Куколка

Про глаза-стекляшки

В какой-то момент почти всё перестало иметь значение. Дни сменяли друг друга; Эве казалось, что она уже много лет совсем не видела солнца. Судя по лунному свету, где-то снаружи было окно, но днём солнечные лучи перебивали искусственные лампы театра, бившие по глазам. Ночь считалась наступившей в тот момент, когда девушку вместе с другими марионетками бросали в Ящик. Утром никто не давал им опомниться - просто вновь появлялись две белые ручищи и утаскивали кого-то наверх. Демонические спектакли кружились друг за другом в безумном хороводе; Эва даже не могла уловить их суть - происходившее на сцене казалось абсолютной чушью. Вьятт долго пытался продумать все возможные способы спасения, но, судя по всему, у него плохо получалось: глаза мужчины постепенно потухали, становились темнее и темнее с каждым днём, пока не остекленели почти так же, как и у большинства «кукол»; Вьятт переставал верить.

Эва не знала, какими стали её собственные глаза. Поначалу она старалась делать хоть что-то, лишь бы не бездействовать и не впадать в распростёртые объятия отчаяния. Она осматривала сцену, вглядывалась в лицо Кукловода, когда он нёс её, обмотанную спутавшимися верёвками, к занавесям, чтобы подготовить к выступлению. Она пыталась привыкнуть к страшилищам в зрительном зале, но это было невозможной затеей: каждый раз её взгляд цеплялся за ужасные маски и физиономии, за новые дефекты и уродства, которым не было конца в этой тошнотворной галерее. Поэтому все усилия не приносили результатов; Эва так и не смогла избавиться от страха, но, если поначалу он разжигал в ней решимость и жажду действий, то теперь приносил с собой лишь необходимость смирения, чтобы не стало ещё хуже. Однажды Вьятт рассказал девушке, что случилось с самой первой «куклой» в магическом театре; это был паренёк немногим младше Эвы. Он отчаянно боролся, необдуманно хватаясь за любую возможность сбежать, и не был достаточно предусмотрительным, чтобы делать это исподтишка, а не напрямую – за что и поплатился, однажды попросту не вернувшись в Ящик. Как раз в ту ночь Вьятт и несколько новоприбывших «актёров» впервые услышали крысиный визг.

Хозяин театра и его преданные зрители действовали на сознание пленников так сильно, что те один за другим смирялись со своей участью, придумывая убедительные доводы тому, что ничего нельзя исправить. Они равнодушно посматривали на кусок ткани, которым Вьятт с Эвой забили дырку в стене Ящика, и это служило им дополнительной причиной расстаться с мечтами о возвращении к прежней жизни. «Куклы» в изнеможении отплясывали спектакль за спектаклем, падали в темноту, окружаемую неровным деревом, ели свои гнилые крохи и засыпали в надежде, что смерть сжалится над ними и не заставит долго себя дожидаться.