Pov Бернард
Я помню, как выпил чай. Он был еще горячий, над ним клубился ароматный пар. А потом произошло что-то странное. Весь мир закружился, завращался. Силуэты начали расплываться. Я пытался дойти до стула, но уже не видел его. Просто упал, надеясь, что подо мной не окажется что-то более-менее мягкое. А потом наступила тьма. Полная и беспросветная.
Иногда сквозь нее проскакивали силуэты и голоса. Из непроглядной мглы появился тусклый огонек света, который медленно обратился Алистера. Он весь был словно из дыма. Говорил о чем-то, плакал и извинялся. Стоял на коленях передо мной. А я и слова вымолвить не мог. Губы не шевелились, тело не двигалось. Но я постарался улыбнуться. Очень старался. И, кажется, он это понял.
Алистер улыбнулся в ответ, а затем поднялся и обнял меня.
«Наверное, в первый раз в жизни», — глухо пронеслось в голове.
Но далее я увидел, будто сам там был. Больничную палату, на кушетке в которой лежал совсем юный худой, изнеможенный омега. Папа, да это был он. Только моложе и свежее, еще не похож на наркомана и пропойцу. Медсестра, женщина лет сорока, приносит ему непонятное, похожее на свежезамороженную курицу, существо. Оно кричит, дрыгая своими маленькими ножками и ручками. Алистер улыбается, так искренне и тепло. Он берет существо на руки и прижимает к своей груди. Поцеловав его в крохотный лоб, папа произносит:
«Бернард. Да, маленький. Ты у меня такой сильный. Это имя будет идеально для тебя».
У меня внутри все падает. Хочется плакать. А Алистер, тот взрослый, который недавно покинул этот мир, смотрит на меня и улыбается.
Он касается своей худой холодной рукой моей щеки. Его заплывшие туманом глаза полны слез. Еще раз попросив прощение, тихим голосом он шепчет:
«Я всегда любил тебя сын. Прощай».
Глядя мне в глаза, отец, как горячий пар в зимний мороз, растворяется в воздухе. Я хочу его остановить, хочу схватить за руку, но не могу. Тело все также неподвижно.
Меня словно окутывает пыль. Пейзаж снова другой. Теперь я в каком-то парке, стою у моста и смотрю, как чья-то тонкая фигура подходит все ближе к перилам. Вглядываюсь, пространство становится более четким. Силуэт становится все более и более знакомый. Элион...
Он подходит прямо вплотную к перилам. Я пытаюсь позвать, но не могу. Губы так и не шелохнулись. Он свешивается, будто хочет прыгнуть. Я кричу, но только в своих мыслях. Хочу бежать, но опять не могу. Проклятье!
Кажется еще секунда и все! Я потеряю его навсегда!
Все исчезает вновь, а мрак медленно рассеивается. Я слышу пронзительный писк, который до боли давит на голову. Кажется кровь из ушей пойдет. Но вот пропадает и он. Дышать становится легче. Открываю глаза — белый потолок. Такие же и стены. Чувствую боль в руке. Поворачиваюсь, из нее торчат какие-то трубки. Капельница.
Осознание приходит сразу: я в больнице.
Пытаюсь встать, приподняться на постели, не выходит. Тело такое тяжелое, словно из камня высечено. Голова начинает гудеть. Надо кого-нибудь позвать.
Смотрю на тумбочку рядом — ни телефона, ни вещей на ней нет. Черт. Как я тут вообще оказался? Я же должен был сейчас гулять с Элионом по ночному городу.
«Кстати, а „сейчас" — это когда? » — проносится в сознание.
Окна зашторены, а весь свет искусственный, от продолговатых светодиодных лам, скрытый в подвесном потолке. Либо сейчас вечер, либо тут просто зашторены и горит свет. Расточительно, конечно, но кто я, чтобы указывать?
Я открыл рот, пытаясь произнести хоть слово, чтобы позвать медсестру или еще кого. Одни хрипы. Язык не шевелится.
«Что же это со мной?» — начал паниковать.
Самые ужасные мысли поселились в сознание. Я вздрагивал, пытаясь встать и достать до тумбочки. Опять безрезультатно. Вот уж не знаю, сколько бы еще продлились мучения, если бы в палату не зашла медсестра — молодая девушка-альфа, на бейдже которой было имя Ванесса.
— Ой! — воскликнула она. — Вы очнулись.
Не знаю, должен ли я был на этот что-то отвечать, так что просто лежал и пытался хотя бы взглядом выпытать что-нибудь.
— Вас привезли два дня назад, — кажется Ванесса поняла мои невербальные сигналы. — У Вас был отек Квинке. Все лицо распухло. Его вызвала аллергия на что-то из того, что Вы съели. На что именно сейчас проверяю в лаборатории, — она поправила одеяло на кровати. — Обездвижены Вы из-за снотворного, что вам было решено вколоть, — я удивился. — Понимаете, Вы бредили: вздрагивали, кричали и ругались. Врачи побоялись, что Вы причините себе вред. Отдохните еще немного, поспите. А как проснетесь — уже все пройдет.
Как бы мне не хотелось возразить ей, вскочить с кровати и уйти отсюда, я физически ничего не мог сделать. Оставалось только лежать, глядя в высокий штукатуренный потолок. В голове роились мысли, подобно вороху пчел. О Дне Рождения Эла и о моем сне. Признаться, до сих пор не покидало это чувство тревоги. Словно, с омегой правда могла произойти беда.
Казалось, холодок прошел по телу, как только представил.
Я многих терял в этой жизни. Своего родного отца, который проклиная свою ужасную, беспросветную жизнь, решил забыть в бодяженном амфетамине. Друзей, что, как выяснилось, за родителями и деньгами не видели самого меня. О последних, кстати, я не грущу. Всю свою жизнь я знакомился, а затем расставался с кем-то, вычеркивая этих людей из своей жизни навсегда. До настоящего момента, единственными, кто были рядом, оставались Алан и Лео. Но это родители. Я дорожу ими, люблю. Но только... Тут все иначе.
Кто бы что не говорил, каким сильным и независимым не хотел казаться, он все равно, глубоко в душе ждет человека, что будет близок его душе. Элион был такими для меня, особенным. Он внес сумбур и краски в мою серую жизнь. То веселый, то грустный, пугливый и бойкий. Такой разный, непостоянный. Но всегда любимый. Дня не могу прожить, не поговорив с ним, хотя бы по телефону или в СМС. Если плохо ему, то и мне. Легко понять, когда Эл скрывает что-то. Такому безэмоциональному и скучному мне, Купер был противоположностью.
Его вещи уже обосновались в моей квартире. В ванной появилась еще одна зубная щетка, на кухне кружка с веселой рожицей кота. Все продукты покупает Элион. В моему шкафу у него есть отдельная полка. Даже платок Вампиру прикупил, вдруг Эл задержится у меня на пару дней. Не помирать же коту от голода.
Когда я видел тот сон, когда казалось, что парень вот-вот прыгнет вниз, мое сердце пронзила острая боль. Я не знаю, кем могу быть без него. Разве что лишь пустой куклой, бесчувственным манекеном.
Под грузом тяжких дум и остаточного эффекта транквилизатора, я уснул.
В очередной раз в сознание я пришел уже от легких поглаживаний по голове. Попытался открыть глаза. Слишком светло, ярко. Неприятно. Приходится жмуриться. Сквозь почти сомкнутые ресницы плохо видно, но я смог разобрать силуэты Алана и Лео. Они оба сидели около моей кровати. Пальцы папы мягко скользили по моей шевелюре, разделяя ее на пряди. Отец же одной рукой крепко сжимал его руку, другой мою.
Они чуть ли не запрыгали от счастья, поняв, что я очнулся. По покрасневшим глазам было ясно, что родители плакали. А еще говорят, что беты бесчувственны.
Леонард рассказал, что как только узнали о случившемся, примчались сюда. Судя по персоналу, они подняли всех на ушах. Однако результаты анализа, ни они, ни я, так и не узнали. Врач, что лечил меня, сказал, что ждать еще неделю.
Стоило только мне войти в квартиру, как я подключил к севшему мобильному зарядное устройство и принялся звонить Элиону. Гудки длились бесконечно долго, но... Трубку так и не подняли. Второй звонок, третий, четвертый. Наверное с час с сидел на полу, с силой сжимая гаджет в руке. Не знаю сколько раз я вбивал в строку набора до боли знакомую комбинацию цифр. Все без ответа. Тревога все больше пожирала меня изнутри.
После того, как спокойный мужской голос оператора попросил «перезвонить позднее», я не выдержал. Отбросив мобильный вскочил и пошел было к двери, но закружилась голова. Я упал на стену. Родители в ту же секунду окружили меня. Говорили что-то, но вместо голосов звон, а в глазах у меня мрак.
Дождавшись, когда это пройдет, я оттолкнулся от стены и, не обращая внимания на возгласы и вопросы бет, поспешил покинуть квартиру.
Я знаю, что по отношению к ним поступаю плохо, ведь они так волновались за меня. Только вот и я волнуюсь за Эла. Ведь несмотря на свой норов, на лексикон и отрешенность, он очень слаб. Иногда мне кажется, что его так легко сломать, обидеть и ранить. Будто стоит только случится какой-то беде — парень не выдержит. Он, как крошечный одинокий лютик, такой нежный и хрупкий, пусть и может иногда быть диким. Но непогода, ветер и людской безразличие, их забавы, легко погубят его. Я хочу быть его опорой и...
Хотелось бы мне, у омеги было бы больше защиты. Больше людей, что встанут за него горой. Такие, как Алан и Лео для меня. Они, я точно знаю, всегда будут рядом. Но, к сожалению, на его семью надежды нет.
Нарушив пару правил дорожного движения и скоростного режима, я добрал до спального района, откуда часто забирал своего любимого.
Pov Автор.
По всему подъезду с первого и до шестого этажа слышался гулкий гам. Возможно каждый сквозь тонкие стены слышал, грозный рык и громкий голос альфы. Он изо всех своих сил колотил по старой двери. Казалось секунда и она вылетит с петель.
Неожиданно скрипнула дверь этажом выше. Оттуда вышел престарелый мужчина, альфа очевидно. Взгляд у него был тяжелый, злой. Характер, должно быть подобен ему.
— Хорош долбить, я сейчас копам позвоню! — противным голосом пригрозил старик.
Бернард прекратил свое буйство. Глубоко вздохнув, он обернулся к незнакомцу и, стерев пот с лица, спросил:
«Простите, а Вы не видели парня, что живет здесь?»
Пожилой альфа нахмурил свои густые седые брови и с ядом выпалил:
«Я за этим мелкий оборванцем не слежу. И вообще, какое мне дело до выродка-наркомана? »
От слов соседа, в Брайсе опять забурлил гнев.
— Да какое право Вы имеете говорить такое о моей женихе? — он обнажил клыки.
Умерив пыл, старик немного попятился назад.
— Хорош женишок, уже какой день его дома нет, — не удержавшись съязвил мужчина.
Берн хмыкнул сам себе.
— Так вы же сказали, что не следите?
— А я и не слежу, — возмутился альфа. — Просто уже какой день никто своим противным голоском не возникает. Не заметишь тут.
Мысленно Бернард уже который раз назвал грубияна «старым маразматиком», а тот, неприятно зыркнув на него, харкнул куда-то в угол к окну и ушел восвояси.
Брайс прислонился спиной к исписанной непристойностями стене. Глубокий вдох —
легкие наполняет холодный воздух с примесями сигаретного дума и паров спирта. Переведя дух и немного успокоившись, альфа решил расспросить соседей по лестничной клетке, быть может они знают больше, чем «какой день уже дома нет».
На каждом этаже было по три квартиры. Первой соседкой Элиона оказалась пожилая женщина, судя по отсутствию запаха — бета. Она была добра и приветлива, вот только об Купере она не знала ничего. Старушка даже не догадывалась, как он выглядит внешне. Да и имя тоже раньше не слышала. Извинившись, она так и сказала Брайсу.
За другой дверью скрывалась молодая семья: мать-омега, муж-бета и грудничок, кажется тоже омега. Они знали своего соседа в лицо, даже как его зовут. Вот только видели его редко. Эл уходил на работу — они спали, приходил — тоже.
— Понятно, что ничего не понятно, — пробубнил Бернард, стоя напротив заветной квартиры.
«Черт, это конечно, незаконно, но иначе я точно с мертвой точки не сдвинусь», — подумал он и что было мочи ударил по замку ногой.
Один удар, второй, третий. Что-то в замке щелкнуло. Брайс, уже изрядно болевшей ногой, стукнул из последних сил. Бедолага, старенький затвор попросту выпал из выемки на едва живой двери.
Пройдя в прихожую, мужчина зажег свет. Он загорелся в ту же секунду, однако на смену мраку пришла пустота. Прихожая и холл были пусты. Мебель, конечно, осталось, но вот вещей не было. В кухне на столе успел появиться небольшой слой пыли, возможно от того, что хозяин, который сохранял это место в частоте, уже какое-то время не протирал его. В холодильнике продуктов почти не было, а те, что были: пара консервов, да высохший сыр. В полках осталась только крупа и сода.
В единственной комнате так и стоят диван, но ноутбука и прочей техники не наблюдалось. В шкафу с одеждой еще осталось пара футболок и немного нижнего белья. Бернард бродил здесь прострации. Будто все вокруг нереально. Эта квартира — лишь модель, кукольный домик. Даже голова закружилась, а воздуха стало как-то очень мало.
Берн без сил рухнул на диван. Родной, такой приятный и любимый запах все еще оставался в обивке.
Он уткнулся носом в подлокотник и просто вдыхал его, вспоминая былые дни, какой приятной на ощупь была кожа возлюбленного и как он любил обниматься по утрам.
Попытавшись прилечь поудобнее, Брайс случайной ударил рукой по тумбочке. Приоткрытый шкафчик выдвинулся еще сантиметров на десять и тогда альфа увидел торчащую бумажку.
Взяв ее в руки, Бернард прочитал первые строки, написанные очень красивым каллиграфическим почерком: « И снова привет, мой дорогой уродец. Сегодня я видел,
как ты с Моим Бернардом прогуливались по ночному парку...». Читая слово за словом, альфа все больше леденел. Сердце, казалось, остановилось. По телу прошел целый ворох мурашек.
Открыв шкафчик до конца, Берн выудил целую кучу подобных писем. С каждым ему становилось все хуже. Гадкое, мерзкое чувство разливалось где-то внутри. Его любимому человеку угрожали, присылали подобное, а он не встрял, не защитил, не узнал об этом.
А ведь альфа мог настоять и разговорить, но нет же. Не стал. Подумал, что так будет лучше. Но лучше кому? Элиону, который переживал весь этот ужас один или самому Бернарду, что, находясь в счастливом неведение, уже строит радужные планы на будущее?
— Каким же я был идиотом! — корил себя брюнет.
«Но какой же он, оказывается, сильный, раз сам справлялся с этим.», — на душе скребли кошек, хотелось рыдать, как ребенку. — « Похоже из нас двоих, слабый цветок — это я.».
Покинул помещение он уже ближе к полуночи, забрав с собой все ценные вещи и письма. Для себя альфа решил, что уж лучше у него побудут. Он и присмотрит и сохранит, пока ищет Эла. А там и вернет ему.
Лео и Алан, как выяснилось, все это время ждали возвращения сына. Пройдя на кухню, он попросил их сесть. Налил коньяка и себе, и родителям.Но выпить ему не дали, ведь он все еще должен был пить лекарства.
Разбавив воду успокоительным, брюнет рассказал бетам все, что произошло. В квартире повисло молчание. Леонард, обойдя сына сзади, приобнял его, положив его голову себе на плечо. Алан же, выпил еще пару стаканов.
— Ты же понимаешь, что теперь мы точно не можем тебя оставить одного? — тихо спросил его папа.
— Да, конечно, — почти безучастно ответил ему Берн.
Мужчина усадил его на стул. Сам быстренько поджарил на большой сковороде десяток яиц. Его муж, тем временем, поставил чайник. Затем они оба поужинали яичницей и заставили сына ее съесть. Леонард накапал альфе в чай немного снотворного и за руку, как маленького, отвел в комнату, где уложил спать.
Сами родители не ложились еще долго. Они переваривали все, что услышали от сына. Ни Алан, ни Лео и представить не могли, что у того доброго, воспитанного омеги, который делал их сына счастливым были такие проблемы и такая жизнь. Леонард, казалось, мог расплакаться в любой момент, поэтому, заключив его в объятия, супруг нежно поглаживал любимого по голове, пытаясь успокоить.
Утром беты еще долго отговаривали Бернарда идти на работу, но альфа был непреклонен. Он надеялся, что там сможет собраться с мыслями, и решить, что делать дальше. поэтому, заверив отцов, что все в порядке, он покинул свою квартиру.
Только вот ничего не выходило. Место, где он раньше мог смиренно абстрагироваться от всех бытовых проблем, вещи с которыми он забывал обо всех и вся, не помогали.
Голова забита только Элионом. Берн старался узнать у Юджина больше о том злополучном дне, но секретарь был нем, как рыба. Точнее он ничего не сказал об Эле. Мол, не видел, он не пришел. Зато сам подолгу хвалился своим героизмом. Разглагольстваясь, рассказывал, как самоотверженно спасал начальника, ластился весь, то и дело пытаясь прильнуть к Бернарду. Того же это бахвальство раздражало. Он старался сдерживать, но когда намеки секретаря стали более чем тонкими. Не выдержав, альфа запустил в него степлером. Новак только и успел, что скрыться за дверью.
Выпив, пару чашек кофе, Брайс попросил передать на время все дела родителям и в первый раз за все годы, что он работал тут, уходил настолько рано. Впервые не мог сконцентрироваться.
«Так, надо проверить место его работы!», — к этому выводу пришел альфа.
Выскользнув из огромного здания, Бернард прошел на парковку, там сел за руль своего авто и поехал к «Уинстону».
На залитых светом улицах было много людей. Большая часть которых — дети. Неумолимо приближалось лето. Молодые парни и девушки уже почти перешли на летний гардероб, сняв с себя теплые свитера, куртки и ботинки. Поэтому сейчас они щеголяли в шортах, футболках и легких джинсах.
Жаркое солнце было Брайсу в глаза. Он, притормозив, достал из бардачка темные очки и надел их. Мужчина прекрасно понимал, что первым делом следует поговорить с Яном, который, по словам Элиона, его друг. Но только как начать диалог он не знал.
Pov Элион.
Вот уже которое утро я встречаю совершенно иным собой. Я встаю с кровати, умываюсь, помогаю готовить завтрак для себя и семейства Марвин. Потом мы с Яном переодеваемся и, проводив по дороге старших детей на автобус к школе, отправляемся на работу.
На мне теперь нет ни маски, ни капюшона. Люди так и пялятся, просверливая дыры взглядом. Но я стараюсь не замечать их. Я слышу грубые слова и едкие замечания, но стараюсь отречься. В мире миллиарды людей и вот уж не думаю, что каждый воспримет мою внешность также. Я просто стараюсь делать вид, что не этого нет, что это не про меня.
Как можно спокойнее и обыденнее беседую с другом или, надев наушники, слушаю музыку, глядя в окно.
Стоит только подъехать к нашей остановке, как я собран и готов выходить. До магазина мы также доходим, переговариваясь о чем-то своем. Ян уже рассказал мне практически все о своем детстве. С Лу и Дэвом они познакомились, когда те с родителями переехали в его дом. Ребята всегда были натурами творческими. С ранних лет разрисовывали все, что им в руки попадалось. Даже как-то Яну сделали макияж перманентными маркерами. Он так еще с месяц ходил. Вообще, я знал о нем и его прошлом очень многое. Даже об альфе, что и в школе, и в университет задирал его. Правда вместо его имени, мне сказали просто: «мудак».
Войдя в раздевалку, наши диалоги становятся тише. Коллеги смотрят на меня, как на прокаженного. Они стараются не прикасаться ко мне и не дотрагиваться до того, с чем соприкасалось мое витилиго. От чашек, до салфеток и полотенец. Чуть ли не отпрыгиваю от меня.
Что же делают с людьми глупость и предрассудки. Из, вроде бы, образованных и интеллигентных взрослых, они превращаются в недозрелых австралопитеков. Будто впервые огонь увидели: одни в панике бегут, другие стараются убить «чужеродного монстра». Все, что мне остается, ждать, пока они повзрослеют или хотя бы привыкнут.
И вроде все хорошо, я, кажется, в порядке, но стоит скрыться в своей каморке, как ноги попросту подкашиваются и падаю.
Тот, кто сказал, что меняться легко — нагло врал. Внутри меня все просто кипит и бурлит. Каждый день, как ад. Как жестокое испытание. Меня то бросает в дрожь и холод, то прожигает дьявольским пламенем. Ян, кажется, не замечает это. Я не хочу, чтобы он замечал. Но это очень трудно.
Сколько бы не отрекался от окружающих, не строил мысленно стены, я все равно чувствую их взгляды и неприязнь. Словно они физически осязаемы. И от этого хуже. Только тут в одиночестве, я могу не притворятся. Могу жалея себя, признать, что мне плохо. Признать свой страх и бессилие. А затем, в обед, снова надев маску «нормальности», я пойду в крохотный закуток-кухоньку, поесть с другом.
Pov Автор.
Послышался грузный бум и Бернард упал на пыльный асфальт. Он непонимающе смотрел снизу вверх на Марвина, которого кое-как выудил из магазина на разговор. Пока они шли сюда, омега не сказал и слова. Он не ответил ни на один вопрос Брайса. Хотя тот сразу заметил раздраженность Яна, как парень стиснул кулаки, оставаясь с каменным лицом. И стоило только покинуть помещение, как омега во весь дух ударил здоровяка-альфу.
— Погоди, за что это? — опешив, спросил мужчина с земли.
— За то, что ты сволочь и мудак. И не смей больше приходить к Элиону, понял?! — Ян почти рычал.
— Так, погоди, он у тебя? — Берн, встав, отряхивал свой костюм.
— Да, но это больше не твоего ума дела. — он разминал кулаки. — А теперь уебывай, пока не добавил. Приблизишься к нему, сделаю так, что ни один врач красавцем сделать не сможет.
Бернард хотел было его остановить, но Марвин исчез так быстро, будто- был фокусником, а это — очередной трюк.
Ян вернулся в аккурат к середине обеденного перерыва. За крохотным столиком его уже дожидался Купер. Тот нервно барабанил пальцами по пластиковой поверхности стола. Там, на тонких одноразовых тарелочках, уже лежали подостывшие кусочки пиццы и кофе.
— Ян, черт побери, где ты шлялся? — спросил Эл.
— Да так, — он провел рукой по волосам.
Элион тут же подскочил, заметив сбитые, раскрасневшиеся костяшки. Он схватил кисть Марвина и принялся ее разглядывать.
— Что случилось, ты с кем-то подрался?
Брюнет и думал съюлить, не раскрывать правды, но решил, что так будет лучше.
— Да, Бернард твой приходил. А я его послал.
От услышанного Куперу снова поплохело. Окружающее пространство стало походить на размытую кляксу. Он сел на стул и попытался скрыть дрожь в голосе, только получилось плохо.
— И... что он хотел?
Ян смотрел на приятеля и ему было больно, пересилив себя, парень ответил:
«Про тебя все спрашивал».
Он придвинул соседний стул и, сев на него, приобнял Эла.
— Но не волнуйся, я ничего не сказал.
— Спасибо, — прошептал Купер, упершись носом в его шею.
К концу рабочего дня Эл успокоился и вроде даже пришел в себя. По дороге домой они с Марвином зашли в магазин, прикупив немного снеди к ужину. Младшим Купер со своих денег купил сладости, а Ян выбирал все строго по списку. Они иногда перекидывались фразами, весело шутя. Парень даже забыл на время о людях вокруг и о Бернарде.
По правде говоря, он часто вспоминал о любимом альфе. Что бы кто не говорил, а чувства так быстро не проходят. Они мучили и тяготили юношу, но в тоже время приносили некое успокоение. Вспоминая все то хорошее, что было между ними, Элион сначала млел, а потом начинал страдать по утраченному. От твердо знал, что не хочет становится игрушкой, но понимал, что сейчас не может все это отпустить.
Вечером они запекли картошку, пару кусочков мяса и куриные крылышки. Поужинав за столом все семейство, вместе с гостем, расположились в крохотной гостиной. Дети то и дело перешептывались, весело смеясь. Средние — близняшки, Сэм и Кайл то болтали о том, что было в школе, то, переписываясь в телефонах, играли в настольную игру. С ними и старший — Эдди. Младшая же сестренка, Криси, играла со своими куклами.
Элион смотрел на них с любовью. Они и правда будто были его семьей. Его братиками и сестричкой. Он бы хотел, чтобы все было так.
Ночью, лежа с Яном в одной кровати, он решил поделиться с другом хотя бы частью своих переживаний. Думал, что от этого станет легче.
— Ян, — прошептал он, будучи уверенны, что омега не спит. — может стоит переговорить с Бернардом?
— Меня-то что спрашиваешь, это сугубо твое дело, — с хрипотцой в голосе проговорил друг.
— Знаю, но я все же хотел спросить твоего совета.
Послышалось копошение и Марвин повернулся к нему. Черные волосы упали ему на лицо.
— Ответь, что ты к нему чувствуешь? — глаз брюнета не было видно за ними.
— Я... — Эл сглотнул так, что словно поперек горла застряла кость. — люблю его еще. Н-но это больно, — голос становился все тише и последние слова было трудно услышать.
— Мне кажется, тебе стоит попробовать забыть его.
Купер хмыкнул.
— И как я это сделаю? Ты не понимаешь, нельзя так просто...
— Я это знаю, тогда переключись на кого-нибудь, — перебил его друг.
— И на кого же? Думаешь так много кандидатов? — спать уже почти не хотелось.
— Есть... — тихо-тихо. — Я например.
От удивления пропала вся сонливость. Элион посмотрел на друга с широко раскрытыми глазами. Тот, придвинувшись ближе, слегка чмокнул его в щеку, произнеся:
«Я люблю тебя».
Купер хотел было отшатнулся, но Ян схватил его за руку.
— Пожалуйста, не решай все сейчас. Подумай хорошенько и тогда выноси свой вердикт. Обещаю, что бы ты не решил, я все приму честно.
Омега чувствовал, как трясутся и холодеют руки Марвина. Он смотрел, как друг от нервов покусывает губы и, скрепя сердце, ответил:
«Хорошо, но я не буду что-то обещать».
— Конечно, — улыбнулся Ян. — Я все понимаю. С-спокойной ночи. — он отвернулся к стене и тяжело вздохнул. — И, да, поговори с Бернардом.
Элион отвернулся к краю. Он еще долго не мог сомкнуть глаза и, очевидно, его сосед по кровати тоже.
На следующий день, как бы естественно не пытались себя вести парни, между ними сохранялась неловкость. Марвин то ругал себя за сказанное, то хвалил за храбрость. А Эл все раздумывал, что ему теперь делать. Помимо этого недосып давал о себе знать и парень чуть ли не валился с ног. Именно будучи в таком состояние ему повезло влипнуть в сору с очередным грузчиком.
— Да еще раз, блядь, тебе говорю, что пришло нам было сказано доставить именно сюда именно эти напитки! Ты, тупорылый недоомега!
У Элиона от этих склок начала кружиться и без того разболевшаяся голова.
— Прекратите уже кричать! Вот, — поднял он какие-то бумаги, — сюда взгляните! Черным по белому сказано, что Вы обязаны были не напитки, а детское питание доставить!
— Да, блять, заебал ты! — грузчик стукнул по двери своей машины, продолжая ругаться.
Омега смотрел на здорового пузатого альфу, что сейчас распинался перед ним и понимал, что больше не слышит его голос. Губы шевелятся, вот слов не слышно. Затем все картинка начала гаснуть.Силуэт альфы расплывался. А Куперу казалось, что он слышит помехи, как на старом телевизоре.
Выпуская документацию из рук, он рухнул прямо перед ногами тупорылого грузчика.