Синоптики передают грозу

Part 6

За рисованием приближается вечер, и Субин идёт готовить себе ужин, пока кухню не заполонили студенты. На их этаже живёт двадцать три человека, так что кухню делить тяжко, особенно чайник, многие покупают себе готовую еду и свой собственный чайник, но Субин слишком любит домашнюю еду, и, как «маменькин сынок», готовит довольно неплохо. Вчера он позволил Ёнджуну накормить себя, но его собственная заготовка никуда не делась, так что он, планируя немного освободить холодильник, закидывает побольше риса с рисоварку и достаёт все остатки еды, чтобы приготовить пибимпаб.

— Этому шпинату уже давно пора на покой, — мычит он себе под нос. Студенты возвращаются домой с дневных гулянок, а некоторые наоборот прихорашиваются для вечернего похода в кафе или клуб, чтобы отгулять выходные как следует, так что на фоне стоит какой-то гул, и Субин не сразу замечает Кая, который виснет на его плече:

— Что готовишь, хён?

— Не кидайся на меня, когда у меня нож в руке, — грозит Субин, но не прогоняет его. — Избавляюсь от помирающей еды в холодильнике.

— Ты не пойдёшь с нами в клуб? Мы хотим пойти выпить, — Кай оборачивает руки вокруг его пояса и устраивает голову на плече, прямо как Ёнджун.

— Я пас, я сегодня не очень в настроении для этого, — качает головой Субин. Иногда он не прочь выйти развеяться, но сегодня ему больше хотелось закончить рисунок и послушать музыку.

— Но хён, ты так давно с нами не ходил никуда, — бурчит Кай ему на ухо и тискает. — Что с твоим настроением? Кстати, Ёнджуни-хён тоже пойдёт...

— Это кто тебе сказал? — раздаётся голос Ёнджуна, и Субин понимает, что раз Кай вернулся, значит, тренировка закончена, и Ёнджун тоже тут.

— Так ты же сам... — начинает Кай, но Ёнджун снимает с шеи полотенце и хлещет его по ягодицам:

— Тебе послышалось. Я только что несколько часов отплясал на тренировке! Никуда я не пойду. И вообще, хватит донимать своего хёна, ты, — он отвешивает ещё один поджопник полотенцем, а затем ещё один, и Кай удаляется с видом побеждённого. Субин улыбается, видя, как мокрые после душа волосы Ёнджуна слипаются, а его чистая кожа сияет. На нём сейчас нет никакой косметики, но Субину кажется, что довольный изгиб губ украшает Ёнджуна куда больше.

— Он тебя сильно донимает? — спрашивает Ёнджун, подходя к Субину и занимая в точности место Кая: кладя подбородок ему на плечо и обвивая руками его талию, и Субину хочется петь от того, насколько это иначе. Его окутывает запах шампуня Ёнджуна, который сейчас сильнее, и он почти пропускает вопрос мимо ушей.

— Да? Нет? — мямлит Субин. — Ты голоден?

— Как волк, если честно, — шепчет Ёнджун ему на ухо и щёлкает зубами. — Поэтому если хочешь предложить мне еду, будь осторожен, я могу сейчас съесть и тебя тоже.

— Осторожно, ты так хёна до сердечного приступа доведёшь, — замечает Кай, предусмотрительно с безопасного расстояния, и он весьма прав, Субин чувствует себя на грани постыдного покраснения ушей. Ёнджун, тем не менее, тратит время на то, чтобы отлипнуть от Субина и догнать паршивца, чтобы выделить ему ещё один поджопник полотенцем. Субин пытается сконцентрироваться на готовке и вываливает на горячую сковороду овощи. Их кажется так много, что тут хватит не только на него и Ёнджуна, но и ещё на пару дней. Мелко нарезанное мясо маринуется в отдельной пиале, и если честно, теперь Субину хочется макколи.

— Пахнет дивно, — комментирует Ёнджун, возвращаясь и явно намекая на то, что он не прочь полакомиться. Субин смеётся в ответ:

— Я накормлю тебя, хён, не переживай.

— Ах, ну какой же ты ангел, — поёт Ёнджун, ловит его руку и оставляет на пальцах поцелуй. Субин хорош в самообладании, но здесь, на этом самом месте, у него в голове проносятся все слова матери о шагах и всём остальном, и сердце останавливается, но кажется, всё-таки продолжает биться, только внешне он как будто запнулся. Где-то сзади слышится полузадушенный вздох и торопливая беготня в коридоре, сопровождённая воплем: «Бомгю-ю-ю!!» от чего Ёнджун закатывает глаза.

— Они действительно слишком остро реагируют на всё, что происходит между другими людьми, — он встаёт рядом с Субином, помогая ему и споласкивая нужную посуду.

— Между нами... что-то происходит? — кротко блеет Субин, не сумев сохранить твёрдость голоса и явно поспешив с этим вопросом. Ёнджун делает краткую, едва заметную паузу в движениях, но продолжает, как ни в чём не бывало:

— Ну не знаю, ты мне скажи. Сейчас, погоди только, — он вытирает руки, суётся за угол, и оттуда раздаётся вопль схваченного за ухо соглядатая, а затем топот.

— Мелкие засранцы, — рычит Ёнджун. — Кем они себя возомнили...

— Они привыкли, что я им всё спускаю с рук, я не очень хороший староста, — смеётся Субин, радуясь, что ест возможность сменить тему. Он не готов об этом говорить. Пока не готов. Ещё и недели не прошло с тех пор, как он начал чувствовать внутри что-то странное, когда видит Ёнджуна.

— Ты же староста, а не нянька, — справедливо замечает Ёнджун. — Но по лбу и бы не помешало получить. К тому же, я думаю, ты на вид очень строгий.

— Правда? — удивляется Субин, потому что примерно что-то такое он думал и о Ёнджуне. Но если подумать, при всей суровости Ёнджуна те, кто знают его хорошо (Кай, например), чувствуют себя рядом с ним очень свободно.

— Если честно, раньше, когда ты на меня смотрел, я начинал немного нервничать, — слабо улыбается Ёнджун. — Хотя я до сих пор иногда... частенько нервничаю, когда ты на меня смотришь.

Субин потерян, он не знает, как на это реагировать. Если ему было интересно, какую реакцию он пробуждает в Ёнджуне, это явно был не тот ответ, на который он рассчитывал. Ёнджун нервничает? Ёнджун?

— Эа... прости? Я не знал, что настолько пугающий.

Ёнджун смотрит на него несколько снисходительно.

— Ты не пугающий, Бинни.

Субин теряется ещё больше:

— Я тогда совсем не понимаю, что ты имеешь в виду...

— Ну ты поймёшь, — увиливает от ответа Ёнджун. — В любом случае, это хорошо, что я мог узнать тебя получше. Мне нравится звать тебя Бинни.

— Мне нравится, что ты зовёшь меня Бинни, — осмелев, замечает Субин. — Моя мама сказала, что ты гений.

— Ты говорил обо мне своей маме? — Ёнджун поднимает брови, и Субин прикусывает язык, ругая себя, но потом понимает, что Ёнджун, возможно, волнуется за свой секрет.

— У нас хорошие отношения, поэтому я рассказываю ей многое, но о том, о чём нельзя говорить, я ей не рассказывал, — Субин протягивает ему мизинец. — Яксок.

— О чём... А-а-а, — Ёнджун понимающе кивает и цепляется за его мизинец своим. — Понимаю, понимаю. Спасибо. Яксок.

— Кстати, — Субин цепляется за возможность. — Мы с Тэхёном после экзамена уедем на неделю ко мне домой, в Ульсан. Моя мама очень любит, когда я приезжаю с друзьями, ну и, эм, я это тоже, если честно, очень люблю. Так что, если в этом году тебе захочется на море, можешь поехать с нами.

— Ого, — глаза и рот Ёнджуна округляются. — Правда? О... Мне нужно договориться с семьёй, — он трёт виски пальцами. — Я не знаю, смогу ли я, но я бы очень хотел.

Субин не уверен, говорят ли в нём его страхи, но он подумал, не является ли это грамотно завуалированным отказом. Если подумать, с чего бы Ёнджуну соглашаться? Они знакомы без году неделя. Ну, больше, конечно, но близко не так уж долго.

— Я спрошу, просто у моего отца тоже запланирована семейная поездка на мои каникулы, — оправдывается Ёнджун, — так что я не знаю. Сколько ты пробудешь в Ульсане?

— Обычно мы остаёмся там на неделю-полторы, — отвечает Субин, ни на что не надеясь. — Ничего, если ты не сможешь. То есть, я был бы рад, конечно, но ты наверное тоже ждёшь, чтобы побыть с семьёй, верно?

— Ну, на самом деле вся моя семья здесь, в Сеуле, а ты, оказывается, так далеко живёшь, — мурлычет Ёнджун. — Наверное, ты ужасно скучаешь?

— Я долгое время жил в Ансане, — ответил Субин. — Я там родился. Но, эм... после развода с папой мама переехала в Ульсан, потому что ей там красиво.

— Красиво?.. — переспрашивает Ёнджун.

— Да, она... она художница, поэтому ей всегда хотелось жить в красивом месте, — отвечает Субин.

— Как круто, — к радости Субина, Ёнджун полностью игнорирует упомянутый развод и сосредотачивается на другом. — Прямо как ты, значит! Получается, вы семья художников?

— Скорее это я как она, то есть, нет, я совсем не как она, она гораздо-гораздо лучше меня, она настоящая художница, и она пишет маслом, — тараторит Субин. Рисоварка пищит, оповещая его о том, что ужин готов, и Ёнджун без лишних слов достаёт металлические плошки и кладёт в них рис, а затем самостоятельно смешивает перцовую пасту с кунжутным маслом. Субину вдруг интересно, откуда Ёнджун знает о нём все эти вещи: что он рисует, что он любит и чего он не любит — ах да, инстаграм, но откуда у Ёнджуна его инстаграм?..

— Я помою посуду, — вызывается Ёнджун, когда лишние овощи, мясо и яйца расфасованы по контейнерам и убраны в холодильник, а Субин яростно перемешивает рис, стараясь не ляпнуть чего-нибудь ещё.

— Пойдём в комнату? — предлагает он.

— Ага, тут сейчас будет толпа, — Ёнджун протирает сковородку полотенцем, и уже за это Субин готов его расцеловать. Никто из засранцев, живущих здесь, не вытирает за собой посуду.

Он совершенно забывает, что у него на рабочем столе всё ещё лежит недоделанный рисунок. Ему приходится поставить тарелки на тумбочку, чтобы прибрать немного, но Ёнджун просовывает свою голову вперёд прежде, чем Субин убирает свою акварель:

— Ты говоришь, что ты не художник? Это выглядит очень даже как художество, эм, то есть, искусство, да? Я думаю, что не-художники так не рисуют...

— Это просто срисовка с фотографии, — оправдывается Субин. — Я не умею рисовать из головы, ну, может, чуть-чуть.

— Ну, — Ёнджун нервно чешет нос, — я не очень в этом понимаю, но если ты меня попросишь нарисовать чайник, то получится слон... А попросишь нарисовать слона, выйдет чайник...

— Хорошо, я не буду просить тебя рисовать чайники, — смеётся Субин и вручает ему тарелку. — Или слонов.

— Спасибо тебе за еду, мой ангел, — Ёнджун складывает ладони. Субин думает, что они начали действительно, действительно много говорить друг с другом.

— Приятного аппетита, хён, — отзывается он, и Ёнджун набрасывается на еду. Он, кажется, и впрямь был ужасно голоден, но можно представить, если он только перекусил перед тренировкой (а может, и нет?) а потом провёл в зале несколько часов, насколько он мог быть голоден. Ёнджун расправляется со своей порцией куда быстрее, но, кажется, наедается, довольно мычит и говорит:

— Знаешь, что сейчас было бы замечательно? Плошка с макколи.

Кусочек еды вываливается из палочек Субина, и он поднимает брови:

— Боже, моя мама бы в тебя просто влюбилась. Мы любим ночью посидеть на веранде и выпить макколи.

Ёнджун смеётся, но его вид немного виноватый.

— Могу я посмотреть твои рисунки? — просит он, и Субин опять роняет еду обратно в тарелку. Вообще-то, это было довольно предсказуемо.

— Да, конечно. Почему нет.

Он не считает себя настоящим художником, так что не относится к своим работам, как наседка, он не раз их показывал друзьям, да и в инстаграме есть парочка. Но это же Ёнджун. В которого Субин, видимо, втрескался. Так что после ужина они сидят вдвоём на постели Субина и разглядывают его скетчбуки и папки с рисунками, и Ёнджун при этом издаёт самый разнообразный спектр изумлённых и восхищённых звуков, осторожно трогая шероховатую акварельную бумагу. Субин слишком много и неловко оправдывается за своё творчество, на что Ёнджун то и дело шлёпает его по плечу.

— А ты можешь нарисовать портрет? — спрашивает Ёнджун.

— Я могу, но я думаю, у меня это не так уж хорошо получается, — признаётся Субин. — С портретами сложнее. В пейзаже, если ты нарисуешь дерево с ветками немного иначе и парой шагов левее, это не критично. С глазами и носом такое не прокатит.

По правде говоря, его часто просили о таком. А нарисуешь меня? А меня? А нарисуй меня?

Конечно, это раздражало порой. Субин редко рисовал портреты и по этой причине в том числе. Ему хочется рисовать то, что ему хочется, потому что на это уходит несколько часов, а иногда и дней. Кто будет отдавать такое количество времени на что-то неинтересное?

Но Ёнджун не просит нарисовать его. Вместо этого он спрашивает:

— Тогда, может, у тебя есть твой автопортрет?

Этот вопрос сбивает с толку. Зачем Ёнджуну его автопортрет? Субин был готов к тому, что Ёнджун попросит нарисовать его, как и все, потому что это нормально, всё-таки он привык к такому. На самом деле, он бы попробовал, хотя бы ради удовольствия часами рассматривать его черты, но это слишком волнительно, потому что Субин правда не был уверен в результате.

— Нет... я никогда не рисовал себя, только обычно айдолок типа Мамаму или Дримкэтчер, — бормочет он. — На самом деле, я даже не умею рисовать с натуры. Я просто рисую, смотря на фотографии, и всё. Но вообще у моей мамы есть несколько рисунков со мной, — он обхватывает своё лицо ладонями и дует губы. — Мамочка считает, что я очень милый молодой человек.

— Ну, она права, — смеётся Ёнджун. — Наверное, ты просто ближайшая модель.

— Я думаю, что да, к тому же, это мама, я всегда для неё самый лучший, — улыбается в ответ Субин. — Хочешь посмотреть на её картины? У неё есть инстаграм тоже.

— Хочу!