбнулся Мерси.
— Ладно-ладно, Мерси, мы все поняли, — улыбнулся Некит, отгоняя прочь неприятные мысли.
— М, кстати, врач просил сообщить хорошую новость, — Дэн посмотрел на Некита, Мерси непонимающе — на Дэна, — можешь больше не переживать по поводу запаха. Течек тебе, конечно, уже не вернуть, что грустно, но вот запах должен будет со дня на день вернуться. Он пропал из-за твоих подавителей да изо всей бурды, что в тебя вливают.
— «Всей бурды, что в тебя вливают», — передразнил Мерси Дэна. — И ты будущий медик, парень?
— Я будущий бомж, если химик меня все-таки завалит, — не слишком радостно отшутился Дэн.
Некит же все еще пребывал в радостном волнении. Запах! Его родной и любимый запах вернется к нему!
Некиту хотелось приплясывать от радости. Он уже успел попрощаться со своей омежьей сущностью, но оказаться без запаха в мире, где он есть у каждого, было бы совсем ужасно.
— Так что в универе скоро снова запахнет шоколадненьким, — подмигнул ему Дэн, словно подводя итог и чувствуя мысли Некита.
Некит рухнул на подушку, улыбаясь во весь рот. Все еще наладится!