Я мало показывал ей свою привязанность, чаще выражая нелюбовь. Даже представить не могу, что она чувствовала при этом. Наверное, обидное понимание, нехватку чувств к себе, притупленную болезненность. Мне проще было сказать, как я ненавижу ее, чем нуждаюсь в ней, потому что в последнем всегдавсегдавсегда сомневаюсь. Я достался Марго использованным, пережеванным, преданным, перетоптанным, ненужным, больным, злым. У меня под кожей — тысячи кактусовых игл. Каждый раз, когда она дотрагивалась до меня, я царапал твою ладонь до крови, накладывая на рану злорадную агрессию и равнодушие. Пожалуй, нет большего садиста, чем потерявший веру во все человек. А она просто была моей второй, третьей или тринадцатой жертвой. Каждый раз, когда она делала хоть полшага назад, чтобы отдышаться и понять, что я за существо, или начинала отвечать взаимным безразличием, я тут же срывал зубами стебли с бутонами моих созревающих чувств к ней с рук. Безжалостно и с некой долей самодовольства, ведь я очередной слабак и тварь из «этих». Странный, замкнутый круг из безнадеги и неуспевающих зацвести хоть одним лепестком бутонов. Но с другой стороны, я всегда был таким, она знала. Плохим, недостойным, высокомерным, бестактным и больше любящим забирать, чем отдавать. Таких, как я, не любят, не принимают. Люди доказали мне это, заточив в четыре стены, заставили с рыданиями глотать боль от вырастающих на моем теле острых игл. Тогда я страстно возжелал измениться, видел в себе как в личности только недостатки и без сомнений верил, что являюсь редкостной мразью с отвратительным характером. Я был как тот мальчик, американский эксперимент, которого с рождения воспитывали девочкой и одевали соответствующе. Он, в конце концов, покончил с собой в тридцать восемь лет. Меня, как и его, сжирала депрессия, меня, как и его, постоянно раздирала потеря ориентации между «плохо» и «хорошо». Я просто хотел нравиться людям и, кажется, спустя годы понял как. Оставив безуспешные попытки найти в себе что-то не дерьмовое, я заклеил кожу с точечными ранами телесными пластырями, сделал стеклянный взгляд притворно осмысленным, слова - красивыми и впервые в жизни стал хорошим человеком для другого. Лицемерие было сладким, его хотелось, еще и еще. И если у других появлялся диабет в виде побочного эффекта, то у меня — недоверие. Я перестал верить искреннему желанию человека подружиться со мной, положительным словам в мою сторону, чьим-то шуткам, предложениям о помощи, заверениям о том, что во мне нуждаются. Я перестал верить всему и самому себе. Выворачивал наизнанку любые слова, действия, выискивая любые намеки на ложь, подвох. Все это привело меня к себе нынешнему с психологическими проблемами, травмами и прочей хуйней. Я потерял способность верить и любить. Ей не повезло встретить такого человека, как я, потому что она заслуживала большего. Она всегда говорила мне, что я законченный альтруист, но она не знает, что интонации сожалеющие. Я любил ее, но показывал этот иногда . Такое чувство, что хочется просить прощения за самого себя или же оттолкнуть к возможному другому, кто смог бы играть с ней в чувства по-человечески и по правилам. Я оправдал все «ярлыки», что повесило на меня общество. Я теперь не просто плохой человек, но и мутировавший садист. Мне больше не больно, потому что нечему болеть. Мне никак — и это вовсе не охуенно. Мое сердце издырилось корнями кактуса, покрылось зеленой коркой с иглами. Я не уверен, что тогда на отравленном многочисленными ядами теле вырасли хотя бы листья. Нансы просто двухпроцентные из ста.Мне жаль. Ее и себя, пострадавших от системы бытия.
Сегодня выходной. Я весь день валялся дома с кучу книг по литературе ,делая домашку. Вышел на пятнадцать минуть,чтобы попить кофе в маленькой уютной кафе,которое мы так любили с Марго. Выйдя от туда,слышу крики молодой девушки.Найдя источник шума,передо мной открывается достаточно забавный вид.Для меня. Для девушки,которую зажал парень с пистолетом в руках,эта ситуация ужасная. Рядом стоит друг с женской сумкой,он что-то яро ищет в ней.
-Эй.-забираю оружие из рук парня ,тихо подойдя к ним и нацеливаю на него.Второй хочет подойти,но я пугаю его,переводя на него мушку. Они не ожидали от меня таких действий и в страхе подняли руки.- Что станет с вашей пафосной ухмылкой, когда дуло пистолета упрётся вам в лоб?-смотрю на брюнета,который все еще держит за горло одной рукой девушку. - Вероятно, первые секунды до тебя попросту не дойдет, а затем ты сглотнёшь, усмехнёшься, решив, что я не выстрелю. Протянешь мне из смятой элдэ сигарету с издевательским взглядом «ну?». Я тоже, как всегда, слабо улыбнусь и едва подрагивающими пальцами нажму на курок. Выстрел будет звенеть в ушах, как непрестанно сыплющиеся монеты из кармана порванной тобой куртки под открытым осенним небом. Люди завопят в ужасе, их напудренные носики испачкаются чёрно-грязными слезами, а те, кто клялся тебе в «брат за брата», убегут, бросят нас хуже последних трусов. -парень оглядывается и на находит своего напарника,который удрал несколько минут назад,-Ты теперь не такой крутой, видишь? Кровь из твоего все ещё тёплого лба смешается с алыми брызгами из моего виска. Ты начал это, а я закончу.
-Стой,стой,-его голос дрожит,садится на колени и мольбой смотрит на меня,-Пожалуйста,отпусти,я все ей верну.
-Извиняйся перед ней, а не передо мной,-грубо отвечаю я . На что он подходит к испуганной девушке,что вся трясется от шока и несколько минут вымаливает у нее прощение. Та ,наивная,прощает и этот неудачник бегом покидает нас.
-Боже мой,спасибо большое,-расслабленно,наконец,выдыхает она,собирая раскиданные вещи.
-Впредь будь осторожна,-просто отвечаю я и собираюсь уйти.
-Постой,я должна тебя отблагодарить,-она хватает меня за руку,смотря на меня детскими глазами.
-Где ты живешь?
-Тут не по далеку. Через три остановки,-не понимания моих намерений,отвечает она.
-Я провожу тебя.
-Ты и так многое сделал для меня и ..-
-Мне все равно делать нечего,-выдаю я весомые аргументы,на что она рассеянно кивает.
В тёплом автобусе, полном странно-непонятных людей, сидит отчаянно и смотрит прямо перед собой, лишь бы не заглянуть кому-нибудь в глаза. За каждым пергаментным лицом — сплетённые кровеносные сосуды с тысячами нейронов. За каждой грудной клеткой глухо стучит протез сердца. Как быть, если в успокоение она постоянно незаметно растирает тонкое запястье ногтями, словно хочет выпустить что-то тёмное из себя. Не слышит никого, а говорит так мало, что собственный голос давно уже чужой.
-Еще раз спасибо,-смущенно повторяет она,-Может зайдешь и выпьешь чаю?
-Нет,я должен идти.
-Я..
-Пока,-она стоит в остолбеневшем состоянии и не знает,как ей поступить. Бросаю на нее последний взгляд и ухожу,не оглядываясь назад.
Однажды мы просто забываем, что такое быть счастливыми. Мы привыкаем к ужасам реалии, скучной бытовухе, суетной жизни изо дня в день. Перестаем барахтаться подобно головастикам из пруда близ нашего дома в детстве, становимся беспомощными и смиренными китами, выброшенными на берег умирать. Мы не пытаемся больше что-то понимать, улучшать неизвестно что, бороться с ударами сложенной судьбы. Мы сдаёмся, как последние бравые легионы в войне с кем-то невидимым, огромным и всесильным. Мы не верим в сказки, новинки кино, книги-бестселлеры мира. Комкаем листы с пунктами желаний, слишком завышенными планами на жизнь и устало бросаем в мусорный пакет прямо в гостиной. Мы не слушаем больше советы друзей, псевдознакомых о том, что так нельзя, просто черная полоса, всё образуется, всё будет хорошо. Теряем подругу по имени «надежда» и остаёмся в пустой комнате наедине с собой с непониманием значения «жить». Мы законсервируем себя как банку с разноцветными листиками из слов пожеланий и признаний до тех пор, пока что-то или кто-то не встряхнёт её.