Поломанные психи

Глава 21. Awake and Alive.

Тьма.
Что это за тьма? Куда он проваливается? Он засыпает, отключается? Может, умирает?
Поскорей бы…
Вот, уже затруднилось дыхание. Видимо, он точно умирает. И слава Богу.
А от чего? Может, от того, что перестал есть? Может, от длительной бессонницы? Может, от страха?
Этих «может» слишком много, но да это и не важно, ведь смысл один: наконец-то. Наконец-то он умрёт, наконец-то забудется спокойным и вечным сном, перестав ощущать что-либо. Перестав чувствовать…
О, да, это прекрасно. Проваливаться в эту тьму, лететь далеко-далеко вниз, туда, где нет переживаний, туда, где вечный покой. Его окутывает мрак, словно пропитывая каждую клеточку тела… Быстрее, быстрее, пока ему не стало страшно! Быстрее, пока он не решил жить, пока не начал бороться!
Скорее…
Воронка, бездна. Есть ли у неё конец? А вдруг он вечно так и будет проваливаться в неизвестность, не зная, когда столкнётся с чем-то, что остановит его падение? Нет, нет, так нельзя, он не хочет этого.
Страшно.
Он не хочет умирать, это жутко.
Голова кружится. Холодно. Страшно. Больно.
Дышать всё тяжелее, боль пропитывает каждую клеточку тела.
Разве умирают так? Разве можно чувствовать что-то, кроме пустоты и бесконечности падения?
Вряд ли.
Нет, он не умирает. Но что тогда происходит? Ему нужно очнуться, понять, где он.
Невероятное усилие, отнимающее последние силы, всё ещё оставшиеся внутри него. Он приоткрывает глаза и тут же вздрагивает от боли.
Неужели опять? Что он снова сделал не так?
Удар по животу. Явно ногой, чувствуется острый нос ботинка. Внутри органы словно смешиваются в кашу, хочется блевать. А ещё больше — орать. Не очень понятно, от чего именно. Просто кричать во всё горло, срывая голос и надрывая глотку.
Поднять взгляд по ощущениям так же тяжело, как поднять легковой автомобиль. И смысла никакого; он толком не может ничего различить, лишь видит какую-то кашу из чёрных, зелёных, красных, белых, жёлтых, синих и прочих цветов.
Ещё один удар. Снова ботинок, но на этот раз по спине. Дыхание перехватывает, он выгибается позвоночником вперёд и переворачивается на спину, всё пытаясь вдохнуть, почувствовать в лёгких больше кислорода.
На живот опускается чья-то нога, прижимая его обратно к полу. Позвоночник сталкивается с ужасно твёрдым и холодным каменным полом. Видимо, он в районе Подземелий.
Но где же учителя? Неужели некому разрулить происходящее и разогнать зевак? Почему никто ничего не делает? За что его снова избивают?
Боже, он ничего не помнит… Совсем ничего, последняя неделя как в тумане. Вспоминается лишь алкоголь, головокружения, видения, боль, страх, крики, а дальше всё, пустота, тьма, мрак.
Он пытается что-то прохрипеть, но издаётся лишь нечленораздельное бульканье, создающееся кровью разбитой изнутри щеки и нехваткой кислорода. Никто не слышит его, всем весело, он явно различает смех нескольких человек в толпе.
Хочется звать на помощь, просить, умолять, чтобы его оставили в покое… Но вдруг вспоминается причина всего, что он помнил за последнюю неделю. Это она. Это чёртова грязнокровка, а точнее, её отсутствие рядом.
О, да, она нужна ему. Он не признаёт этого, не хочет в это верить, но это так. Ему нужен здравомыслящий человек рядом, который, сам того не зная, пинал бы его для продолжения адекватного существования.
Неужели он сходил с ума? Или уже давно свихнулся, просто не знал этого? Почему его так шандарахнула смерть Грейнджер? Почему слова Целительницы о том, что девушка с большей вероятностью умрёт, подействовали на него как бомба замедленного действия? Кажется, вот-вот, и взорвётся, его разорвёт на куски от огромного количества отрицательных чувств и ощущений, смешавшихся в одну невероятно ужасную и тошнотворную эмоцию.
Просто вспомнив обо всём этом, парень потерял желание просить оставить его в покое. Пусть бьют, пусть пинают, пусть хоть рвут его на куски — ему плевать. Ему не нужно влачить это существование медленно и мучительно ментально умирающего человека.
Забавно.
Забавно, как всё непринуждённо начиналось. Как он издевался над Гермионой, как она подшучивала над ним. Как они ссорились и смеялись, испепеляли друг друга взглядами и тайком поглядывали друг на друга. Драко ещё тогда понимал, что без неё не сможет. Но нет, это его упрямство, заключённое в том, что ему никто и ничто не нужно…
Ведь всё начиналось как комедия о врагах, которые по канону любого произведения потом должны стать друзьями или парой придурков. Но они стали психами. Поломанными к чёртовой матери психами. Она начала страдать депрессией по неведанной ему причине, а он сам медленно и мучительно сходил с ума, осознавая, что убил единственного человека, с которым мог хоть как-то общаться, с которым мог просто быть, существовать, и всё…
Какие же они идиоты.
Хотя кто ж знал, что эта глупая и бессмысленная история будет заканчиваться так…
Говорят, что начинают ценить, лишь когда потеряют. Что ж, это правда.
Хотя, он и сейчас продолжает отрицать, что она нужна ему. Продолжает мысленно утверждать, что ему плевать, пусть она умирает, пусть. Только почему ему самому хочется умереть? Почему ему плевать на то, что у учеников вошло в привычку ежедневно пинать его по коридорам? И почему он не желает знать, за что они это делают? Почему не хочет помнить всё, что происходит днём, и почему кричит и трясётся по ночам, страдая бессонницей и неясным беспамятством?
Реальность для него начала смешиваться с кошмарами, он уже ничего не понимал. Мог поговорить с кем-то днём, а потом гадать: было ли это на самом деле, или это ему приснилось? А мог увидеть что-то жуткое во сне и весь день трястись, боясь, что это правда. Ощущение потерянности переходило грань привычного, он уже не просто мог теряться в прострации и забывать о чём-то важном, как было раньше. Он не мог понять вообще ничего, он не знал, что помнить, во что верить, кому верить.
Ежедневное ощущение адской боли и тяжести в голове, невнимательность, желание сброситься с Астрономической Башни, желание кричать или даже рыдать — всё это просто убивало его. Но больше всего его убивала причина.
Как она смогла это сделать?
Как эта чёртова грязнокровка ухитрилась заставить его маску не просто треснуть, а разлететься на миллионы микрочастиц и отправиться в полнейшее небытие?
Сука.
Добилась своего, мразь грязнокровая. Только какой ценой? Ценой практически их жизней.
Вот идиотка.
Нет. Они оба. Не идиоты, а психи. Абсолютнейшие, полные, поломанные и глупые психи. Всё это бессмысленно, это было сделано зря.
Неужели нельзя было просто жить дальше, дурачиться, бухать вместе, ссориться, опаздывать, веселиться на отработках? Зачем это всё? Зачем он однажды захотел всего лишь над ней поизмываться? Просто невинный поцелуй, хоть и против её воли. Но именно из этого начали вытекать последствия…
Нога, стоявшая на животе Драко, почти полным весом тела её хозяина надавила на парня, и это прервало его утёкшие явно не в то русло мысли. Он застонал. Пусть ему и плевать, пусть ему и всё надоело, но боль он всё ещё чувствует. Хотя, нет, стоит перефразировать: боль это единственное, что он всё ещё чувствует.
Похоже, давление, подобно удару, пришлось на солнечное сплетение. Дыхание перехватило, а затем просто защемило. Но не было сил даже пытаться вдохнуть, Малфой просто бессмысленно и равнодушно ушёл в отключку, надеясь, что теперь точно задохнётся и умрёт…
***
Интересно, сколько времени прошло? Сколько раз его ещё ухитрились ударить? Как давно его оставили в покое?
А впрочем нет, не интересно. Это не важно. Ведь он не умер. Он не задохнулся. Да почему его Судьба вечно прибухивает и накуривается, а затем смотрит мыльные оперы, решая, что её бессмысленного подопечного лучше оставить живым? Вот сука.
Хорошо, стоит разобраться с ситуацией. Ударов он больше не чувствует, значит все ушли. Чувствуется лишь жуткая ноющая боль от огромного количества ежедневно набивающихся синяков и ссадин. Это, конечно, не Круцио, но чертовски неприятно. Настолько, что аж тошнит.
С этим разобрались. В принципе, больше ничего не нужно. Он не хочет вставать, он не хочет даже открывать глаза. Ему хочется просто полежать тут, в коридоре, весь остаток этого очередного бессмысленного дня. Может, его найдёт кто-то из профессоров и отправит в гостиную или госпиталь. Конечно, тогда встать придётся. Но больше никакое обстоятельство явно не заставит его раскрыть уставшие глаза. Абсолютно…
Кроме одного. Пусть Драко и не хочет ничего ощущать, кроме боли, но чувство того, что он больше не лежит на холодном и твёрдом полу Подземелий само доходит до вечно нетрезвого сознания. Он вдруг осознаёт, что лежит на мягкой койке и вдыхает не пыль, а приятный запах отсутствия всяких замысловатых ароматов. Так пахло только в Больничном Крыле.
Как?
Он резко разлепил веки, и глаза тут же адски заболели от яркой белизны. Он точно в госпитале. Но вопрос прежний: как? Его нашёл кто-то из учителей? Может, кто-то из самых наивных девочек-первокурсниц нажаловался профессорам, а они после этого нашли парня? Или кто-то из страшекурсников сжалился и притащил его сюда? Последнее очень маловероятно, а остальное вполне возможно.
Ноющими руками потерев глаза, Малфой наконец смог нормально их раскрыть. Веки были чертовски тяжёлыми и всем своим существом жаждали сомкнуться обратно. Вдруг парень услышал тихое бормотание, а затем увидел и его обладательницу. Мадам Помфри подошла к нему с какой-то склянкой.
— Чудовища, не дети, а настоящие чудовища, — приглушённо возмущалась женщина, ставя склянку на тумбочку около койки парня, а затем глядя на него. — Как себя чувствуете, Малфой?
Драко даже ухитрился усмехнуться уголком разбитых губ.
— О, чудесно, — прохрипел он, шипя от боли и пытаясь принять хотя бы полусидячее положение на койке.
— Что именно у вас болит? Я должна знать, чтобы не только провести терапию, но ещё и дать вам необходимые зелья.
Что болит? Его снова разобрало желание усмехнуться. Но нет, даже не просто усмехнуться.
С его губ сорвался явно неадекватный смешок, что заставило Целительницу нахмуриться.
— В чём дело? — произнесла она, старательно пытаясь насквозь прочитать мысли ученика.
— Ни в чём, — спокойно произнёс парень, изо всех сил борясь с желанием смеяться от безысходности во весь голос. — Просто вопрос странный… У меня болит спина. И голова немного.
Помфри слегка недоверчиво кивнула, отворачиваясь было, чтобы уходить, но затем остановилась и вновь обернулась к Малфою, желающему как можно скорее отделаться от её общества.
— Как давно это началось? Я осмотрела вас, у вас в буквальном смысле живого места на теле не осталось, — прошептала женщина с нескрываемой жалостью.
Это так отвратительно. Он не хочет жалости, это идиотизм. Ему это не нужно, зачем это?
— Я не помню, — честно ответил парень, медленно и тяжело моргая.
— Не помните? — с удивлением переспросила мадам Помфри.
— Да. Кажется, меня немного ударили по голове, — вновь как-то странно усмехнулся Драко, понимая, что ещё один вопрос, и он изобьёт эту назойливую Целительницу так же, как избил Грейнджер.
О, чёрт… Грейнджер. Лучше б не вспоминал.
— Но за что? Чем вы так им неугодили?
— Их спросите… Мадам Помфри, у меня разболелась ещё и нога. Вы не могли бы поскорее сходить за зельями, а потом уже беседовать? — как можно учтивее постараля прогнать отсюда Целительницу Драко.
Женщина кивнула, словно совсем об этом забыла.
— Да, конечно, — пробормотала она и быстрым шагом направилась в свой кабинет.
Малфой еле дождался, пока хлопнет дверь, а затем старательно зарылся лицом в подушку и расхохотался.
О, как давно ему этого хотелось. Пусть это не крик, но тоже сойдёт. Это даже не просто смех, это хохот безысходности, хохот до самого удушья. Он так старался как можно сильнее выдавливаться лицом в подушку, кусать её, чтобы не было слышно, что дышать стало нечем. Он начал захлёбываться, задыхаться, чувствуя, что от смеха и нехватки кислорода в уголках глаз собираются слёзы и осторожно скатываются вниз, по скулам.
Шикарно. Теперь его ещё, наверное, год будут пинать по коридорам, если он проживёт этот год без суицида. Начнут думать, что он пришёл и нажаловался профессорам, что начал «стучать», что дал слабину. Да хрен там. Он никогда не расскажет, никогда не скажет правды. А если бы захотел, то что сказал бы? Он ведь даже ничего не помнит. Может, он виноват в чём-то, может, есть причина его избивать — он ведь не знает и не помнит, что делал.
Но его могли оставить в покое. Кто знает… Теперь же явно не оставят. Да, ему плевать, но куда приятнее покончить с собой, осознавая, что хоть помнишь, что именно ты сотворил, а не задохнуться от слишком сильного удара по солнечному сплетению, не зная как, кем и за что.
Он услышал, как мадам Помфри поставила на тумбочку несколько склянок, которые протестующе звякнули. Неужели он не услышал, как она вышла из кабинета? Теперь поздно, он не может остановить смех и вынырнуть из подушки, ему настолько хреново, что он не может успокоить себя за пару секунд, как умел раньше. Парень попытался заткнуться, но остановиться было невозможно. Стоило только попытаться замолчать, как смех начинал усиливаться, и в итоге Драко лишь захлёбывался.
Но мадам Помфри ушла. Она просто ушла, даже ничего ему не сказала. Может, решила, что он плачет от боли? Глупость. Нет, ему просто смешно от полнейшей безысходности. Но не важно, что бы она там себе не выдумала, сейчас главное, чтобы она его оставила в покое и не стала больше расспрашивать. Ему от этого становилось только хуже.
Кое-как заставив себя на секунду остановиться, дабы сглотнуть и выдохнуть, Драко как можно сильнее закусил подушку, давясь и дёргаясь на койке. Он словно бился в истерике, мышцы ног, спины, живота, рук, шеи и лица непроизвольно напрягались так, как только могли. Он выгибался позвоночником вперёд, назад, вбок, дёргал ногами и лупил ими по койке, сгибал и разгибал их в коленях, изгибал шею во всех возможных направлениях, изо всех сил сжимал руками простыню или подушку. Он скалился от непонятного напряжения, рычал, жмурился… Смех прошёл, теперь действительно хотелось кричать. От всего. Он долго держался, но обстановка Больничного Крыла как-то ослабляла его, не давая сдерживаться. Но вместо крика парень вот так бился в беззвучной истерике, понимая, что никакого повода для неё нет. Вообще. Абсолютно никакого.
Это было глупо и странно. А ещё отвратительно. Просто невероятно гадко ощущать себя таким беспомощным, напуганным и ослабленным без всякого повода. Быть просто исчерпанным до дна слишком отвратительно. Драко просто невероятно ненавидел себя сейчас. Да и не только себя, вообще всё вокруг. Весь этот грёбаный мир, всех живых и мёртвых, а особенно её, эту чёртову мразь…
Час, два, три… А может и пять или шесть — он не знал. Всё это время его продолжало яро трясти. Наволочка подушки была уже влажной от слёз напряжения и от того, что парень постоянно её кусал, всё тело по-прежнему болело, даже сильнее, глаза стали ещё более усталыми, а веки ещё более тяжёлыми. Хотелось умереть или уснуть. И как только Малфой об этом подумал, его сознание начало переходить в состояние полного отключения и высшей степени небытия. Всё вокруг медленно проваливалось во мрак, словно в огромную пустую воронку, не имеющую понятий пространства и времени. Он слишком устал. Он засыпал…
***
И снова долгое время отсутствия в реальном мире. Даже сон без кошмаров. Просто тьма и пустота, ничего больше. Слава Богу.
В какой-то момент Драко почувствовал, что уже не находится в состоянии отключки. Видимо, он проснулся. Наверное, стоит хоть раскрыть глаза, проверить, какое сейчас время суток, и закрыть обратно. Отличная идея.
Парень проелозил лицом по уже высохшей подушке, повернулся на правый бок и разлепил всё ещё тяжёлые веки.
Темно. За окном напротив его койки открывается прекрасный вид на мрачное ночное небо, усыпанное звёздами-жемчужинками. Неужели он проспал часа четыре, как минимум? Или в истерике и во сне время текло чуть иначе, чем он привык ощущать? На самом деле, он уже давно заметил, что даже не запоминает, как проходят часы, пока он пялится в потолок или стену.
Может, стоит свалить отсюда? Уйти в гостиную, лечь в постель и ещё половину ночи смотреть в одну точку от того, что теперь он просто абсолютно пуст ментально. Неужели эта истерика так его «выпотрошила»? Он ничего не чувствует. Больше ничего. Совсем. Такое странное ощущение опустошения, от него становится не по себе. Аж до дрожи.
Нет, смысла нет. Что тут, что там — он будет бессмысленно лежать абсолютно без движения. Уж лучше тогда даже не напрягать себя, чтоб подняться с койки.
Парень повернулся на спину и уставился в потолок, а затем прикрыл глаза, вслушиваясь в своё собственное дыхание, которое ему так надоело. Хрип, короткий срыв, тяжкий выдох, всхлип, снова хрип и так далее… Ничего нового. Но с каждым разом это кажется всё более отвратным.
Вдруг странное раздвоение заставило Малфоя на несколько секунд задержать дыхание и вслушаться… Да, тут был кто-то ещё, кроме него. И он даже знал, кто именно…
Грейнджер! Как он мог забыть? Да, мадам Помфри уже две недели продливает и продливает терапию, которая не даёт никаких сдвигов с мёртвой точки. Но, видимо, Целительница не хочет сдаваться. А зря. То, что девушка всё же будет жить — лишь по-детски наивная надежда. И ещё это идиотизм.
Драко вдруг почувствовал, что хочет посмотреть на девушку. Именно хочет, что просто поразительно, ведь его начинает душить страх и видения при одном взгляде на неё. Наверное, он чёртов мазохист. Но ему действительно почему-то это стало вдруг нужным, хоть он и не верит в то, что она живёт. Может, он хочет попрощаться? Глупости. Просто взглянуть в последний раз. Быть может, он больше никогда сюда уже не зайдёт…
Да, ему не давала покоя одна мысль, из-за которой, наверное, он сейчас и хочет посмотреть на Гермиону. Мысль о самоубийстве. Так быстро, даже полугода мучений не прошло, а он уже сдаётся. Видимо, он просто чертовски слаб.
А может… А может он не хочет жить потому, что больше не будет жить и она?.. Ну правда, что он будет делать? Как-то странно, но существование без неё становится каким-то бессмысленным и ужасным.
Но есть и ещё проблема. Он боится. Хочет умереть, но боится. Не хочет жить, чувствовать что-либо и думать о том, какую ужасную вещь он сотворил… Но и боится умереть, отправиться в неизвестность, в небытие, во мрак…
В общем говоря, он находился на какой-то тонкой грани, словно ходил по лезвию ножа и его клонило то в одну, то в другую сторону. И именно поэтому он хотел на неё взглянуть. Она явно тоже была в таком состоянии.
Да, он помнил, как она однажды ночью сидела с ним на диване и рассказывала, как ей плохо. Она явно тогда утаила много чего. Он помнил её покрасневшие карие глаза, как из них медленными непрошенными ручейками бежали слезинки, скатываясь вниз, по шее, по ключицам, или капая на пол и разбиваясь о него так же, как разбилась её жизнь.
Слегка нерешительно закусив губу, Малфой всё же медленно принял сидячее положение на койке. Тело просто жутко ноет, хочется разорваться на куски, чтобы чувствовать острую боль, а не эту. Но ему нужно встать. Он хочет этого. Впервые за месяц он действительно понимает, чего хочет.
Мысленно перебирая все известные проклятия и тихо шипя от боли, парень спустил босые ноги на холодный пол и поднялся. Колени дрожали как тогда, когда он осознал, что Гермиона не дышит…
Нет, сейчас не время для воспоминаний. Ему нужно пройти половину помещения и добраться до койки девушки, по-прежнему закрытой ширмой.
Осторожно шагая и продолжая мысленно выбирать самые изысканные высказывания, Драко захромал в сторону самой крайней койки. На самом деле, шаги давались чертовки тяжело. Он впервые за месяц реально сознавал физическую боль. Да, было куда легче, когда он в прозебал в забытье целые дни и даже не вспоминал, когда его успевали избить.
Вот уже и ширма на расстоянии руки. Парень тихо выдохнул и зашёл за неё, становясь над кроватью девушки.
Такая неестественно-спокойная, будто труп. Бледная из-за света холодной луны, причудливо падающего на неё сквозь огромное окно. Шоколадные локоны раскиданы по подушке, один падает на лицо. Драко неожиданно протянул руку и осторожно убрал этот локон, заправив ей за ухо. Он помнит, как чудесно пахло шоколадом это «гнездо» на её голове…
Оглядев девушку как следует, парень заметил, что у неё остались шрамы на коленях. Видимо, они появились, когда он её уронил на лестнице, пока нёс сюда в тот раз…
” — Хорёк! Гадкий, мерзкий, самовлюблённый ублюдок! Ты…
— Забавно.
— Что тебе забавно, придурок?!
— Колени.
— Что?!
— Колени, Грейнджер, твои колени. Они выглядят так, будто я занимался с тобой вещью с неприличным названием. Словом, как будто я тебя трахал.
— Ты совсем уже, идиот недоразвитый!„
Парень вдруг вздрогнул. Весь этот короткий и не слишком прилично звучащий диалог пронёсся в его голове, словно Хогвартс-Экспресс по рельсам. Ведь именно так начиналось каждое из утро, когда он грубым образом спихивал её с дивана. Начиналось когда-то в начале года…
Тряхнув головой, парень постарался прогнать эту назойливую и до жути щемящую сердце мысль. Его взгляд вновь поднялся к лицу девушки, а затем чуть спустился. За время, пока она лежала тут, она, разумеется, не ела. Теперь её шея была ещё тоньше, чем раньше, а ключицы выделялись куда сильнее. Малфой заодно подметил, что никто не удосужился застегнуть одну из верхних пуговиц её рубашки, которая уже чуть больше чем надо открывала декольте. Ну, раз уж никто не сделал этого, то сделает он.
Парень потянулся рукой и осторожно, без всякой похоти и пошлых мыслей застегнул эту пуговицу, но стоило ему это сделать, как в голове пронеслось:
” — Ну ты даёшь! Нет, серьёзно, это флирт, подкат, соблазнение?
— Иди к чёрту, ублюдок… Я одежду забыла…
— А что потом, Грейнджер? Забудешь себя в моей постели?
— Да пошёл ты!”
Да что это такое?
Парень резко отдёрнул руку от девушки и надавил на глаза так, что перед ними поплыли узоры.
Фигня какая, сколько можно? Ему хватило и одного воспоминания, спасибо. Это так больно, вспоминать, как всё было просто и глупо в самом начале…
Драко слегка проморгал, чтобы узоры перед глазами исчезли, а затем, чувствуя, что ноги его уже еле держат, медленно опустился на колени на полу. Так было легче. Он вновь протянул руку, проводя тыльной стороной ладони по холодной как лёд и бледной щеке девушки.
”— Идиот!
— Что опять? Ещё ничего не сказал, а ты бесишься! Неужели я так тебя достал?
— Ты достал меня с первого курса! С грёбаного ПЕРВОГО КУРСА!!!
— Воу, потише. Если у тебя ПМС, я уж точно не виноват.
— Придурок! „
Очередное воспоминание возникло в голове Малфоя, эхом отзываясь от стенок черепной коробки, но он даже не вздрогнул, а лишь чуть ли не до крови закусил губу и нахмурился. На секунду он прикрыл глаза и постарался выровнять дыхание, но тут же в голове всплыло другое воспоминание.
”— Я действительно тебе нужна.
— Я дурно на тебя влияю… И ты не нужна мне, мразь грязнокровая. Ты бесишь меня, прямо из себя выводишь!
— Взаимно, чёрт возьми!
— О-о-о, эта ненависть не может быть взаимной! Никто не может ненавидить кого-либо так, как я ненавижу тебя! Просто иногда хочется пальнуть Авадой или выдавить из тебя жизнь голыми руками.
— О, мы на угрозы перешли? Что ж, тогда знай, что я тоже хочу твоей смерти, Хорёк!
— Что ж, я рад этому факту!
— Я тоже!„
Самое жуткое, самое ужасное и самое, мать его, пророческое воспоминание.
Парень приглушённо зарычал и сжал простыню на койке Гермионы.
Как забавно, это была лишь глупая ссора двух наивных идиотов, а теперь это фактически девиз их жизни…
Равномерно вдохнув и выдохнув, Драко вновь поднял глаза на девушку, но толком не успел сфокусировать взгляд, как на него резко обрушился грёбаный фейерверк воспоминаний.
”— В чём дело?
— Отпусти.
— В чём дело, объясни.
— Отпусти, придурок!
— Скажи сначала.
— Отпусти, отпусти, отпусти!„
О, да, это были первые её слёзы в его присутствии, когда ей сожгло кожу руки, которой она закрыла ему глаза.
”— Отпусти!
— Не отпущу. Не отпущу, пока не скажешь, что случилось.
— Да мне больно!
— Если будешь упираться, то я сдавлю твою больную руку.
— Ты надоел! ОСТАВЬ УЖЕ МОИ РУКИ В ПОКОЕ!
— Хорошо… Я оставлю твои руки в покое. Но я не обещаю, что оставлю в покое остальные части твоего тела…
— Эй… М-Малфой…
— Люблю, когда ты боишься… Люблю, когда ты таким возбуждённым голосом произносишь мою фамилию…
— Хватит… Прекрати, пожалуйста, прошу…
— И ты боишься не меня. Нет… Ты боишься себя… Боишься не сдержаться, боишься, что сама приникнешь ко мне в сладком поцелуе…
— Эй, эй, эй!.. Прекрати… Я… я староста!
— Я тоже…
— Я сниму баллы со Слизерина!..
— А я сниму с тебя одежду…
— Хватит, хватит, ХВАТИТ! Я скажу всё, только уйди! УЙДИ, ОТОЙДИ ОТ МЕНЯ!
— А ты возбудилась, согласись… Захотелось поцелуя, верно?..
— Нет-нет-нет-нет-нет!!! УЙДИ!!!„
Это был первый раз, когда он дразнил её тем, что может поцеловать, но не делал этого.
”— Я же ясно выразилась: отвали!
— Да что ты? Может, ты просто стала бояться? Боишься, что сейчас подойдёшь и обнимешь меня, а об этом снова узнают твои дружки. Я, кажется, слышал всхлипы из твоей спальни, когда вернулся. Что, поругались? Твои друзья не верят тебе, Грейнджер. Но ты упорно называешь их «друзьями». Ты лжёшь сама себе. Они не друзья тебе. Им нужен лишь твой ум.
— А теперь послушай меня, Малфоевская тварь! Ты не можешь читать мне нотации о дружбе! Во-первых, всё это моё, чёрт возьми, дело, и я выбераю, с кем мне дружить и кому доверять! Во-вторых, как ты можешь говорить мне о настоящей дружбе? У тебя ведь и друзей-то нет! Нет, не было и не будет! А всё почему? Да потому что ты чёртова мразь с завышенным ЧСВ! Тебя никто не вытерпет, никто! Крэбб и Гойл лишь твои прислуги, хоть ты их уже забросил, а Забини рядом лишь потому, что надеется на твоё улучшение! Но, скажу честно, что уверена: если с тобой что-то случится, он будет стоять в стороне! Он не поможет, потому что ты обращаешься с ним как с ненужной вещью! Ты обращаешься так со всеми, Малфой! Поэтому-то у тебя нет друзей! Ты гадкая мразь, скользкая тварь, которая думает лишь о себе и своей репутации! Тебе плевать на всё, ты пытаешься быть всегда на виду, на высоте! Ты хочешь чувствовать власть и превосходство, а это никому не нравится! Ни-ко-му! Понимаешь ты меня, идиот?!
— Знаешь что, Грейнджер? Не тебе меня учить. Не тебе говорить о моих отношениях с людьми. Не тебе говорить о моей дружбе. Не тебе говорить о моём характере и моральных устоях. Ты поняла меня? Не твоё это дело, сволочь. Ты не знаешь меня.„
Первый «душевный» разговор между ними.
А дальше всё мелькало обрывками. То слёзы, сквозь которые Гермиона умоляет не трогать её, но парень вжимает её в диван и целует. То обрывки реплик. И снова её слёзы, и снова поцелуй. Затем опять реплики, странные беседы, ссоры, а после всё резко переключается… Удар. Кровь. Тело скатывается на пол. И в довершении всего адским эхом отдающееся в голове восклицание:
” — Ненавижу тебя!„
Драко зажмурился и схватился за голову, совсем осев на пол. Перед глазами всё начало смешиваться, парень зажмурился и, кажется, зарычал или застонал, качая головой из стороны в сторону, словно желая прогнать все эти голоса воспоминаний.
В мыслях тоже каша. Вспышки образов, затем их исчезновения, провалы во тьму и снова образы… Он уже потерял возможность осознавать происходящее, не чувствовал, что сидит на холодном полу госпиталя… Ничто не могло вырвать его из этого состояния, голоса и видения беспощадно мелькали в сознании, голова кружилась… Но вдруг всё это резко прекратилось. Он сквозь этот ужас вдруг услышал звук из реальности. Услышал кашель и стон.
Мгновенно раскрыв глаза, но ещё не совсем осознавая, что происходит, Драко постарался сфокусировать взгляд на лице Гермионы. И после того, как наконец сфокусировал, он понял, что что-то в ней изменилось. Какая-то незначительная деталь, на самом деле значащая многое. И каков был его шок, когда он осознал, что это за деталь…
Её глаза были открыты и беспомощно бегали по его лицу.

Примечание к части от автора

Вот вам призент на Новый Год, друзья.)
Вас уже 88, и я счастлива осознавать, что моё творчество действительно оценивается кем-то!) Счастливого Нового Года, весёлых каникул и волшебства вам всем.?✨
Да, глава вышла для меня вполне крупная, писала долго, ибо вечно засыпала во время процесса (надеюсь, мне простительно, я сплю по 4-5 часов в сутки уже пол года)?
Но, я наконец справилась, чётко 31 числа. Да, у меня сейчас 2:17.)
Жду отзывов за мои страдания над этой главой!?