Сумасшедшая Наложница Императора - Найл

Глава 16

Утро выходного дня Найла началось с очень нежного, но плотного и горьковатого запаха сигаретного дыма.

Ничто не могло помешать ему насладиться свободным временем, кроме кошмарного сна, что вновь и вновь напоминал ему о прошлой жизни.

Его настроение могло только ухудшаться, но ни разговор со стражем, ни запевание песен, ни активные танцы, не смогли развеселить его.

Части строк старых песен гармонировали с его настроением, они прорывались сквозь мысли в реальность, прерываемые отрывками из прочитанных стихотворений.

- Одно скажу наверняка:

Теперь легко и смерть приму,

Коль так судьба моя тяжка!*

Его голос постепенно становился ниже и громче, тяжелые строчки ударялись о стенки комнаты, оставляя Найла в одиночестве слушать собственный голос.

Дым сигареты объявил о переходе к другому произведению:

- И пылающий дым

Этой юности стал мне не мил...

После окончания, он устало повалился на кровать, но хоть и не собирался возвращаться в Царство Морфея, однако он закрыл глаза, уподобляясь мумии.

В минуты тишины он размышлял о том, как прекрасно расправился с многочисленными мелкими делами, на ничтожное количество времени чувствуя себя возвышенно и одухотворенно.

Его фиолетовая комната постепенно наполнялась неощутимым голубым светом, за которым Найл наблюдал сквозь прикрытые веки, выводя узоры, но все они постепенно становились хаотично разбросанными в пространстве острыми шипами.

Можно сказать, он был бы не прочь провести так остаток утра, но его уставший от бессонных ночей организм против его воли бросил его в долгий сон, едва Найл попытался отойти от кровати.

...

Так часы проходили и уже пришло время, когда Найлу принесли новое и вкусное мясное блюдо.

Слуга привык к тому, что Найл просыпался до его прихода, поэтому после короткого стука и вопроса, можно ли ему войти, он, получив полуосознанный ответ от непробудившегося 'фараона' , непременно вошел внутрь.

На подносе рядом с белой фарфоровой тарелкой находились бокал вина и столовые приборы, включавшие в себя острый ножик и вилку, обернутые дорогим материалом так, дабы содержимое свертка не было замечено любопытными глазами.