***

«Белые мотыльки снятся к удаче», – это была фраза, ознаменовавшая начало конца. Кто же мог знать, что с нее начнется черное утро, а после – к бабушке не вернется ни память, ни личность, ни ощущение реальности.

До мотыльков было многое. Приступы. Операция. Батарейка в сердце. Не человек вовсе – плоть и кровь, чье существование поддерживала машина. А все машины дают сбой. Лу было страшно. Каждый день бабушка часами проводила на кухне, готовя любимые пироги, и много смеялась, и плакала над старыми фильмами, и учитывалась книгами до боли в покрасневших веках, но у Лу сбивалось дыхание, потому что сцена – то ли выдуманная, то ли пришедшая из будущего – сцена бабушкиного падения и бездыханного состояния так ярко вспыхивала перед глазами, что Лу больше не видела ничего и не могла ни о чем больше думать. Она жила в ожидании самого страшного. И даже когда вместе с бабушкой заливалась смехом, неожиданно одергивала себя и уходила в другую комнату... не плакать, нет – слезы были не лучшими ее соратниками. Там Лу растирала леденеющую кожу руками и заворачивалась в несколько пледов, силясь согреться, пока ее тело трясло от нервозной лихорадки, накрывавшей девушку с головой.

Но потом появились мотыльки.

Бабушка отмахивалась от них и морщила нос. Она видела их повсюду: в ванной, в спальне, на кухне, в коридоре, в прихожей. Они снились ей каждую ночь. Она разговаривала с ними, смеялась, когда они щекотали ей подбородок, и громко кричала, когда кто-то по неосторожности мог убить маленькое крылатое создание.

Но было одно «но»: никто кроме нее никогда этих мотыльков не видел. Никто, кроме бабушки Лу.

Лу воспринимала это как детскую шалость, учитывая, что во времена «провалов» бабушка вела себя как настоящий ребенок: капризничала, смеялась невпопад или плакала, несла бессвязную ерунду. И этот пунктик вроде невидимых выдуманных друзей-мотыльков никак не влиял на общую картину, но ужасал Лу больше всего. Бабушка вела себя так, будто действительно их видела.

Лу потянулась за стопкой пожелтевших от времени листов бумаги, прибитых к стене длинным гвоздем, и дернула на себя. Гвоздь легко отскочил, оставив в стопке дыру с желтыми рваными краями.

Первый рассказ Лу был набран на старенькой печатной машинке. Она не любила писать от руки, а за компьютером ей тогда разрешалось сидеть лишь часа полтора на выходных, поэтому и печатала на ней муторно и долго, но старательно избегая ошибок. Лу помнила до сих пор, как гордилась этой историей – историей маленького покинутого миром мальчика и червя, что поселился в его голове.

СущностьWhere stories live. Discover now