Чайки

- Чайки летят низко. Будет буря.
Пелагея в задумчивости отвернулась от окна.
- Да какая буря, небо чистое.
Марфа бросила на море мимолётный взгляд и равнодушно отвернулась к столу.
- Ты смурная какая-то сегодня, сестрица.
Пелагея дёрнула плечом, не поднимая глаз от собственного подола. Внутри у неё всё гудело.
- Княжичи тебя что ли так взбудоражили? - сестра хитро усмехнулась, ловко вспарывая живот рыбине. - Ну так-то есть от чего встрепенуться. Княжич хорош, ух я бы с ним! Жаль, стара уже.
Щёки Пелагеи тотчас же покрылись багровым румянцем.
- Ай, угадала! - Марфа залилась громким хохотом. - Ай плутовка-сестрица, на княжича засмотрелась. А усы-то у него, а плечи, а шапка соболья какая богатая!
- Княжич, да...
Две золотые косы, переплетённые атласными лентами, застыли перед её внутренним взором.


Утром прошлого дня они с сестрицей добрались до деревни, чтобы у старосты попросить новый фонарь, прежний почти развалился. Стекло в нём потрескалось, дверца выпала уже месяца три как, а основание истлевало от влаги и ржавчины.
Их маленький дом стоял вдалеке от деревни, у самой воды, и в тёмное время исполнял роль маяка для зазевавшихся рыбаков. Староста обещал заменить фонарь ещё в прошлом году, да так и не собрался.
В доме старосты они княжичей и повстречали. Двое братьев с сестрой, княжьи старшие дети, приехали по каким-то своим надобностям в рыбацкую деревню всего на пару часов и уже собирались отбыть восвояси, как меньшой княжич вдруг занемог. В тот момент, пока старшие выясняли у старосты, когда им ждать лекаря, Пелагея и Марфа как раз вошли в старостин дом.
Завидев княжну, Пелагея оцепенела, не смея вымолвить ни слова, никогда она не видала такой красоты. Косы из чистого золота вились до самого пола, расшитое бисером платье скрывало хрупкость её точёной фигурки, на изящных запястьях звенели браслеты, украшенные изумрудами.
Она обернулась на вошедших сестёр, сверкнула карими вишнями глаз и улыбнулась едва заметно. Этого хватило вполне, чтобы у Пелагеи ёкнуло где-то в груди, и по телу разошёлся огонь. Она знала. С ней такое уже случалось. Быть буре.
- Всеслава Фёдоровича всё-таки подлечить бы, прежде чем отправляться в дорогу, - нервно повторил княжич, отирая золотые усы. - Нам ехать два дня, он совсем расхворается.
Староста подобострастно кивал кучерявой седой головой и улыбался.
- Оставайтесь, разумеется, оставайтесь! Будете моими дорогими гостями! Разносолов у нас немного, конечно, но чем богаты, всем угощу.
Княжна устало потёрла виски.
- А хотите, прогуляйтесь пока к морю, тут полчасика всего пройти... Вот и девицы тут, Марфа Ильинишна и Пелагея, как раз у моря живут, вас проводят.
Ноги у Пелагеи немедленно подкосились.
- Мы только рады будем, - бойко отозвалась Марфа.
- И что же, мы Всеслава Фёдоровича одного здесь бросим? - княжна всплеснула руками, и браслеты рассыпались металлическим звоном.
- Он в надёжных руках, дорогая княжна, не извольте беспокоиться!
Княжна сомневалась. Обернулась к рыбацким сёстрам, тревожно вглядываясь в их лица.
‐ Недалеко ведь до моря?
- Полчаса, вашество, - широко улыбалась Марфа.
Пелагея не могла оторваться от тёмных глаз княжны, покрасневших и влажных.
- Мы сходим. Одним глазком посмотрим и обратно, - княжич махнул рукой и вышел вон, увлекая за собой сестру.
- Идите, идите, - благостно кивал староста. - И вы, девки, идите, будет вам фонарь, вы ж за ним пришли.
Марфа спешно отвесила старику поклон и ринулась вслед княжичам. Пелагея пыталась сдвинуться с места, но поняла, что ноги её не слушаются.
- Ну а ты чего, ещё что-то надобно? - голос старосты преобразился сразу же, только за княжичами захлопнулась дверь, на смену благодати окрасился скрипучим брюзжанием.
Пелагея подняла глаза на старика, будто впервые его заметила.
- А... Княжну как зовут?
- Мирослава Фёдоровна она. Вы там давайте повежливее, не позорьтесь.
Рыбачка кивнула и поспешила за дверь.
 

- Красиво тут у вас...
Княжна ехала верхом на сером в яблоках жеребце, которого под уздцы вёл её брат.
- Воздух такой! Особенный! - княжич вдыхал полной грудью, шире расправляя плечи.
- Морской, вашество, солёный, - подсказала Марфа, поторапливаясь за широким шагом мужчины.
Пелагея брела вслед за ними, украдкой глядя на красный сапожок княжны, показавшийся из-под подола тяжёлого платья. Бархат очертил силуэт тонкой щиколотки, изящной как у фарфоровой куклы, у деревенских девок таких не бывает.
Внутри всё сжималось и полыхало. Дрожь пробивалась наружу мурашками, поднимала волосы на затылке, искрила где-то в глубине над ключицами.
Такое бывало с Пелагеей уже не впервые. Пламя и дрожь, ходуном ходящие руки, ком в горле – от одного только взгляда из-под ресниц. Достаточно было взгляда. А дальше – буря.
Море блистало. Солнце стояло в зените, тысячью бликов отражаясь в мелкой ряби воды, будто под самой её поверхностью были скрыты алмазы. В синем небе ни облачка, лишь только чайки высоко над головой тревожно кричали о чём-то своём.
Княжна спустилась с коня и будто бы боязливо приблизилась к кромке воды, не смея её коснуться.
‐ Как вам хорошо, живёте возле самого моря... - прошептала она, вглядываясь в далёкую линию горизонта, едва заметный переход между синевой морской и небесной.
Пелагея вглядывалась в неё. В глазах княжны плескались волны, на нежных щеках алел румянец, приоткрытые губы казались мягче лебяжьего пуха.
- Что такое? - княжна неожиданно перехватила взгляд Пелагеи. - Ленты мои нравятся?
Она улыбнулась. Лучезарно, ярче сияющего алмазными волнами моря.
Сквозь рёбра Пелагеи обезумевшей птицей рвалось сердце, едва не пробивая тонкую плоть. Кровь дробью барабанов стучала в висках. Засмотревшись, она так и не ответила.
- Нам пора, Всеслав Фёдорович там один, - княжич сладко потянулся и отвернулся от моря.
Пелагея смотрела им вслед, не справляясь с дрожью рук. Чайки раскричались над её головой, уносимые ветром прочь.
 

- А может, и впрямь будет буря... - Марфа глядела на стремительно седеющее море. Волны вспенивались белой плесенью, набежавшие тучи стискивали небо в холодных объятиях.
Пелагея прятала лицо в ладонях. Улыбка княжны раз за разом всплывала в её памяти, освещая потемневший разум. Её тонкие запястья, звенящие браслеты, её длинные косы и пьянящие влажные глаза. Каждая новая вспышка памяти хлестала Пелагею по щекам. Она вздрагивала и сжималась, с каждым разом сильнее.
И тут они услышали лошадиное ржание за воротами.
Пелагея сорвалась с места и бросилась к двери, будто знала заранее, кого там увидит.
Привязав скакуна к столбу у ворот, княжна приближалась к морю, глядя на него во все глаза. Она никогда не видала бушующих вод, не знала, как легко они могут уволочь свою жертву на дно. Море её заворожило.
- Княжна!
Пелагея бросилась к берегу.
- О, - княжна обернулась на голос, - я ради тебя и вернулась.
Словно молнией поражённая, Пелагея остановилась ровно против неё. Вода медленно отползала прочь от привычного края.
- Я тебе ленты привезла, - беззаботно улыбалась княжна. - Они же тебе понравились. В благодарность, что вы показали нам море.
Сердце рухнуло, минуя рёбра, прямо в утробу.
У дома сам по себе замигал и вспыхнул фонарь.
Ветер растрепал косы княжны, и они плескались за её спиной золотыми полотнами. Порыв вырвал алые ленты из протянутых рук, унося в свинцовое небо.
Пелагея едва дышала. Бури не миновать, буря уже здесь.
- Мирослава!
Она успела ухватить княжну за руку, и в этот момент обеих накрыло волной.
Пелагея выстояла. Удержала княжну, вцепившись в её плечи будто хищная птица. Вода отступила, но лишь для того, чтобы нахлынуть снова.
Княжна побелела от ужаса. Оседающие солёные брызги спутали её золотые волосы, платье промокло насквозь, звенящие браслеты смыло с запястий. Она не заметила, не отрывала взгляда от Пелагеи. Глаза её горели тем же огнём, что и путеводный фонарь. Сердце бури рвалось из её груди.
- Уходи сейчас же, княжна, здесь опасно, - прошептала она. Княжна не услышала, прочла по губам.
Конь рвался с узды, бил копытом, истошно ржал и не мог отвязаться. От света жёлтых глаз подбежавшей к нему Пелагеи он лишь забился отчаянней, будто при виде дикого зверя. Княжна бросилась жеребцу на шею, пытаясь усмирить не его, так хотя бы себя.
- Беги, княжна.
Конь сорвался в галоп, едва всадница опустилась ему на спину.
Пелагея рухнула в мокрую, пропахшую солью, рыбой и горем траву.


- Ну что ты, маленькая? - Марфа баюкала сестру в своих больших горячих руках, стирая морскую воду с её лица. - Опять?
Пелагея молча кивнула, не открывая глаз.
- А она поняла, кто ты есть?
- Не знаю...
- Да полноте, - сестра не выпускала Пелагею из рук. - Эта хотя бы успела уйти живой. Всё лучше, чем раньше.
Пелагея зажмурилась, с трудом сдерживая рыдания, уткнулась в мягкую грудь Марфы.
- Может, глаза тебе завязать, чтобы ты на девок красных не засматривалась? - сестра мягко прижимала её к себе.
- Голову мне отруби...
- Будет тебе, рыбка моя. Нет твоей вины в том, какая ты родилась. И на твою долю выпадет смелая, которую морем не напугаешь.
Пелагея вздрагивала, пряча слёзы в старом платье сестры.
Фонарь сиял, освещая бушующее море на многие мили.
Крика чаек больше не было слышно, его смыло водой.