***
Мне дорого твоё молчание,
Твои глаза и запах сладостных духов.
Мне нравится твой звучный голос, что отдаётся эхом в комнате,
Где мы вдвоём.
Меня влечёт к тебе, но ты запретный плод.
Оно и лучше, ведь это будет грех плотской.
Мне помнятся те редкие мгновения, когда мы сели друг напротив друга
И, молча, не выдавая звука,
Смотрели в нежные глаза друг друга.
Твоя прекрасная улыбка,
Что отдаётся дрожью во всём теле,
Но вот беда, она давно уж не моя.
Мне помнятся твои упрёки,
Что изредка вселяли страх в меня,
Но, Боже, даже это,
Всё, я всё снести готова,
Чтоб только ты была моя,
Чтоб слышать смех, и плач, и замечания.
Я помню те жестокие мгновения,
Когда с тобой стоит чужой мне человек,
Но вот опять беда – ты не моя,
Увы, не суждено мне ревновать тебя,
Уж это привилегия за мною не стоит,
Оно и лучше, ведь это будет грех плотской.
Бывают времена, когда глаза твои полны мельчайших слёз.
Никто не видит, но вот я...
Меня фальшивой маской счастья обмануть нельзя.
А лишь увидев, твоё уставшее лицо,
То всё моё нутро кричит и ноет.
Я бьюсь в истерике об стол,
Но вот опять беда – ты не моя.
Мне претит взгляд чужих людей,
Что устремили взор к тебе,
Мне претит их рукопожатие и даже
Простое присутствие наедине,
Но знаю я, мне нравятся твои глаза и руки
И то, как ты изящно поправляешь чёрный локон,
Что выбился с оков твоих волос.
Мне умилительно смотреть, как щуришь брови невпопад,
Когда пытаешь понять всё то,
Что писано заумным словом.
И даже ночью мне чудится твоё присутствие,
Когда при виде темноты закрываются глаза,
А ты всё едешь, едешь, едешь туда,
Что ты зовёшь родным себе домом,
Туда, где нет меня и, где нет нас
И есть лишь ты и твоя семья,
Но вот беда – ты не моя.
Оно и лучше, так быть должно
И впредь мы мчимся в никуда.
