Юра пришёл на работу.
В тот раз, не как в ночь с пятницы на субботу или на выходных, в клубе «Космос» было не сильно много людей – но всё ещё шумно и толпливо. Полумрак прорезали пучки лазерных лучей, выхватывали фигуры и лица и окрашивали в яркий зелёный цвет. Всё гремело от выкрученной на максимум музыки. Юра закрыл глаза – и рухнул в темноту внутри себя, где не было слепящих лазеров.
А он привык.
Каждая клеточка его тела сотрясалась в такт, входила в резонанс с битами, бьющими по барабанным перепонкам.
Кто-то неожиданно толкнул Юру в бок, отчего он вздрогнул. Все мышцы его моментально напряглись.
– Юр! Юр! – позвал голос, приглушённый громкой музыкой и общим шумом клокочущего клуба.
Юра разлепил веки – и тут же слепящий пучок лазерных лучей обдал его взгляд. Он зажмурился, чтобы темнота в глазах и мерцающие мушки рассеялись, так что когда он вновь открыл глаза, то среди мельтешащих силуэтов сумел различить перед собой фигуру своего недавно назначенного напарника.
– Понежней нельзя было?! – процедил Юра сквозь зубы, оглядываясь вокруг, как будто бы спросонья. – Что такое?
Напарник потянулся и по-дружески похлопал его по плечу.
– Понежней обязательно буду. Только не сейчас. Тут драка, – сказал он и рукой указал в сторону бара.
Юра не сразу сориентировался, что происходит. Перед барной стойкой, отгораживающей общую темноту помещения клуба от ярко освещённого бара, полок, сверкающих стеклом бутылок, метались чёрные силуэты, расплывались и дёргались – нечеловеческие. У них были чёрные руки – и тут же на их месте появлялись стулья и бутылки, пересекались друг с другом.
Драка...
Юра бросился туда, вслед за напарником, в самую гущу.
Музыка ещё играла, сотрясала стены. Только с танцпола толпа медленно перетекала поближе к барной стойке и стала чуть более стабильной, не как ртуть. Юра протолкнулся сквозь толпу, раздвигая массу человеческих тел руками – к стойке.
Вместе с напарником они разняли дерущихся.
Несколько парней. Один – полный, потный, с влажными от пота взъерошенными тёмными волосами; глядит выпученными глазами. Щёки раскраснелись. Ему Юра заломил руку и пнул под толстый зад по направлению к выходу. Толстяк упирался, брыкался, его влажные вспотевшие локти выскальзывали из Юриных рук. В духоте помещения клуба, забитого народом, Юра тоже вспотел. Выглаженная перед сменой белая рубашка на нём смялась и, холодная, прилипла к спине. К влажному лбу прилипли белокурые завитки. Он изнемогал, дышал открытым ртом, но при этом благополучно давал указания, куда толстяку идти – как конвоир зеку.
Они не разбирались. Просто выставили участников драки на улицу.
На улице Юра наконец смог вдохнуть полной грудью. Вокруг была душная, но не такая, как помещение клуба, влажная и тёмно-синяя летняя ночь, на задворках клуба «Космос» разбавленная блекло-жёлтым электрическим светом. Во дворах было ти-хо, тоже не как в клубе. И когда Юра и его напарник выпроводили дравшихся прочь, и те после долгих препирательств всё-таки исчезли в темноте, они остановились на заднем крыльце.
В темноте смятых окурков на асфальте под ногами не было видно.
Юра вытянулся, сомкнув руки за головой. Под материей его рубашки показались округлые выступающие рёбра. В пояснице у него что-то хрустнуло, из-за грудины вырвался невнятный вой, как будто он копился в тесной грудной клетке долгие и долгие годы. Подошедший по правое плечо напарник жестом предложил ему пачку сигарет. Юра так же молча кивнул и полез длинными узловатыми пальцами, вытянул сигарету.
Поднёс зажигалку к кончику. Вспыхнула желтовато-алым по краям бумага, вскипели бурые прожилки смолы. Крошечный язычок пламени зажигалки отбросил на Юрином лице, походившем в свете фонаря над чёрным ходом клуба на грубо деланную восковую маску, прозрачные рыжие осколки-отсветы. Дрожащие – они запутались и в волнах его светлых волос. А Юра убрал зажигалку, двумя пальцами отнял сигарету от губ, выпустил мутное облачко дыма и сквозь него вгляделся в мутную темноту, пробитую квадратами окон. В них, в этих редких окнах, освещённых всеми оттенками жёлтого, можно рассмотреть занавески, за ними – люстры, меблировку, цветы на подоконниках. Всё такое разное. Но в каждом из этих окон, чудилось Юре, таится настоящий домашний уют.
В одном окне не было жёлтого света, но тусклые отсветы то и дело появлялись, приглушались, гасли и появлялись вновь – там, очевидно, смотрели телевизор.
От рассматривания окон в темноте Юру оторвал куривший рядом с ним напарник – своим ворчанием:
– Нормально же, блять, всё начиналось... Нет, бля, давайте пиздиться! Мне тут больше делать нечего, как вас-долбоёбов разнимать. И скажите спасибо, что мы ещё не позвонили в мусарню.
Юра затянулся, выпустив из расслабленнх губ дымок.
– А мы могли вызвать?
– Вообще – да, – почесал за ухом его напарник.
Руководство клуба «Космос» не рекомендовало охранникам обращаться в органы правопорядка по поводу драк. Охранники догадывались, почему, и с лишними вопросами старались не лезть. Всем нужна была работа, к тому же, по меркам Дольненска в клубе «Космос» платили весьма прилично. В то же время, хоть никто никогда и не говорил вслух, но это всё равно знал весь город: сначала кинотеатр, а затем и ночной клуб «Космос» в девяностые был открыт на деньги Гоги Сивого, он же – Георгий Владимирович Севцов, в середине двухтысячных кандидат на пост мэра Дольненска. Чем же Севцов занимался до того, как баллотироваться в мэры, в городе также знали все.
Ещё в конце восьмидесятых он, будучи подростком, имел приводы за мелкое хулиганство, позже – и за драки. У него была своя дворовая шайка, которая к девяностым превратилась в настоящую банду, и Гога Сивый решил, что может сместить самого Кузю (Ивана Кузьмичёва), под чьим влиянием тогда находился Дольненск. Так началась война двух дольненских ОПГ – вот во что переросли те драки стенка на стенку за двор. Люди Сивого похищали, расстреливали, резали и топили людей Кузи, а люди Кузи, в свою очередь, похищали, расстреливали, резали и топили людей Сивого. Под горячую руку попали прокурор города, директор Покровского кладбища, несколько следователей милиции, обслуживающий персонал питейных заведений и превеликое множество других, чья связь с дольненским криминалом доподлинно не установлена.
Гога Сивый – знал весь Дольненск – в основном контролировал рынок сбыта наркотиков, а именно героина. Конечно, вслух об этом, опять же, не говорили, но это знание как будто само собой витало над городом. Каждый житель если не знал, то догадывался, что где-то в ночном клубе «Космос» кто-то толкает наркоту – явно под чутким руководством самого Гоги Сивого. Точно так же все были убеждены и в том, что для благополучного развития своего дела Севцов отстёгивает определённую долю выручки и полицейскому начальству; но и надежда на существование честных ментов, как в телесериалах, в народе всё ещё жила. Их-то и боялись охранники в клубе «Космос», потому и осторожничали, старались по возможности не вызывать полицию на происшествия в клубе, а предпочитали разбираться своими силами.
– Вообще-то – нет, – возразил Юра напарнику.
Его грудная клетка раздвинулась, наполняясь табачным дымом, затем сжалась, выдавливая дым.
Юра посмотрел на сосредоточенного напарника, курившего рядом (ему по плечо и одет в чёрный костюм). Такая одинокая чёрная фигура в темноте, материальная и отрешённая. Юра – такая же одинокая фигура. И каждый сам за себя в этой темноте.
– Ты же понимаешь, что в случае, если мы вызовем ментов, то тут будет только два исхода – и оба не в нашу пользу? – обратился Юра к напарнику, так раздражённо, брызжа слюной через сжатые зубы. – В одном случае мы получим пизды за наркоту от полицаев, а в другом – от начальства за полицаев. Цугцванг – кажется, так это называется, – говорил он, а про себя думал: «Вона, какой балабол-то, сколько пизжу – прям как Тресвятский!»
Трес-вятс-кий...
Он сейчас – тоже на смене, на своём заводе. И он даже не представляет, что ровно в этот самый момент на Юру, что стоит на задворках ночного клуба, снизошло озарение. Юре хотелось закричать – но на него же смотрит напарник... Оставалось лишь думать, про себя, о том, что, на самом деле, этот пиздабол Макс Тресвятский – чёртов гений и, может быть, вообще самый счастливый человек на Земле. Отринув гордость, Юра признался самому себе, что всегда завидовал Тресвятскому – его открытости, простоте, которые оставались при нём, несмотря на всё то, что выпало на его долю. Юра стал черствее, злее, а Макс – нет. Говорит ли это о том, что из них двоих на самом деле сильнее Макс?
Да нет, быть не может!
– Мы тут одни, – продолжил Юра, – делаем, что хотим. Никто нам помогать не должен и не будет. Никакие менты, никакое начальство – никто и никогда. Главное – самому остаться на этом месте и получать эти деньги.
– Справедливо. И не поспоришь.
На самом деле – ему одному, конкретно взятому индивиду, никакие законы и не писаны. Существуя в этом бурном море житейском, он в то же время существовал и вне, в своей собственной плоскости, как и кто бы то ни был другой. У него свои цели, в основном, без излишней шелухи индивидуальных обстоятельств, – банальнейшие в своей сути: заработать достаточно денег, чтобы на них можно было удовлетворить максимум собственных потребностей и потребностей сестры. И эта цель для него оправдывает любые средства, он готов попуститься любыми общепринятыми законами ради средств к существованию, иначе он будет в полном отчаянии.
Отдаёт ли он себе отчёт в том, что, как и миллионы, миллиарды таких же людей, не каждый день он выбирает своего пути, а обречён следовать по нему? За него всё ведь уже давно предрешено, и его животное существо, слепо следующее инстинкту самосохранения, просто поймано в ловушку. И дело тут вовсе ни в какой предначертанной судьбе, ни в каком фатуме...
Юра отбросил окурок, промахнулся мимо урны и зашёл обратно. На него тут же набросился возмущённый менеджер:
– Какого хуя вы уходите, и никого нет на посту?! Я, что ли, за входом следить должен?
Юра взглянул на часы на запястье и спокойно отозвался:
– Прошло только три минуты.
Его реплика несколько обескуражила менеджера, так что тот только пожал плечами.
– Ну смотри у меня...
Они с трудом разошлись в узком коридоре, Юра направился внутрь клуба. На музыку, от которой дрожали стены.