Первый снег

...я вижу тебя настоящего...

  День начался как-то смазано. Во-первых, ночь пошла коту под хвост из-за вернувшейся бессонницы, но вместо того, чтобы смириться и засесть за учебники (ну или в приставку порезаться – нечего из себя ботана корчить), Олесь упрямо вжимался носом в подушку, изо всех сил стараясь убедить весь мир в том, что ему безумно хочется спать. Миру было всё равно. Мир вообще не помнил ни о каком Олесе. Во-вторых, когда он мятый и злой поплёлся с утра в ванную, оказалось, что воду отключили не только горячую, но и холодную, и дохлой ржавой струйки на ладони едва хватило, чтоб промыть уголки глаз. И, в-третьих, деликатный, но настойчивый стук в дверь с утра пораньше никак нельзя было назвать предвестником чего-то хорошего – наверняка опять тётка Маня, соседка снизу, прискакала орать и топать ногами в растоптанных тапках-зайчиках, что-де у неё опять всё затопило и когда ж он, морда бессовестная, эту самую совесть заимеет? Впрочем, бушевала она хоть и регулярно, но и отходила тоже быстро – потом сама же ему лакомства в знак примирения таскала, трепала по волосам и обзывала себя старой дурой. Олесь вспомнил пирог с грибами или джемом, которым искупала свои вопли соседка, и решил, что несколько минут ору с утра после бессонной ночи его только взбодрят, а на вечер не надо будет ломать голову, чего б пожевать.
Щёлкнул замком.
На пороге стояли четверо. Мужчина и женщина лет сорока с одинаково лучистыми улыбками. За их спинами топтались парень и девушка, оба темноволосые и синеглазые. Девушка разглядывала его с неприкрытым любопытством, немножко восхищённо пройдясь по независимо всклокоченной шевелюре и тут же прикипев взглядом к лицу. Обычная реакция, неинтересно. Парень тоже скользнул взглядом по его волосам, по мятой майке, а потом медленно перевёл взгляд на комнату позади. И едва брезгливо скривил уголки чётко очерченных губ. Но тут заметил на себе взгляд и мгновенно расплылся в самой приветливой и искренней улыбке, какую Олесь когда-либо видел.
-Э, здравствуйте,- сказал мужчина, немножко удивлённо разглядывая погром за спиной Олеся. Парень внутренне улыбнулся, точно сытый кот, и привалился плечом к стене, давая визитёрам насладиться жутким видом разгромленной квартиры. Жаль, уже форточку открыл, а то полчаса назад здесь ещё и топор вешать можно было.- Могу я поговорить с...э-э... вашими родителями?
В родителях числилась только мать, но её он последний раз видел полгода назад – за решётчатым окном диспансера для принудительного лечения от алкоголя, куда её запихнул Стас, то ли мамин сожитель, то ли мамин друг, то ли вообще не разберись кто. Стасика Олесь знал, сколько себя помнил, но ни разу не видал, чтоб тот обращался с его матерью как с любовницей, да и мама почти всегда орала на него смесью мата и каких-то непонятных Олесю то ли украинских, то ли польских ругательств. В любом случае, квартплату Стас платил регулярно, за что Олесь позволял ему время от времени приволакивать сюда своих дружков и устраивать пьяные вечеринки. После вечеринок у него начиналась бессонница и приходилось генералить всю квартиру, с другой стороны, в кармане обычно появлялись наличные – друзья Стаса были людьми азартными, а делать ставки на футбольные команды или разводить в карточных играх Олесь научился ещё в средней школе; захочешь выжить – не так раскорячишься...
-Зачем?- очень вежливо, но не делая попытки куда-то двинуться, поинтересовался Олесь.
-Нам... э-э... хотелось бы...
-Я мусульманин,- мрачно сообщил парень.
-Ч-чего?
-Говорю: нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед пророк его. Аминь.
Странная четвёрка с их одинаково (почти одинаково – улыбка парня была фальшивой, как и новоприобретённая вера Олеся) лучистыми лицами осталась за захлопнувшейся дверью. Ну их к чёрту, сектантов этих. Совсем оборзели, уже по квартирам шляются. Как только за двери с домофоном пробрались?
Опять стук в дверь.
Тихонько закипая, Олесь рванул ручку на себя, собираясь выместить дурное настроение на этих счастливых лицах. За порогом стояли только женщина и девушка.
-Вы не так поняли, молодой человек,- женщина прикусывала губу, чтобы не улыбнуться.- Мы – ваши новые соседи.
-Ага,- счастливо защебетала девчонка, с непосредственностью пятилетнего ребёнка вытягивая шею и всматриваясь в погром,- мы теперь рядом жить будем.
-Очень приятно,- заливаясь краской до корней волос, пробормотал Олесь.- Извините, я вас за сектантов принял.
-Да-да, Никита так и сказал.
-Кто?
-Никита, наш сын.
-А я Лена,- встряла девчонка.
Олесь рассеянно кивнул, рассматривая протянутое ему блюдо с печеньем. В животе жалобно заныло. Когда он в последний раз ел что-то домашнее? Тётя Маня сейчас болела, и выкуривать её из квартиры потопом он не решался, уже месяц перебиваясь всухомятку.
-Меня можешь тётей Машей звать, а муж мой – Павел Игнатьевич, но с удовольствием отзывается на «дядю Пашу».
Девчонка хихикнула:
-Он у нас приученный.
-Меня Олесь зовут.
-Олег?
-Олесь,- мрачно повторил парень.- В честь любимого писателя маминого, Олеся Гончара.
-Ну так... э... где твоя мама?
-Знаете, мне в школу пора, а то меня физрук уже давно грозится за прогулы по стадиону погонять.
-Конечно-конечно,- заторопилась тётя Маша. Схватила дочку за локоть и поволокла к своей квартире, а Лена всё жалила его глазищами, по-детски открыто улыбалась и махала рукой.

Так Олесь познакомился с семейством Прохоровых.
Жизнь его, в принципе, не сильно изменилась, разве только гастрит забился подальше и больше не беспокоил – уж тётя Маша постаралась, чтоб бледный синюшний паренёк из соседней квартиры больше не задавался с вечера вопросом – что же есть завтра. Хотя Олесь всячески избегал вторжения в личное пространство, и разговоры всегда проходили на лестничной площадке. О себе он не рассказывал, а Прохоровы, в большинстве своём, в душу и не лезли. Дядя Паша, как его жена и предсказывала, был совсем не против такого фамильярного к себе обращения, хотя с ним Олесь старался просто поздороваться и прошмыгнуть мимо – дядя Паша служил в полиции и, не глядя на всё своё благодушие, чин имел немаленький. И вообще Олесь просто побаивался людей в форме, как и любой нормальный человек, чувствуя себя в обществе соседа без вины виноватым. Тётя Маша оказалась домохозяйкой и от нечего делать цветоводом – в загородных теплицах в компании таких же маньячек, как и сама, она занималась селекцией и разведением каких-то редких растений. Женщиной она оказалась милой и на удивление понятливой. Больше к Олесю с вопросом о родителях не приставала, хотя не успокоилась и вытянула всё из тёти Мани, подкупив ту каким-то на диво неприглядным чахлым кустиком. Обо всём этом Олесь узнал от Лены, которая единственная никак не могла понять, что человек он не самый общительный и ему вполне достаточно терпеть её по дороге в школу и обратно. Повезло хоть, что девчонка оказалась на класс младше, и в школе он благополучно избегал навязчивого внимания соседки.
А вот Никита был тяжёлым случаем. С ним было проще и тяжелее одновременно. Проще оказалось практически во всём – с Олесем он не общался, удостаивая того разве что кивка по утрам, когда они вместе ждали маршрутку на остановке. Но брат Лены тоже был выпускником и, к сожалению, попал в тот же класс, где учился сам Олесь. И от материнской заботы тёти Маши оказалось не скрыться. Теперь учителя писали в дневник замечания, обращаясь напрямую к ней, а если его ловили под лестницей с сигаретой в зубах, то вызывали тоже её. И она журила взрослого, чужого, в общем-то, парня на глазах у классного руководителя или у двери его квартиры, и ему действительно становилось неловко, и глухое раздражение накатывало всякий раз, когда он видел кривящиеся в ухмылке губы Никиты. Чёртов Никита!!! Едва он переступил порог школы, как тут же стал всеобщим любимцем. Учителя носили его на руках за его мозги, физрук обрыдался от счастья, когда команда с талантливым новичком неожиданно взяла кубок по баскетболу на областных соревнованиях, хотя висела в списке последних уже десятый год, а девчачьи стайки облепливали коридор, стоило Никите в нём нарисоваться. Поговаривали, что даже молоденькая аспирантка, проходящая здесь стажировку, чуть ли не из-под венца удрала из-за какого-то там намёка, пущенного Никитой вскользь. Может и так – приезжал какой-то щёголь на митсубиси, даже успел разбить «школьному принцу» губу. Мало показалось – кулаком на молодого соперника замахнулся. А тот увернулся и удар пришёлся в капот несчастной машине. В капоте вмятина, в кисти трещины. Никита стал едва ли не народным героем, тем более, когда выскочил директор и принялся орать на мужчину – что тот себе позволяет, набрасываясь на ребёнка, «ребёнок» великодушно попросил отвести несчастного в травмпункт и отпустить его самого на урок.
На уроке он не появился. Была у него такая милая привычка – пропускать занятие-второе несколько раз в неделю, но, будучи любимчиком у учителей, он мог себе позволить и большее.
Глядя в окно, Олесь видел, как Никита выходит за ворота школы, дожидается митсубиси, останавливает, садится на переднее сидение... На следующий урок Никита явился как ни в чём не бывало, а на утро Олесь узнал, что тот парень попал в аварию и теперь лежит в реанимации.
В общем, всё было не так уж и плохо – их миры не пересекались, а чем там грешит его сосед, Олесю было всё равно. Лишь бы его не касалось...

-Олееееесяааа!!!
Парень поморщился. Мало того, что имя ненормальное, так Ленка-дурёха ещё и перелепила на свой манер, искренне полагая, что это мило, и вообще ему с его внешностью очень подходит. Дура! Конечно же кличку услышали, и теперь в школе даже классная руководительница, вызывая его к доске, нечаянно назвала женский эквивалент имени. Всё, теперь для всех он стал исключительно Олесей, и скабрезные шуточки по поводу его внешности стали ещё пакостнее и похабнее. Слишком красивый для парня, он, к сожалению, оказался ещё и симпатичнее многих девушек, за что его частенько пытались тискать в подворотнях, а с возрастом и в школе. Всегда в шутку, но это жутко бесило. Мог бы, обрезал волосы покороче, чтоб хотя бы солнечные вихры не делали его таким хорошеньким, но оставленная «нежной» маминой ручкой безволосая проплешина на голове делала коротко стриженую голову куцей и уродливой. С возрастом он вытянулся, немного раздался в плечах, но из-за не самой благополучной жизни остался худеньким и острым, эдаким вечным подростком, когда со спины не разобрать – парень это или девушка. С одной стороны его это вполне устраивало – в конце концов, он мог съездить обидчику под дых и удрать в заборную щель или вообще сигать по крышам, в то время как желающие его полапать (или придушить – это уже после того, как пытались полапать и получили под дых) только сопели и ругались, не в силах преодолеть такие преграды. С другой – будь он немного пошире в кости и выше хотя бы на полголовы, ни один извращенец не потянул бы к нему свои потные ладошки.
Даже Стасик когда-то спьяну его за девку принял, полез грудь мацать. Хорошо хоть быстро очнулся, но извиняться всё равно не стал – поволок его в ванную и ткнул лицом в зеркало, на, мол, любуйся, почему мне не стыдно. Полюбовался. Лицо тонкое, белое, глазища зелёные на пол-лица из-под угольно-чёрных ресниц таращатся, такие же угольные тонкие брови вразлёт и в противовес им светлые с янтарным оттенком волосы. И над губой родинка.
-Доволен?- спросил тогда Стас.
-Нет,- честно сказал Олесь.
-Вот и я – нет. Лучше бы ты бабой был. Поимел бы тебя и успокоился, а так только хрень всякая в голову с перепоя лезет.
Когда на следующее утро Стасик протрезвел, они сделали вид, что такого разговора не было. А может Стас и правда забыл. Но его одиночные визиты прекратились, теперь он приходил только с компанией, шумел, пил, гонял парня за закуской и старался не оставаться с ним наедине.
-Может, перестанешь меня Олесей называть?- не выдержал парень, когда вопли Лены стали привлекать внимание людей, тоже ждущих маршрутку.
-Почему?- девушка подбежала к нему и уставилась ясными чистыми глазками. Она действительно не понимала.
Олесь не выдержал и усмехнулся, потрепал её по голове.
-Ладно, можешь называть, но только когда посторонних рядом нет.
-Но почему? В школе тебя все так называют.
-А не знаешь, благодаря кому?
Лена хитро улыбнулась. Олесь напрягся.
-Где твой брат?
Легкомысленно пожала плечами. Особой дружбы между братом и сестрой не водилось. Они никогда не ссорились, не грызлись и не пререкались и вообще о том, что это родственники, говорила только их внешность – оба тонкие, гибкие, спортивные, темноволосые, синеглазые, носы прямые, губы пухлые. Разве только глаза Никиты были более пронзительными, словно весеннее небо, на которое, не щурясь, не взглянешь. Да губы чётко очерченные – у Лены они были немного смазаны, но её улыбки Олесю всегда нравились куда больше, чем фальшивые холодные, точно приклеенные, Никитины. Никита ему вообще не нравился, хотя объяснить свою неприязнь к этому типу он не мог. Просто чувствовал в нём фальшь, как при самой первой встрече, когда Никита сначала брезгливо поджал губы, рассматривая беспорядок, а через мгновение натянул широкую приветливую улыбку. Хорошее поведение Никиты было таким же фальшивым – он прекрасно учился, он не препирался с учителями, он красиво отшивал надоевших ему девиц... Он спокойно игнорировал любые просьбы о помощи, не ввязывался в дела школьного комитета, как бы тот за ним не гонялся, ускользал от обязанностей дежурного, обычно навешивая свои дежурства на визжащих от любой его просьбы девчонок. И друзей у Никиты тоже не было, Олесь это точно знал. Были те, с кем Никита перебрасывался приветственными фразами, кому он мог подпустить шпильку-другую в разговоре или кивнуть, проходя мимо. А ещё была Лена, его сестра, до того непохожая характером, что если бы Олесь своими глазами не видел их внешнее сходство, решил бы, что кого-то из детей Прохоровым подменили. Судя по мерзкому двуличию – самого Никиту, родители и Лена были слишком открытыми и общительными людьми.
А ещё у Никиты был он сам, сосед, с которым тот ездил в школу и обратно, молча наблюдая, как Лена достаёт Олеся по дороге своими пустыми разговорами. Правда, в школе почему-то Олеся назначили Никите то ли в братья, то ли в приятели, во всяком случае, так же как и тётя Маша заботилась об Олесе, так и учителя требовали участия парня в жизни Никиты. Школьный психолог ходила за ним след в след и нудила о том, что новенькому в школе, тем более такой большой, тяжело прижиться и он, как близкий ему человек, должен помочь «мальчику» освоиться. Мальчик был на голову выше и на локоть шире Олеся в плечах, и чхать хотел на переживания психолога. Уже в первый день Олесь засёк его открыто курящим у кабинки отлучившегося куда-то вахтёра. А вчера застукал в кабинке туалета, и явно не одного... и даже не с девчонкой. Там долго возились и гремели крышкой унитаза, умащиваясь поудобнее, тихо шипел Никита, что-то насмешливо комментируя второму участнику. О том, что это именно парень, Олесь понял, когда услышал сдавленный стон. Не удержался, осторожно достал осколок зеркала, специально для таких случаев припрятанный ребятами во всех кабинках, положил на ногу и подсунул под перегородку. И увидел, как парень классом младше вжался лицом в пах Никиты, а тот схватил его за волосы и ещё сильнее насаживает на... И на лице это вечно скучающее, немного надменное выражение! Нетрудно понять, что там творилось, но Олесь соображал долгую минуту прежде, чем дошло, и его не скрутило в спазме. Никита уже закончил и отпустил мальчишку, а его всё выворачивало. Из кабинки он почти выпал, зелёный и невменяемый. Добрёл до умывальника прополоскать рот и только когда немного пришёл в себя и поднял глаза на зеркало, заметил в отражении спокойно курящего Никиту, любующегося видом на школьный парк, сидя на подоконнике. Нога согнута в колене, вторая вольно свесилась и болтается в воздухе, чиркая об пол. Длинноногий, быстрый. Если захочет поймать и вломить, Олесю от него не скрыться. Он вспомнил, как на физкультуре они на пару бегали стометровку, и как лёгкий и быстрый Олесь, которого до этого догнать и перегнать мог разве что ветер, остался позади уже на третьей секунде. Этот чёртов Никита был лучше его во всём! В учёбе, спорте. Даже красота его, такая же выделяющаяся из толпы, была красотой молодого мужчины, а не смазливого пацана с девчачьим лицом. И его чёрные космы вызывали у одноклассниц не зависть, как вихры Олеся, а восхищение – каждая хоть раз, да коснулась шевелюры новичка. Как бы случайно.
На идеальном лице его было всё то же скучающее выражение – не произошло ничего особенного. Вот же ж урод...
-Зачем ты это сделал?- не удержался Олесь.
-Мне было любопытно, каково это, когда тебе отсасывает парень,- не отрывая взгляда от окна, опять же без всяких эмоций, ответил Никита. Ну повозился с парнем в кабинке, эка невидаль...
-И как, понравилось?- перед глазами Олеся опять всплыла недавняя картинка и его замутило.
Никита затянулся.
-В любом случае, я кончил,- меланхолично заметил он и всё-таки посмотрел на собеседника. Лучше бы продолжал таращиться в окно – расширенные от возбуждения зрачки всё никак не могли прийти в норму и смотрели на Олеся, точно заряженные дула двустволки.- А как тебе, понравилось представление?
-Меня стошнило,- озвучил очевидный факт Олесь и вымелся из туалета. На уроки он больше не пошёл – собрал сумку и удрал домой, предварительно показавшись медсестре. Бледному и едва живому после получаса обниманий с унитазом, ему тут же выписали больничный – ехать после уроков домой в компании вечно трещащей Лены и её жуткого братца Олесю не хотелось.
А сегодня, хочешь – не хочешь, всё равно собрался в школу и вышел на остановку. Тут его обнаружила Лена. А вот Никита не явился. Возможно, из-за вчерашнего... Тем лучше!
Трескотня девчонки понемногу пробивалась в его воспалённый мозг, заставляя ещё раз сравнивать этих двоих. У него тоже была младшая сестра. Когда-то безумно давно. Тоже год разницы. И он, счастливый, носился с ней по детской площадке, как дурень с писаной торбой, не зная, куда поставить свою маленькую принцессу, чтоб не запачкалась. И мама тогда ещё не пила и не орала на него. И не била раскалённой сковородой по голове, оставляя выедающие волосы ожоги.
Протянул руку и неожиданно ласково провёл по пушистой головке Лены ладонью. Девчонка примолкла, хлопая глазёнками из-под таких же пушистых ресниц, как и его собственные. И его сестру звали Лена... Леночка...
-Ты чего? Я совершенно не переживаю, я просто тебе рассказываю,- озадачилась девчонка. И правда, до этого Олесь предпочитал держать все свои мысли и эмоции при себе. До людей вообще не притрагивался, если только в маршрутке давки не было.
-О чём рассказываешь?
-Ну как же? О Вилене, который вчера из окна выпал.
-Какой Вилен? Откуда выпал?.. У нас, в школе?!
-Ну, тебе вчера плохо было, ты уехал. А это уже после уроков произошло,- затараторила Лена, едва ли не впервые обнаружив у собеседника интерес к разговору.- Он в параллельном со мной классе учится. Учителя говорят, что он нечаянно соскользнул, но ребята рассказывали, что он вообще дурной какой-то был на последних уроках. Ничего не соображал и белый, точно полотно, сидел. А как последний звонок прозвенел, запёрся на подоконник, открыл окно. Ну кто ж знал, что он захочет поучиться летать? Думали, шутка – стали смеяться, а он...
Олесь сглотнул сухость в горле. Вилен. Вилен в школе, пускай и на две тысячи человек, был только один. Да к тому же секретарь ученического совета. Его здесь все знали. И Олесь его узнал – тогда, в кабинке.
-Насмерть?
-Что?- не поняла Лена.
-Говорю, насмерть разбился?- сам он отчаянно пытался вспомнить, на каком этаже находились десятые классы.
-Жив твой приятель, не парься. Ноги с руками поотшибал. Поваляется на больничной койке, поумнеет. В следующий раз пускай с крыши скачет – тогда уж наверняка...
Олесь подскочил. Тихий насмешливый голос Никиты ударил, точно кнут. Сам Никита, как обычно спокойный и собранный, стоял за его спиной. И неизвестно, сколько он там проторчал – Олесь внезапно осознал, что не слышал, когда парень подошёл.
-Утро,- кивнул Никита.
Олесь едва нашёл силы, чтобы махнуть головой в ответ.
Сегодня Никита не был ни отстранённым как обычно, ни подавленным, как мог бы быть, ощущая на себе ответственность за случай с Виленом. Он был наглым и невозмутимым. Когда подошла маршрутка, он преспокойно распихал суетящуюся толпу и пробрался внутрь, не особо переживая, попали ли в маршрутку попутчики.
Уже когда они в общем потоке заходили в ворота школы, Никита цопнул Олеся за воротник и тихонько предупредил:
-Если начнёшь трепаться по углам, я и тебя в той же кабинке...

Полицейский посмотрел на Олеся добрыми глазами законченного садиста и раскрыл планшет. Олесь беспокойно завозился. Откуда только эти ищейки всё вынюхивают? Ведь просто же мимо кабинета директора шёл. Ну да, остановился погреть уши – о чём говорят взрослые дяденьки. Да все так делают! Директор рассказывал о Вилене. Полицейский равнодушно записывал показания, а потом углядел притаившегося у приоткрытой двери ученика и едва ли не за загривок втащил его в кабинет.
-Ну?- грозно вопросил представитель порядка.- Имя, фамилия, отчество.
Назвал директор. Мужчина записал.
-Олесь... Олесь... странное имя... Девка, что ли? Олеся?
Глянул на покрасневшего от злости парня, ухмыльнулся в усы.
-Да ладно, не заводись. Я тебя знаю.
-Откуда?
-Начальник про тебя как-то рассказывал. Прохоров Павел Игнатьевич.- И сурово, хотя и со смешинкой в глазах, гаркнул:- Знаешь таковского?
-Мой сосед,- едва сдерживаясь от нервной улыбки, пробормотал Олесь.
-Умница, значит знаешь. Держи конфетку.
И правда достал чупа-чупс.
Олесь недоумённо воззрился на гостинец. Дядька опять хмыкнул в усы.
-Звиняй, паря, ты уж правда сильно на девку смахиваешь, так и хочется гостинцем подлизаться.
-Не люблю сладкого,- буркнул Олесь. Полицейский ему не нравился, вернее, некоторые его замашки.
-Ладно,- не расстроился мужчина,- тогда расскажи о мальчике, который вчера из окна выпал.
-Он не мой одноклассник,- буркнул Олесь.
-И что? Ребятня всегда промеж собой более говорлива, может, слыхал чего?
Перед глазами опять встала туалетная кабинка и нанизывающийся губами на Никиту Вилен.
-Нет, мне плохо было. Я ушёл пораньше, а о случившемся сегодня узнал от Лены Прохоровой.
-От Лены?
-Угу. Она в параллельном с ним классе учится. Пускай её дома дядя Паша расспросит.
-А заодно и сына,- предложил директор.- Вилен за Никитой всю последнюю неделю бегал, в школьный совет заманить пытался. Может, чего в разговоре сболтнул.
-А может, не надо... Никиту?- тихо попросил Олесь.- Он со школьным советом связываться не хочет, сам говорил. Он вряд ли что знает.
-Ну, за спрос денег не дают,- рассудил полицейский и отпустил Олеся на волю.

Первый снег мерно падал под ноги, вихрясь в свете ночных фонарей, кроша мир сотнями, тысячами снежных капель. Словно падающие с неба звёзды...
Олесь мчался что есть духу по дорожке вдоль ночной трассы, думая только о том, успеет ли проскочить на мигающий зелёный или придётся лавировать уже между машин. Сзади матюгаясь и улюлюкая, словно загонщики, неслись несколько крепких мужиков, не таких юрких, а потому сбивающих на своём пути редких в этот час прохожих. Один из преследователей остался далеко позади, но именно его вопли служили остальным путеводным маяком.
-Ловите, мля, этого хмырёныша, мля!- проорал он.- Этот гад у меня бабки свистнул!
Кто-то повернул голову на вопли и даже расставил руки, пытаясь заграбастать вора, но тот ловко вильнул в сторону, зацепился рукой за фонарный столб, крутанулся и побежал перпендикулярно предыдущему маршруту так и не пересёкши зебры с уже визжащими на переходе легковушками.
-Сука!- сплюнул мужик, останавливаясь и упираясь руками в колени.
-Сколько он у вас украл?- мужики воззрились на молодого человека, наблюдавшего всю сцену со стороны и даже не сделавшего попытку поймать беглеца.
-Тебе зачем?
-За него заплачу.
-Больной, что ли?
-Сколько?
-Пятнадцать тысяч.
-А если подумать?
-А если подумать, то щенок стянул шестнадцать с половиной, но если учесть, что ты тут вообще ни при чём, то мы, так и быть, скостили до ровного числа.
Парень секунду помолчал, потом порылся в барсетке, достал странного вида блокнот, отодрал листок, вписал сумму в поле, расписался и протянул мужчине.
-И что это за писулька?- грубо спросил один из его товарищей.
-Это чек. Идёте в банк, обналичиваете, получаете деньги,- спокойно ответил юноша, только уголки губ чуть презрительно скривились.
-И что, ты думаешь, мы поверим во всю эту фигню? Появился прекрасный фей и спас бедную Золушку?
-Можете не верить, мне всё равно. В любом случае Золушку вы не догоните, а это единственный шанс вернуть назад свои деньги.
-Тебе-то оно зачем?
Юноша пожал плечами и как-то невпопад проговорил:
-Всегда хотел завести себе зверушку на побегушках.

Когда в дверь постучали, Олесь как раз выбрался из ванны и настроение имел умиротворённо-благодушное.
-Кто там?
Вместо ответа опять постучали. Кто это такой глухой?
-Тёть Мань, вы? Я честно вас не топил...
На пороге стоял Никита. Скулы от ночного мороза свело, выражение лица как всегда скучающее, пальто расстёгнуто, как будто уже перед родной квартирой стоит. Ну и валил бы в родную квартиру, чего на ночь глядя своей постной миной честных людей беспокоить?..
Олесь в очередной раз поставил в памяти заметку – купить глазок и влепить в дверь, чтоб не натыкаться на вот такие приятные сюрпризы.
-Дверью ошибся,- мрачно сказал он.- Пять шагов на север, дверь с латунной ручкой, доброй ночи,- и попытался закрыть собственную, обшарпанную и во всех смыслах неприметную – своеобразный оберег от квартирных воров.
Между дверью и косяком вырос ботинок Никиты.
-Чего тебе?
-В гости пришёл.
-Поздно уже для гостей. Домой вали, а то мама начнёт переживать, где это её золотой мальчик подевался.
Это Олесь сказал зря. Никита раздул ноздри и просто саданул дверь ногой, вламываясь в квартиру уже даже без намёка на вежливость. Осмотрел прихожую, уже давно убранную, а потому вполне себе жилую, хотя и не такую изысканную, как у Прохоровых. Был как-то Олесь у них в квартире – тётя Маша затащила отчаянно сопротивляющегося парня к ним «на чай». Оказалось, под чаем подразумевался день Рождения дяди Паши, отчего Олесь до сих пор чувствовал себя не в своей тарелке – гостей было всего две семейные пары и на него они смотрели с любопытством, но без всякой надменности. И всё же парень чувствовал себя до боли чуждым этому миру – он словно ослеп в комнате с фамильным серебром и потемневшими от времени портретами в старых и тоже потемневших рамах. Он просто забился в угол и, как тётя Маша ни старалась, так и остался тихим и неразговорчивым. Тогда он едва ли не впервые сообразил, насколько далеко друг от друга могут находиться его затхлый серый мирок и яркий солнечный мир Никиты. И почему он может позволить себе быть такой надменной скотиной...
А сейчас Никита вломился к нему и спокойно осматривается, будто полубог спустился в мир смертных и теперь думает – а зачем он вообще это сделал?
-Чай хоть предложи из вежливости,- наконец обронил Никита, проходя уже в гостиную. Квартира Олеся была намного меньше, чем у Прохоровых – обычная двухкомнатная. В маленькой спальне всегда жил сам Олесь. В гостиной когда-то спала мама, теперь здесь проходили дружеские встречи Стасика, поэтому гостиную Олесь, если честно, не любил и заходил сюда исключительно с тряпкой и ведром. Никита в ней выглядел таким же чужим, как и сам Олесь в его квартире.
-Скажи, а зачем ты обокрал тех мужиков?- Никита через плечо глянул на негостеприимного хозяина, прилипшего к косяку и нежелающего проходить в гостиную. Олесь не любил, когда синие глаза смотрели прямо на него – он начинал беспокойно возиться, точно нашкодивший ребёнок.
-Захотел и обокрал,- зло бросил он. Значит, не показалось, и именно Никита гаденько ухмыльнулся ему у светофора.
Никита повернулся. Медленно подошёл. Остановился совсем рядом, так, что его дыхание коснулось сырой макушки Олеся. В лицо бросился жар, перед глазами очень не вовремя пронеслось заезженное уже видение бесстрастного лица Никиты в той злополучной кабинке.
-Шёл бы ты уже, а?- не осмеливаясь поднять лицо, тоскливо пробурчал Олесь, и вознамерился уйти сам, хотя бы обратно в коридор. Не вышло – Никита просто преградил путь ногой.
-Зачем тебе деньги? У тебя ведь есть мажорный папик, который отстёгивает в карман.
-Он мне не папик!- рассерженно выкрикнул Никите в лицо Олесь и зло пнул мешающую пройти ногу.
-Только не надо мне сказок, что мужик просто так о тебе заботится,- невозмутимо любуясь Олесиной истерикой, продолжил Никита.- Он тебе не отчим, не сват, не брат и вообще не родственник. С какой стати ухоженный небедный дядька на бентли будет присматривать за таким смазливым мальчиком, а?
-Не твоё дело,- огрызнулся Олесь. Можно подумать, он не пытался выспросить у Стаса, кто тот вообще такой и почему так самоотречённо оплачивает все счета – за квартиру, за учёбу, за диспансер. И почему терпит ругань его матери. Возможно, он её любил – когда-то она была безумно красивой. Может, потому и распустил однажды с ним руки – Олесь был точной её копией.
-Я заплатил за тебя пятнадцать тысяч рублей,- локоть сжало точно тисками. Олесь почти взвыл. Всё-таки зыркнул на обидчика из-под чёлки. Никита оказался ещё выше, чем думал парень, просто гармонично сложён, вот и не особо выделяется.- Думаю, это моё дело.
-А кто тебя просил? Прошёл бы мимо и все проблемы. Или в полиции папочка так мозги промыл, что ты новую безгрешную жизнь решил начать?
Ох, зря он об отделении вспомнил. Павел Игнатьевич обладал странным чувством юмора и собственных детей, вместо того, чтобы спокойно расспросить их о Вилене дома, вызвал к себе в участок. Конечно, ничего от них толком не добились – Лена честно рассказала всё, о чём сплетничали одноклассницы, а Никита, как Олесь и предполагал, отбрехался своим незнанием о ситуации вообще. Всё это произошло два дня назад, и спасало Олеся от немедленной расправы только то, что сейчас были выходные. Ммм... ну почти спасало – сейчас Никита стоял здесь и в глазах его медленно, но верно расширялись зрачки, опять напоминая дула двустволки.
-Малыш, ты, кажется, не сечёшь в ситуации,- почти ласково, но со змеиным шипением, сплюнул он, протягивая вторую руку к волосам, запутался пальцами во вьющихся прядях и дёрнул на себя, заставляя взглянуть себе в глаза.- Я заплатил за тебя деньги, будь любезен – отработай.
-Дурак! Кто тебя просил?!
Олесь вырвался и пошёл в спальню, по дороге автоматически взлохматив волосы с саднящей на голове кожей. Вернулся с пухлой пачкой денег, шваркнул в Никиту и пошёл возиться с входной дверью, дабы выпроводить нахального гостя. Дверь натужно скрипела, но, выбитая Никитиной ногой, открываться отказывалась.
-И кстати, я эти деньги не воровал – я их честно выиграл в карты. Кто им, дуракам, виноват, что крап не заметили? Так что в будущем не лезь со своими медвежьими услугами.
-Ты в самом деле такой тупой или просто удачно прикидываешься?- Никита вышел в коридор, полюбовался потугами Олеся.
-Да пошёл ты...- прокряхтел тот.
Деньги полетели ему под ноги. Парень недоумённо остановился, глянул на пачку, на Никиту, опять оказавшегося в неприличной близости и по-хозяйски потянувшегося к крючку за спиной Олеся, чтобы повесить пальто.
-Ты чего?
Руки повесили одежду и остались впечатанными в стену, прижимая к ней и попавшегося в нехитрую ловушку парня.
-Там все деньги, я ещё не успел потратить,- опять стараясь не смотреть в лицо Никиты, закипая, процедил Олесь.
-Деньги мне не нужны, можешь оставить их себе.
-Сдурел совсем? Как же мне тогда...
Левая рука отлепилась от стены и подцепила его лицо за подбородок, заставляя таки взглянуть в жуткие синие глаза. Нет, Олесь не был дураком, тем более пройдя школу жизни приставаниями в подворотнях и продёргиваниями в классе.
-Ты,- тихонько холодея, прошептал он,- придурок...
Никита наклонился и прижал свои губы к его. Холодные, будто до сих пор с мороза. И горячий язык, словно змеиный, легонько тронул плотно слепленные губы, не особо стараясь проникнуть с первой попытки. Скорее, дразнил и соблазнял. Лизь – прошёлся по враз пересохшей верхней губе, мазнув по родинке, соскользнул во впадинку между губами, толкнулся в едва наметившуюся щель.
-Ммм... пусти,- Олесь выворачивал голову, отталкивал словно вросшего в пол парня, но Никита только сильнее вжимал его в стенку. Он словно не чувствовал кулаков, колотящих его по плечам и спине – согнул ногу в колене, раздвигая и без того ватные ноги Олесю, и потёрся.
Олесь судорожно всхлипнул, когда колено коснулось паха, почувствовал, как сладостно-мучительно рвануло внизу живота, и начал оседать, уже по собственному почину хватаясь за плечи Никиты. Тонкая ткань штанов предательски взбугрилась.
Никита победно ухмыльнулся, накрыл наливающийся бешеным пульсом член своей ладонью. И тут Олесь выкинул такое, чего сам от себя не ожидал – он застонал. Тихо, умоляюще... пошло... и в то же время ничего более естественного не могло вылететь из его рта. Никита точно взбесился – грубо подтянул его на себя, впился пальцами в скулы, чтобы губы не могли сомкнуться, и припал к ним, будто к кувшину с водой, уже совершенно по-хозяйски запустив в рот свой язык. Поцелуй, ещё один. Ещё. Олесь не понял, когда начал отвечать на них, а может до сих пор не соображал, что сам с жадностью ловит дыхание столь ненавистного ему человека и вечно кривящиеся в надменной ухмылке губы могут быть такими нежными и сладкими.
-Олесь...- хриплым полушёпотом простонал Никита, зарываясь носом в треугольник между ухом и шеей. Пальцы смыкнули шнуровку на штанах, ещё раз жадно пройдясь по внутренней стороне бёдер. И в тот же миг Олесь пришёл в себя – словно ледяной водой облили. Что он делает?! Что ОНИ делают?!! Выгнулся гибкой кошкой и что есть сил кусанул сбрендившего Никиту в шею. И не дав тому прийти в себя – оттолкнул и бросился мимо него. Туда, где всегда искал защиты от горячечных припадков матери – в спальню. Только давно прошли те времена, когда его могла спасти приставленная к двери табуретка. Никита бахнул по двери кулаком – раз, второй и попросту вышиб её пинком.
-Ты окончательно ополоумел?- заорал Олесь, едва увернувшись от свистнувшего мимо табурета.
Никита молча сгрёб его в охапку и, мельком оглядев маленькую, завешанную атласами звёздного неба, комнату, кинул на кровать.
-Нет! Перестань!!! Никита, ХВАТИТ!!!
Олесь кое-как перевернулся на спину, выкрутиться из сильных ледяных рук одноклассника полностью он не мог – руки остались пришпиленными между спиной и кроватью, к тому же связаны содранной с плеч рубашкой. Футболка, которую он надел после ванны под рубашку, превратилась в живописно истерзанные лохмотья... Хорошая была футболка – её ему когда-то мама на день Рождения подарила...
-Да что с тобой? Я что, разве повод давал?!
-Нет, но мне захотелось попробовать секса с парнем, а на остальных у меня не особо поднимается.
Самая идиотская отмазка и самое идиотское решение.
-На Вилена поднялся!
-Ммм... он пыхтел минут десять, а потом я заметил, как ты за нами наблюдаешь...
-Да мне всё равно!- взвился Олесь, зажмуриваясь и стараясь вытравить чёртово воспоминание.- Я нормальный! Ты меня слы...
Теперь губы были горячими-горячими. И они больше не хотели дразнить.
-Открой рот,- хрипло потребовал их обладатель.
Олесь упрямо мотнул головой и отвернулся. Сидящий сверху Никита осторожно коснулся пальцами ещё плотнее сжавшихся губ.
-Лучше расслабься и получи удовольствие,- тихо предупредил он.- Я тебя всё равно возьму.
-Пошёл с меня вон, гад!- Олесь трепыхнулся, но Никита был тяжелее и сидел в куда более удобной позе, чем он лежал.- Хочешь с парнем перепихнуться – найди себе кого посговорчивее!
-А может я не хочу кого посговорчивее,- вкрадчиво мурлыкнул Никита, расстегивая свою рубашку.- Ты забавная зверушка. Ты чуть ли не единственный, кто видел мои недостатки.
-Я тебя умоляю, ты не слишком их и прятал.
-Ага,- согласился парень.- Только остальные мне всё прощали за сладкую мордашку, а ты лишь страшнее зыркать из углов принялся.
Олесь горько хмыкнул, всё так же продолжая смотреть в сторону.
-Если тебя это так раздражает, я больше не буду. Честное слово.
-Я совсем не против,- прохладная ладонь скользнула под изувеченную футболку, едва касаясь, прошлась по коже.
Олесь сглотнул – то ли от холода, то ли от прикосновений, по коже побежали мурашки.
-Я на тебя заявление накатаю... твоему же бате....- скривился – пальцы зацепили сосок.
-Да пожалуйста,- Никита гадко улыбнулся, чуть скребнул твердеющий сосок ногтем.- Я ещё с тобой и до отделения прогуляюсь, посмотрю, как ты рассказывать будешь, как тебя в попу поимели.
Он ничуть не изменился – он был всё тем же чудовищем, из-за которого Вилен выпрыгнул из окна, а несостоявшийся жених аспирантки попал в аварию. И Олесь был таким же – просто картой в колоде, которую сыграют и бросят. Или ещё хуже – порвут, как предыдущие.
Перед глазами поплыло.
Никита наклонился и принялся сосать чёртов сосок прямо через ткань.
-Пусти мен-нн-н... не надо... ну пожалуйста...
-Когда ты умоляешь, у меня вообще крышу сносит...- хрипло выдохнул Никита.
Полетела на пол шнуровка, выдернутая из штанов. Туда же отправились и сами штаны. Его ноги Никита положил себе на плечи, мимоходом поцеловав бёдра.
-Никогда ничего подобного не делал,- предупредил он, склонился и лизнул головку.
-Не хочу,- едва ли не прохныкал Олесь, выгибаясь. Опять попытался выкрутиться. Ничего не вышло. Никита даже не заметил слабого трепыхания – он обхватил ствол пальцами и то ли вылизывал его, то ли дрочил. Мозги Олеся плавились – он почти перестал соображать, что происходит, ему просто было жутко страшно и жутко хорошо. И от этого становилось ещё страшнее. Из мира исчезло всё, кроме горячих губ, плотно обхвативших его член. Всё дальше и дальше, ближе к основанию. И он уже сам двигает бёдрами, то ли нанизываясь, то ли нанизывая.
Когда Олесь кончил в рот Никите, тот только ухмыльнулся – облизал средний палец и, уже увлажнённый, прижал к его заднему входу.
-Только не говори, что решил оставить меня без сладкого, маленький эгоист,- бархатисто промурлыкал он. Надавил.- Не сжимайся ты так.
Олесь хныкал, стонал, сопел... и вдруг дёрнулся, высвобождая наконец руку из растянутого узла. Взбрыкнул ногами, отталкивая насильника. Кое-как собрал сознание в одно цельное «я». Ноги едва шевелились и идти отказывались – это он понял, когда соскользнул с кровати и, сделав два шага, растянулся на полу, впечатавшись носом в пропаленный когда-то ковёр.
-Всё это зря, мой хороший,- спокойно сообщил Никита. Поднялся. Подошёл к Олесю.
-Лучше убей меня,- упрямо прохрипел тот.
-Ни за что! Такой забавной зверушки у меня отродясь не водилось.
Щёлкнули зубы – Олесь впился в потянувшуюся к нему ладонь. Никита тихо ругнулся и отвесил прокушенной рукой короткий хлёсткий удар.
-Дикая зверушка, это ничего,- Никита оттянул голову Олеся за волосы. Жадно прикусил ему мочку уха.- Диких приручать забавнее...
Дальше Олесь соображал словно сквозь мешок, набитый стеклом – голова звенела, мысли разбежались, оставив наедине с ощущениями. Его подняли, бросили животом на кровать, раздвинули ноги. Что-то толкалось в узкий тугой ход, упрямо двигаясь вперёд, как бы он ни сопротивлялся. Стало больно и горячо. Протолкнулось, вошло, запульсировало внутри, заполняя собой всё пространство. Тело помимо воли выгнулось дугой, то ли пытаясь исторгнуть из себя чужеродный орган, то ли принимая в себя ещё глубже. Спина покрылась испариной. Горячие губы заскользили по позвоночнику. Прохладные ладони легли на талию, чтобы вдавиться в него ещё дальше. Толчок. Спазм. Внутри зацепило какую-то точку, тут же выключившую остатки мозга. Теперь его непроизвольно дёргало при каждом движении. Толчок-спазм, толчок-спазм. Сначала медленно, теперь всё ускоряясь. В паху опять налилось знакомой тягучей истомой.
-Тише-тише,- чуть насмешливо шепнули в самое ухо, и пальцы несильно, но ощутимо прижали головку, прикрывая путь подступающему оргазму.- Я тоже хочу...
Олеся перевернули на спину. Словно пьяный, он вёл глазами, пытаясь собрать зрение в фокус, но вокруг носились только пронзительно-синие звёзды. Звёзды моргнули и приблизились.
-Ну и как тебе?- в самое ухо прошелестел хозяин синих глаз, а сам уже водил дразнящими пальцами по его мошонке и промежности, заставляя того самого раскрыться перед ним. Олесь только застонал, послушно раздвигая ноги.- Вот и умница...
Его обняли, его поцеловали, его прижали к себе.
-Не плачь, глупый,- тихо, под размеренные толчки, шептал Никита, и губами собирал катящиеся из его глаз слёзы.- Всё будет хорошо... всё будет хорошо... посмотри на меня, посмотри, маленький упрямец...
Олесь очень хотел посмотреть, увидеть ещё раз синие звёзды. Он любил звёзды. Даже собственную комнату он превратил в маленький космос: атласы по стенам, модель солнечной системы вместо лампы – проковырял в «солнце» дыру и привинтил к потолку, пропустив туда проводку с патроном. Теперь его Солнце горело по-настоящему, а когда жёлтый пластиковый шар нагревался от светящейся внутри лампы, начинали вращаться прикреплённые к нему планеты. На потолке Олесь понаклеивал фосфоресцирующие в темноте звёзды, которые однажды углядел в детском отделе супермаркета. Здесь было его маленькое королевство, его личный космос, куда он с восторгом первоклашки стаскивал всё, что приближало его к ночному небу.
Но он так устал, он просто ничего не мог рассмотреть и, подавшись вперёд, уткнулся носом в чужое горячее плечо.