Самолет для меня - это не просто средство передвижения. Полет для меня - это не просто его способ. Я люблю то чувство свободы, окутывающее всю мою сущность нежной тонкой вуалью, когда за толстым стеклом иллюминатора царят облака, пушистые, как снег, или бугристые, как мягкий творог или взбитые сливки. Любовь к этим громадным птицам я питал сколько себя помню. А отец, - пилот со стажем, но уже, правда, в отставке -, с самого раннего детства кормил меня историями своих полетов. Это и стало пусковым механизмом, стало моим увлечением, стало моим всем... Сначала игрушки в виде самолетиков для малышей и какие-то детские журналы с нарисованными истребителями, потом всевозможные книги, которые перед сном соглашался читать папа, усаживаясь на край кровати и гладя меня по голове. Я и читать-то сам научился лишь потому, что однажды, целуя на добрый сон в лоб, папочка сказал четырехлетнему мне: "Если бы ты знал, Адри, солнышко, сколько в мире книг, посвященных самолетостроению...".
Я мечтал пойти по той же дороге, что и мой отец. Мечтал стать капитаном воздушного судна, мечтал носить красивую синюю форму со звездами на погонах и черную фуражку пилота, мечтал заставлять самолеты взлетать и садиться и по маленькому микрофончику объявлять температуру за бортом и местное время страны, куда бы приземлялся. Я мечтал, мечтал, мечтал, взахлеб зачитываясь книгами... Мечтал, несмотря на то, что омега. Мечтал еще тысячу и один раз.
"У Вас слабое сердце, молодой человек. Вы не можете быть допущены к управлению самолетами" - это самое жестокое, что я когда-либо слышал, и это самая жгучая боль, что я когда-либо испытывал. Моя мечта, моя звезда, достигнуть которую я хотел всю жизнь, мое все однажды пало крахом.
Меня не существовало месяц. Я изолировался от всех окружающих, баррикадируясь в комнате; не ел днями напролет, тупо пялясь в потолок и думая, от чего то, что любил больше жизни, отвернулось от меня, загоревшись красным; до слез пугал папу, внезапно теряя от голодовок сознание... Да и отец места себе не находил. И хотя оба родителя понимали, что безвозвратно рухнуло то, с чем решил связать свою жизнь их сын, в глубине души, я уверен, они были даже счастливы тому, что меня отсеяли, и как-то, когда я более менее пришел в себя, отец заявил, что дело омеги сидеть дома и заниматься воспитанием детей, а не управлять железными птицами. Чертова принадлежность, чертов медосмотр и чертов военный врач.
И что же теперь?..
Я обычный пассажир обычного рейса "Лиссабон-Флоренция", который, стоя у наполированных панорамных окон в зале ожидания аэропорта, с воодушевлением смотрит на взлетно-посадочную полосу и все еще продолжает верить, что когда-нибудь побывает за штурвалом самолета. Я лечу домой.
Еще каких-то полчаса, и посадка на самолет откроется. Я жду с нетерпением уже даже не вожделенного для меня пребывания в воздухе, а просто того момента, когда снова смогу увидеть свою семью. Долгожданная встреча спустя полгода стажировки в другой стране.
Я сажусь на неудобное металлическое кресло и ставлю небольшую сумку, взятую в ручную кладь, на колени. Выдыхаю протяжно, предвкушая полет, и прикрываю глаза. В зале достаточно прохладно, чтобы снять куртку, поэтому лишь оправляю воротник. Зима. А тут еще и кондиционеры на всю шпарят... Брр.
- Excuse me, do you speak English?* - я открываю глаза и вижу перед собой омегу, года на два старше. Мелированная челка непослушно спадает на глаза, что его заметно раздражает. Он борется с ней, пытаясь стряхнуть или сдуть. Забавно получается.
Я улыбаюсь и отвечаю на том же языке. Завязывается тривиальный** разговор, мы узнаем друг о друге все больше и больше, и я ни разу не жалею о том, что эти полгода углубленно изучал английский. Омегу зовут Линн, и он летит во Флоренцию так же, как и я, только не к родным, а наоборот, увидеть местные красоты, достопримечательности, музеи. На итальянском Линн говорит совсем немного, но с уверенностью заявляет, что знаний достаточно, чтобы его поняли. Я улыбаюсь уголками губ и следующий вопрос задаю уже на своем родном языке:
- Линн, ты летишь один?
- Нет, с моим альфой, - подумав несколько секунд отвечает он.
- Истинный? - спрашиваю уже более заинтересованно, ведь я сам еще ни разу ни с кем толком и не встречался.
Омега кивает, бросив короткое "да", и озирается по сторонам.
- А вот и он, - кивком головы Линн указывает в сторону приближающегося хорошо сложенного мужчины, одетого в голубую хлопковую рубашку и горчичного цвета брюки. Дорожный рюкзак перекинут через плечо, а в обеих руках по бутылке воды. - Всегда так заботится обо мне. - Парень вздыхает, тоже замечая в руках альфы воду.
- Это же так хорошо, ты не находишь?
- Возможно. Но довольно часто раздражает.
То, что ответ Линна показался мне странным, сказать не решаюсь. Нет, ну а что. Истинный да еще и заботливый...и симпатичный тоже... Как можно быть этим недовольным?
Увлекшись раздумьями, я и не замечаю, как альфа подходит совсем близко, и горьковатый, но приятный парфюм, как пыльца весной, забивается в нос. Рефлекторно втягиваю запах еще глубже и вследствие закашливаюсь. Вижу, как Линн поднимает брови и непонимающе на меня смотрит, а мужчина безмолвно передает своему возлюбленному бутылку.
- Все... Все..кх...в порядке... Поперхнулся, - приходится солгать, не стану же просто так обижать человека.
Я поднимаю голову и вижу без преувеличения красивое мужское лицо. Проницательные голубые глаза, отдающие в светло-синий, смотрят так выразительно, что я невольно думаю, реальный ли это человек или галлюцинация, вызванная моим богатым, но местами больным воображением.
- Адриан, это Роберт, - Линн указывает мне ладонью на альфу.
Мужчина молча подает мне руку, и я, не без удивления, протягиваю свою.
- Очень приятно... - в замешательстве произношу я, пока мои тонкие пальцы слабо сжимают. - А почему Вы не разговариваете?
- Он и не ответит, - перехватывает Линн и еле заметно пожимает плечами, - He's dumb.***
_________________________________
*(англ.) Извините, Вы говорите на английском?
**обычный
***(англ.) Он немой